Гиацинт

Гиацинт

Носит по-турецки название «Муши-ру-ми» обозначающее на восточном языке цветов «Ты получишь все, что я только могу тебе дать».

В Западную Европу гиацинт попал лишь во второй половине XVII столетия, и прежде всего в Вену, которая в то время имела наиболее близкие сношения с Востоком. Но здесь он возделывался и составлял достояние лишь немногих завзятых любителей садоводства. Всеобщим же достоянием он сделался лишь после того, как попал в Голландию, в Гаарлем.

Сюда он попал, как говорят, случайно на разбитом бурей у голландских берегов генуэзском судне.

Корабль вез куда-то разные товары, а вместе с ними и гиацинтовые луковицы. Ящики, в которых они находились, подбрасываемые волнами, разбились о скалы, и вывалившиеся из них луковицы вынесло на берег.

Здесь, найдя подходящий для себя грунт, луковицы укоренились, пустили ростки и зацвели. Наблюдательные же любители цветов тотчас же обратили на них внимание и, пораженные их необычайной красотой и чудным запахом, пересадили их к себе в огород.

Тут они начали их культивировать, скрещивать и получили таким образом те дивные сорта, которые составили неиссякаемый предмет удовольствия и как культура, и как источник громадных доходов, который обогащает их с тех пор целые столетия.

Это было в 1734 году, т. е. почти через сто лет после тюльпана, как раз в то время, когда охватившая горячка к разведению этого цветка стала немного остывать и чувствовалась потребность в каком-нибудь другом, который бы мог отвлечь от этой страсти и, если возможно, заменить собою тюльпан. Таким-то цветком как раз и явился гиацинт.

Изящный по форме, красивый по окраске, превосходящий тюльпан еще своим чудным запахом, он вскоре сделался любимцем всех голландцев, и на его разведение и выведение новых его разновидностей и сортов стали тратить не меньше денег, чем на тюльпан. Особенно же эта страсть стала разгораться, когда удалось случайно вывести махровый гиацинт.

Получению этой интересной разновидности, как рассказывают, любители обязаны припадку подагры гаарлемского садовода Петра Ферельма. Известный этот садовод имел обыкновение срывать беспощадно с цветов всякий неправильно развившийся бутон, и такой участи подвергся бы, без сомнения, и безобразный бутон, появившийся на одном из особенно драгоценных видов гиацинта. К счастью, однако, Ферельм в это время заболел подагрой и, принужденный пролежать более недели в постели, не посещал своего сада. А тем временем бутон распустился и, к величайшему удивлению самого Ферельма и всех голландских садоводов, оказался никогда не виданною еще махровой формой гиацинта.

Такой случайности было достаточно, чтобы возбудить всеобщее любопытство и пробудить заглохшие было страсти. Смотреть на это чудо двинулись со всех концов Голландии, приезжали даже садоводы и из соседних стран; всем хотелось воочию убедиться в существовании такой невероятной формы и, если возможно, приобрести, чтобы иметь то, чего еще ни у кого не было.

Сорт этот Ферельм окрестил именем «Мария», но, к прискорбию, как этот экземпляр, так и следующие два махровых экземпляра у него погибли, и сохранился лишь четвертый, которому он дал название «Король Великобритании». От него-то и пошли все имеющиеся теперь махровые гиацинты, так что сорт этот считается в Голландии и поныне прародителем всех махровых гиацинтов.

Затем голландские садоводы стали обращать внимание на увеличение количества цветов в цветочной стрелке, на увеличение размеров самих цветов, на получение новой окраски...

Особенно же старания их были направлены на получение как можно более яркого желтого цвета, так как среди синих, малиновых и белых тонов, которыми отличались окраски этих цветов, цвет этот являлся большой редкостью.

Достижение триумфа в каком-нибудь из этих стремлений, получение каждого выдающегося сорта непременно сопровождалось празднеством. Счастливец-садовод приглашал к себе всех соседей окрестить новорожденного, и крестины сопровождались всегда богатой пирушкой, особенно, если новый сорт получал имя какого-нибудь знаменитого лица или царствующей особы.

Сколько могли стоить подобные новинки в это время  — даже трудно и поверить, особенно, если принять во внимание сравнительно высокую в те времена ценность денег и дешевизну продовольственных продуктов. Заплатить 500  — 1.000 гульденов за луковицу нового сорта считалось даже очень обыкновенным, но бывали луковицы, как, например, ярко-желтый «Офир», за штуку которых платили 7.650 гульденов, или «Адмирал Лифкен», за который было заплачено 20.000 гульденов! И это тогда, когда воз сена стоил чуть не несколько копеек и на копейку в день можно было отлично прокормиться...

С тех пор прошло уже более двух столетий, и хотя голландские любители не платят теперь уже таких сумасшедших денег за новые сорта, гиацинт остается любимым их цветком. И до сих пор выдающиеся садоводческие фирмы устраивают ежегодно так называемые парадные поля, т. е. целые сады цветущих гиацинтов, расположенные в прикрытых сверху тентом помещениях. И массы народа стекаются туда, чтобы посмотреть и полюбоваться этими чудными цветами.

На такого рода выставках каждый садовод старается блеснуть совершенством своих культур, какой-нибудь оригинальной новинкой перед своими сотоварищами и интересующимися любителями и получить назначаемые большими садоводческими фирмами специальные премии.

Здесь, конечно, играет роль теперь уже не одно тщеславие, а и другая, более важная цель  — коммерческая: зарекомендовать как перед голландской публикой, так и перед многочисленными иностранными клиентами превосходство своего товара и приобрести нового покупателя. И цель эта в большинстве случаев достигается. Благодаря такого рода выставкам многие незначительные фирмы выдвинулись вперед и сделались теперь первоклассными. Благодаря им с каждым годом все увеличивается и увеличивается и количество новых сортов. От бывших некогда 40 сортов число их в настоящее время возросло до 2.000, и не проходит года, чтобы не прибавилось еще несколько новых.

Из Голландии культура гиацинтов перешла прежде всего в Германию (Пруссию), а затем уже и во Францию. В Пруссии она начала главным развиваться вскоре после переселения из Франции изгнанных Нантским эдиктом гугенотов, которые вообще перенесли в Германию, и особенно в Берлин, вкус к красиво цветущим растениям, красивой обрезке деревьев и красивой планировке садов.

Но особой славы она достигла лишь во второй половине XVIII века, когда Давид Буше (потомок гугенотов) устроил в Берлине первую выставку гиацинтов. Выставленные им цветы так поразили своей красотой и пленили чудным запахом всех берлинских любителей цветоводства и вообще берлинскую публику, что многие занялись их культивированием с не меньшим рвением, чем в былые времена голландцы. Ими увлекались даже такие серьезные люди, как придворные капелланы Рейнгард и Шредер, которые с этого времени не только культивировали в огромном количестве эти цветы почти до самой своей смерти, но и вывели множество их разновидностей.

Несколько лет спустя возникла в Берлине, на Комендантской улице, возле гиацинтовых культур этого Буше даже особая, основанная его родственником, Петром Буше, знаменитая берлинская кофейня, куда собиралась вся знать и все богачи Берлина, чтобы попить кофе и полюбоваться гиацинтами. Посещение это вошло в такую моду, что у Буше неоднократно бывал и любовался его цветами сам король Фридрих-Вильгельм III.

Такое увлечение берлинской публики гиацинтами не замедлило породить массу конкурентов Буше среди других садоводов, и в 1830 году близ Шлезвигских ворот гиацинтовыми культурами покрылись целые поля. Достаточно сказать, что на них рассаживали ежегодно до 5.000.000 гиацинтовых луковиц.

Чтобы посмотреть эти цветущие поля гиацинтов, ежегодно в мае стекалось туда все население Берлина: и конные и пешие, и богатые и бедные. Это было что-то вроде мании, какое-то паломничество. Тысячи людей часами стояли вокруг этих полей и упивались красотой цветов и чудным их запахом. Не побывать на гиацинтовых полях и не увидеть их считалось непростительным... При этом за ближайшее рассмотрение цветов садоводы взимали немалую входную плату, а также немало выручали денег и за продажу букетов из срезанных гиацинтов, приобрести которые каждый мало-мальски зажиточный человек считал для себя обязательным.

Но все на свете преходяще. И столь славившиеся в начале сороковых годов эти гиацинтовые выставки и поля начали мало-помалу надоедать, все менее и менее привлекать публику и десять лет спустя совсем прекратились. Теперь от этих громадных полей остались одни лишь воспоминания (их площадь вся изрезана железною дорогою), и хотя на южной стороне Берлина кое-где и продолжают еще культивировать гиацинты, но о прежних миллионах луковиц и помину нет. В настоящее время самое большое, если под этими культурами занято несколько десятин, которые дают доход от 75 тысяч до 100.000 рублей.

Во Франции гиацинты были также очень любимы, но далеко не производили такого фурора, как в Голландии и Пруссии. Здесь они обратили на себя особое внимание, лишь когда ученые начали культивировать их в сосудах с водой без всякой примеси земли и когда в 1787 году маркиз Гонфлие на публичном заседании французского Общества земледелия ознакомил парижан с оригинальным опытом культуры гиацинта в воде  — стеблем в воду, а корнями кверху. Вид такого гиацинта, распускающего свои прекрасные цветы в воде, поразил всех.

Известие об этом новом способе культуры не замедлило распространиться по всему Парижу, а затем и по всей Франции, и каждый хотел сам повторить этот опыт. Особенно же удивляло всех, что при таком развитии в воде листья вполне сохраняли свою величину, форму и окраску, а цветы хотя и получались несколько более бледными, но все-таки были вполне развиты.

С этих пор культура гиацинтов во Франции начала все более и более входить в моду. Особенно же славилась культура маленьких ранних гиацинтов, получивших название римских (Romaine).

Но прелестный этот цветок имел во Франции одно время очень печальное применение: им пользовались для одурения, доходившего до отравления, тех лиц, от которых почему-либо желали избавиться. Особенно это практиковалось с женщинами, и притом главным образом в XVIII столетии.

Обыкновенно предназначавшиеся для этих целей букет или корзина гиацинтов опрыскивались чем-нибудь таким ядовитым, что могло быть замаскировано сильным запахом этих цветов, или же цветы ставились в таком количестве в спальню или будуар, что сильный запах их производил у людей нервных страшное головокружение и причинял даже смерть.

Насколько последнее верно  — трудно поручиться, но в мемуарах жившего во времена Наполеона I при французском дворе г-на Сам приводится случай, когда одна вышедшая по расчету за богатого человека аристократка уморила его, убирая ежедневно спальню массой цветущих гиацинтов. Подобный же случай приводится Фрейлигратом в его поэме «Месть цветов». Да и вообще, надо заметить, немало есть людей, которые не выносят одуряющего запаха этого цветка, чувствуют дурноту и даже падают в обморок.

Из новейших писателей мы встречаем гиацинт еще и у Эдгара По в его рассказе «Поместье Арнгейм», где он описывает целые поля цветущих гиацинтов.