Н.Ф.Золотницкий
«Цветы в легендах и преданиях»
Москва, 1913.
Отпечаток ключей
Царствия Небесного,
цветок лорда Биконсфильда —
ПРИМУЛА
Кому не знакомы те стрелки прелестных желтых цветов, которые в начале лета в изобилии усеивают наши лесные опушки и поляны? Листья и стебли их, покрытые белым пушком, издают приятный пряный аптечный запах. Особенно нравится этот запах, а также и сладковатый вкус их стебля нашим деревенским детям, которые рвут их во множестве и жуют с наслаждением, как какое-нибудь лакомство.
Цветы эти носят научное название примул (Primula veris) — первоцвета, так как появляются одними из первых цветов весной; в народе же они слывут у нас под именем баранчиков (вероятно, за свои сморщенные, похожие на смушки хивинки1 листья), а в Германии — под именем ключиков (Schlusselblume). Последнее название дано им за сходство их цветорасположения со связкой старинных церковных ключей.
О происхождении этих цветов в средние века сложилось следующее интересное сказание.
«Однажды, когда апостол Петр, которому вверены были ключи от Царствия Небесного, находился на страже у входа в рай, ему вдруг донесли, что кто-то, добыв поддельные ключи, намеревается проникнуть туда без его разрешения. Пораженный таким ужасным известием, апостол в испуге выронил из рук свою связку золотых ключей, и она, падая от звезды к звезде, полетела на нашу землю.
Желая перехватить ее, апостол послал поспешно вдогонку за ней ангела; но прежде, чем ангел успел выполнить данное ему приказание, связка уже упала на землю, глубоко в нее врезалась, и из нее вырос желтый, похожий на ключи апостола цветочек.
И с тех пор, хотя ангел и взял с собою ключи св. Петра обратно, но слабые отпечатки их остались на земле, и каждый год из них вырастают цветы, которые отпирают нам дверь к теплой погоде, к теплому лету...»
О цветах этих, как ключах, отпирающих весну, говорится и у малороссов и поется даже песенка: «Смертная неделя (4-я неделя поста, когда зима начинает уже как бы умирать), куда ты девала ключи? Я отдала их Вербному воскресенью. Вербное воскресенье, куда ты девало ключи? Я их отдало Зеленому (Чистому) четвергу. А ты, четверг, кому их отдал? Я их отдал св. Юрию».
И вот св. Юрий (23 апреля) встает, бросает их на землю, и вырастает из них первая бархатная травка и первые цветы — первоцвет.
Наконец, по древнегерманским сагам, первоцвет считается еще ключами богини весны — Фреи.
Богиня эта красива, молода, обворожительна. Ожерельем ей служит радуга, которую сковали ей гномы. И там, где это радужное ожерелье коснется земли, с него падают на землю золотые ключи и, упав, превращаются в первоцвет.
Еще поэтичнее и фантастичнее легенда, сложившаяся про родственный этой примуле вид — красную примулу-аурикулу2, растущую на высоких, малодоступных горных склонах.
Прелестный цветок этот составляет предмет страстного желания для молодых горцев. Добыть его в горах и украсить им свою хижину — считается у горной молодежи верхом молодечества и счастья; а потому всякий почему-либо уезжающий из родных гор молодой человек хранит засушенную примулу как драгоценную память о родине, о родных и всех дорогих его сердцу людях и никогда с ней не расстается. Вероятно, по этой-то причине и сложившаяся про нее легенда имеет в своей основе любовь к родине и дорогой родной семье.
«Жил-был однажды, — повествует легенда, — один пылкий юноша, который в своем увлечении наукой хотел вознестись с земли на небо и, пытаясь разрешить тысячи беспокоивших его ум вопросов, стремился все выше и выше в заоблачные пространства. Из одной страны он переселялся в другую, от одного моря к другому, проникал в миры духов подземных, все созидающих и движущих под землею, проникал в миры духов подводных, управляющих всем и творящих все, что в воде, упивался с жадностью их познаниями и превратился наконец в гиганта по знанию, уму и телесной силе. Ударом кулака он мог разбивать вдребезги скалы и силой своего ума делить, разлагать и уничтожать все существующее на земле. Он был всемогущ в разрушении. Но при всей такой страшной силе создать нового, однако, ничего не мог, не мог создать даже малейшей былинки, которую безжалостно попирали его ноги...
И охватили его тогда недовольство и злоба, и снова стал он блуждать по горам, поднимаясь все выше и выше к небу и добиваясь еще более глубокого знания и разрешения тысячи новых жгучих вопросов. И долгие дни и ночи блуждал он так, полный тревоги, не видя конца, устремив взоры днем на облака, а ночью на звезды, пока не блеснул ему наконец луч надежды. В своей руке он нес золотой ключ, который удалось ему сделать при помощи всех дружески расположенных к нему духов. Ключ этот должен был открыть доступ в небо, как только ему удастся подняться выше облаков, к преддверию вечности.
И вот в тихую весеннюю ночь он уже добрался до высочайшей земной вершины — туда, куда не проникал еще ни один человек. Под ним носились облака. Ни одного звука не доносилось снизу. Не чувствовалось ни малейшего дуновения ветерка. Звезды блестели во всей своей красе и величии, и лучи их образовывали перед ним как бы серебристый мост, по которому он мог вознестись до преддверия неба. И он шел по его блестящей стезе с широко разверстными очами, не оборачиваясь, все выше и выше...
— Не дрожать, — сказала ему звезда справа.
— Не оборачиваться, — сказала ему звезда слева.
— Все забыть, — прибавила ему блестевшая перед ним яркая звезда и при этом поглядела на него с глубокой, бесконечной грустью...
И юноша не дрожал, не оборачивался и держал наготове ключ, так как теперь он был уже недалеко от преддверия вечности.
— Все забыть! — повторила звезда, и юноша был готов уже вложить ключ в замок, который переливался всеми цветами радуги.
— Все забыть! — повторила она ему еще раз, — забыть и зеленеющую землю, и свою молодость, детство, все забыть и навсегда. Забыть свою родину, забыть своих братьев и сестер, отца, забыть вскормившую и взлелеявшую тебя дорогую мать...
Тут рука юноши не выдержала и дрогнула. Он обернулся... и в ту же минуту с грохотом с серебристых лучей звезд сквозь облака полетел на зеленеющую, оживающую весной землю.
Долгое время лежал он тут, как бы погруженный в глубокий сон. Когда проснулся и осмотрелся кругом — все исчезло, как сновидение, и только в руке продолжал он держать свой золотой ключ, который за ночь превратился уже в весенний цветок и пускал корни в дорогую для юноши зеленеющую землю — его родину...»
Примула была известна с самой глубокой древности и считалась лекарственным цветком Олимпа. Древние греки называли ее «додекатеон», т. е. цветок двенадцати богов3, и верили, что в нем заключается целебное начало против всех болезней — следовательно, он являлся чем-то вроде той всемирной панацеи — лекарства от всех недугов, которого так тщетно доискивались в средние века. Кроме примулы впоследствии это свойство приписывалось также жирянке (Pinguicula vulgaris) и некоторым другим растениям. Но у греков оно исключительно приписывалось нашему первоцвету (Primula officinalis), и об его происхождении говорилось, что он возник из тела умершего от любви юноши Паралисоса, которого боги из сострадания и превратили в это ароматическое растение. Вследствие этого в древности им преимущественно лечили от паралича (paralisis) и болей в сочленениях, так что в медицине и до сих пор его называют нередко параличной травой (herba paralisis arthrica).
В чудодейственную силу примулы верили также и древние кельты, и галлы. У них она носила название самолус и собиралась с большой таинственностью, натощак и босиком их жрецами (друидами). При собирании жрецы эти, сверх того, должны были просовывать собирающую руку под левую полу одеяния и, сорвав цветок, не глядя, прятать в платье, так как только в таком случае растение вполне сохраняло свою целебную силу.
Сок этого цветка входил у друидов также в состав знаменитого любовного напитка «фильтра», который варился в полночь из вербены, черники, мха, пшеницы, клевера и меда. Но тогда цветы надо было срывать до наступления новолуния. Составленный таким образом напиток ставился на огонь, и молодые девушки-жрицы должны были разогревать его своим дыханием до тех пор, пока он не закипит. Напиток этот считался всемогущим. Достаточно было выпить несколько капель, чтобы воспылать сильнейшей любовью к тому или той, которыми он был поднесен.
Подобные любовные зелья существовали уже и в древности, и рассказывают даже, что известный писатель Апулей, живший во II веке н. э., воспользовался подобным напитком, чтобы влюбить в себя и заставить выйти за него замуж богатую пожилую вдову по имени Пуденция, причем будто даже составлял и самое зелье. Родственники этой вдовы привлекли его в суд, указывая, что ей уже 60 лет и что, вдовея более 15 лет, она никогда даже не выказывала желания выходить вторично замуж. Да и сама вдова, как говорят, подтверждала, что он ее околдовал своим питьем. Однако Апулей сумел так ловко защитить себя, что выиграл процесс.
Кроме сока растений в состав этих любовных зелий входили и разные еще горячащие кровь вещества, как, например, шпанские мушки, мясо рыбы реморы и особенно какое-то оригинальное вещество, носившее название гиппоман и представлявшее черный нарост, появлявшийся, будто, иногда на лбу новорожденных жеребят.
Вера в сверхъестественное влияние примулы, распространенная столь сильно в средние века, перешла в более близкие нам времена. В Пьемонте верят и до сих пор, что она обладает чудодейственной силой отвращать наваждение диавола, прогоняет бесов и заставляет выступать из земли кости невинно погибших людей. В Бретани говорят, что она причиняет лихорадку детям, когда они долго ею играют. А у малороссов цветы эти называют «ряст4» и считают талисманом, охраняющим жизнь.
Нарвав этих цветов, их бросают на землю и топчут ногами, приговаривая: «Топчу ряст, дай Боже его понатоптати и следующего года дождатися».
От этого обычая даже произошла малороссийская поговорка, когда хотят сказать, что кому-нибудь осталось недолго жить: «Уж ему ряста не топтать».
Но кроме этих чудодейственных влияний примуле приписывалось и приписывается еще магическое свойство известной разрыв-травы — открывать скрытые клады, что особенно часто случается, по словам немецких крестьян, если ее найти в цветущем состоянии в ночь под Рождество или в день заговенья на масленице.
В это время, по их поверью, на полях появляется нередко одетая в белое женщина с золотым ключом, в короне на голове (по всей вероятности, это древнегерманская богиня Фрея), и все сорванные в ее присутствии примулы получают свойство открывать спрятанные сокровища.
Так, однажды глубокой осенью один пастух нашел у развалин замка Бланкенборк, в Швабии, такую примулу и, заткнув ее за шляпу, пошел домой. Вдруг он почувствовал, что шляпа его сделалась удивительно тяжелой. Сняв ее, он увидел, что цветок его превратился в серебряный ключ. В то же время перед ним выросла, как из земли, белая женщина, которая сказала, что может открыть этим ключом еще никогда не открывавшиеся двери Гиршберга и взять оттуда все, что ему понравится, но только пусть не забудет там «самого лучшего». Пастух пошел, набрал там полные карманы сокровищ, но впопыхах самое лучшее-то (цветок примулы) и забыл, и потому, когда вздумал вновь идти туда, то ни места, ни сокровищ уже более не нашел.
То же самое случилось в другой раз и с одним пастухом овец. Нарвав в такое же время примул, он был приведен такой же белой женщиной на место клада, и его цветы вдруг превратились в ключи. Одним из них он отпер очутившуюся пред ним внезапно дверь и увидел, к величайшему своему удивлению, перед собой целый ряд ящиков, наполненных овечьими зубами. Не зная, что с ними делать, машинально он набрал их несколько пригоршней и, наполнив ими свои карманы и забыв совсем о ключе-цветке, пошел домой. Между тем ночью все эти зубы превратились в чистое золото. Тогда он решил снова идти на это место, но найти его более не мог, так как, так же как и первый пастух, забыл там «самое лучшее».
Наконец, существует еще сказание, что Берта (жена Одина), царица неба, ниспосылающая, по древнегерманской мифологии, на землю благодетельный дождь, появляется иногда также в виде белого привидения, заманивает при помощи прелестных примул нравящихся ей детей и ведет их по дороге, поросшей этими цветами, к какой-то таинственной, выступающей из горы двери. Дверь эта ведет к заколдованному замку. Как только ребенок дотронется до нее цветком, она потихоньку отворяется, и счастливец вступает в дивную залу, всю уставленную вазами, засаженными восхитительными примулами. Каждая из таких ваз содержит в себе несметные сокровища. Взяв оттуда сокровища, примулу, однако, надо непременно положить обратно, так как иначе взявший клад всю жизнь будет неотвязно преследоваться черной собакой.
В некоторых местностях Германии цветок этот называется еще ключом замужества (Heirathsschlussel), так как существует поверье, будто та девушка, которая первая на Пасху найдет в поле первоцвет, непременно в этом же году выйдет замуж, и потому на всякую такую девушку смотрят уже как на невесту.
В некоторых местностях Германии цветок этот считают, наоборот, цветком отвергнутой любви (verschmahter Liebe), и сложилась даже такая песенка:
По датским же сказаниям, первоцвет — это заколдованная принцесса эльф. Раз эльфа эта была отпущена своей царицей на землю. Там она полюбила одного молодого юношу и забыла совсем свою родину. Тогда в наказание она была превращена в примулу, а юноша — в весеннюю анемону.
И вот теперь они рано вместе зацветают и рано вместе умирают.
Таковы сказания, существующие о примуле в Германии и Дании, но о ней сложилось немало сказаний еще и в Англии. где она носит обыкновенно название cowslip, а в некоторых местностях называется волшебным цветком (Fairy-cup), так как существует поверье, будто в его лепестках во все дни года, исключая 1-ое мая, укрываются маленькие феи и крошечные сказочные старички-гномы. Вследствие этого про нее рассказывают немало разных прелестных легенд.
Так, например, в Линкольншире говорят: «Прислушайтесь только, какие дивные звуки несутся из примул всякую лунную ночь, когда роса блестит на траве. Прелестные голоски волшебных гномов поют хвалу укрывающим их цветкам, где они могут найти приют и в дождь, когда светлые лучи месяца сменяются мрачными облаками. Как только крупные капли дождя начнут падать на землю, толпы этих крошечных сказочных существ приходят в волнение. Их тоненькие платьица не то светлого, не то темного цвета, как тени от листьев, опускаются, и их испуганные личики выглядывают со страхом из-под стебельков травы, внимательно высматривая: не видно ли где их приятельниц-примул? Завидев свое любимое растение, они мгновенно вскарабкиваются по его стебельку и забираются в ближайший цветочек. И вскоре из всех венчиков примул раздается приятное пение тоненьких голосков, сливающееся в один общий стройный хор. И счастлив тот смертный, который услышит это пение — одну из чудных песен царства фей».
Примула была воспета лучшими английскими поэтами, особенно Шекспиром — она упоминается во многих его произведениях. Так, в «Буре» ангел Ариель поет:
Шекспир воспевает ее еще в сказке «Сон в летнюю ночь», причем называет ее одетой в золотую одежду пенсионеркой волшебной царицы. Эльф поет:
В пояснение такого странного названия «пенсионерки» надо сказать, что начиная с 1539 года у английских королей был обычай держать при себе особую стражу из 50 телохранителей, которые назывались пенсионерами, так как им давалось особое, роскошное для того времени, содержание (50 фунтов стерлингов в год), две лошади и великолепное, из золотой парчи, платье. И вот, намекая на золотую одежду этих придворных пенсионеров королевы Елизаветы Английской, Шекспир и называет примулы пенсионерами волшебной царицы.
Но особое значение в Англии получили примулы с тех пор, как сделались любимым цветком знаменитого лорда Биконсфильда, который со времени одного события в его жизни ни одного дня — будь то зимой или летом — нигде и никогда не появлялся без этого цветка в петлице.
Чтобы пояснить такое постоянство в отношении одного и того же цветка, нужно сказать, что в Англии у великосветских людей существует обычай, считающийся в высшей степени фешенебельным, — носить в петлице цветы. При этом верхом шика считается носить раз избранный цветок во всякое время года, что, конечно, могут позволить себе лишь очень богатые люди, так как большинство цветов нельзя иметь круглый год, если не разводить их искусственно в теплицах.
Что касается до выбора лордом Биконсфильдом примулы и его привязанностей к ней, то об этом рассказывается следующая романтическая история.
«Однажды лорд Биконсфильд, будучи еще молодым юношей и нося скромную фамилию Дизраэли, был приглашен на бал в Букингамшир к одному из своих влиятельных родственников. Прохаживаясь там с одним из своих друзей по залам, он обратил внимание на чудный венок из примул, украшавший головку одной прелестной молодой дамы, и сказал:
— Не может быть, чтобы эти примулы были искусственные, в них чересчур много жизни, точно они только сейчас сорваны в саду.
Товарищ его, однако, был другого мнения и доказывал, что они искусственные, но только замечательно хорошо сделаны. Слово за слово, поднялся спор, и дело дошло до пари.
— Эти примулы меня так интересуют, — сказал Дизраэли, — что я должен непременно знать правду. Вот 5 гиней, заключим пари и попросим решить наш спор саму красавицу.
Товарищ, который был знаком с дамой, попросил у нее позволения представить ей Дизраэли и рассказал ей об их пари.
— Очень жаль, — ответила она, — но Вы проиграли пари: м-р Дизраэли совершенно прав — это настоящие живые примулы, я сама нарвала их сегодня утром в своем саду и сплела из них венок.
Говоря это, она вынула из своих волос одну из примул и, подавая ее с улыбкой Дизраэли, сказала:
— Убедитесь сами в своей победе!
Восхищенный Дизраэли воткнул цветок себе в петлицу и весь вечер не расставался с ним. На следующий день, делая визит красавице, он был обрадован, получив от нее снова примулу, и с этих пор имел счастье получать ежедневно по цветку во все время своего пребывания в Букингамшире. Но прелестная эта дама кончила очень печально. Катаясь как-то верхом на незнакомой ей лошади, она упала и так расшиблась, что схватила чахотку и быстро угасла от изнурения. Вскоре после этого Дизраэли приехал во второй раз в Букингамшир, но нашел только уже могилу красавицы Мабель — так звали эту даму — и, выбрав из всех покрывавших ее роскошных цветов только примулу, унес ее с собой как дорогое воспоминание.
С этих пор примула сделалась его любимым цветком, и он никогда с ней более не расставался. Где бы он ни был: в парламенте ли, на балу ли, на приеме ли королевы или просто у себя дома — всюду его можно было видеть с примулой в петлице; а говоря о молодой, безвременно погибшей красавице, он никогда ее иначе не называл, как Primula veris, или Примроз, как называют культурный вид этого цветка в Англии.
И теперь ежегодно 19-го апреля, когда торжественно празднуется в Лондоне годовщина смерти этого великого государственного деятеля Англии, все присутствующие носят в память о нем в петлице или на груди примулу, а могила его постоянно покрыта густым ковром этих цветов...»
В этот день желающих украсить себя цветами Биконсфильда так много, что вокруг парламента и по всем прилегающим к нему улицам бесчисленные торговцы цветами едва успевают получать деньги от покупающих, которые, украсив цветами петлицу своего сюртука или пиджака, спешат занять место в процессии перед статуей Биконсфильда.
Это патриотическое паломничество в Вестминстер, начавшееся с 1881 года (год смерти Биконсфильда), и убранство памятника возобновляются неизменно.
Заботы эти об увековечении памяти славного английского премьера взяла на себя основанная в 1889 году Лига примулы, имеющая отделения во всех богатых центрах Соединенного Королевства.
Имевшая при основании своем всего 950 человек, теперь она насчитывает уже около 2.000.000 членов. Во главе ее стоит президентом Бальфур, а пост канцлера занимает герцог Норфолькский. В число ее членов входит немало дам.
Цель же Лиги, кроме забот об увековечении памяти Биконсфильда, еще и защита и распространение консервативных идей.
Особенно торжественно было отпраздновано 25-летие годовщины его смерти. В этот день весь цоколь статуи буквально утопал в венках, букетах и гирляндах из лавров и примул, на которых красовался девиз: «Власть и свобода — ничего нет трудного».
А толпы почитателей были так несметны, что площадь вокруг памятника и по всем прилегающим улицам представляла собой сплошное море голов.
Примула была также любимым цветком принца- консорта — мужа королевы Виктории, и потому, когда умер Биконсфильд, то королева принесла ему венок из примул с надписью: «Его цветок».
Все полагали, что это был намек на любовь к примуле Биконсфильда; однако оказалось, что под словом «его» Виктория подразумевала не кого иного, как своего покойного мужа, и послала венок с такой надписью, чтобы показать, как она чтит память Биконсфильда.
Но и вообще надо сказать, что примула почему-то пользуется особой популярностью у англичан и является дорогим цветком, напоминающим им родину. Рассказывают, что одно время посылка примул из Англии в Австралию переселившимся туда англичанам приняла необычайные размеры. Каждый переселенец непременно желал иметь этот цветок, напоминавший ему дорогую родину, и держать его в своем цветнике, хотя и знал, что он с трудом там будет расти.
Известная немецкая путешественница Ида Пфейфер рассказывает, что однажды, путешествуя по Ост-Индии, она попала в гости к одному английскому магнату, который, показав ей весь свой роскошный сад с замечательно красивыми тропическими цветами, остановил ее внимание на кустике нескольких примул, которые он привез с собой из Англии и всячески лелеял.
— Они дороже мне, — сказал он, — всех этих роскошных цветов. Это цветы моей дорогой родины.
То же самое сообщает и сэр Гобгауз, путешествовавший по берегам Геллеспонта.
— Всякую английскую виллу, — говорит он, — я узнавал по присутствию в ее саду примул.
Вообще, где бы ни поселился англичанин, если у него есть сад, вы непременно увидите в нем примулы. Это необходимейшая принадлежность его сада.
Дикая наша примула, наш первоцвет, имеет много родственных видов, рассеянных по всем частям земного шара, причем многие из них культивируются в наших теплицах и садах, нося с ней общее название и отличаясь только научным латинским.
Так, без сомнения, всем известны те белые, розовые и красные примулы с разрезными пушистыми листьями, которые составляют один из наиболее распространенных наших зимних цветков на Рождество и на Пасху, и те лиловые, обильно цветущие почти круглый год, собранные зонтиками примулы, замечательно красивые листья которых имеют почковидную форму, а покрывающие их волоски вызывают сильно зудящую сыпь на руках, если до них как-нибудь неосторожно дотронуться. Впрочем, от сыпи этой отделаться очень легко: стоит только руки обмыть сейчас же одеколоном или даже просто винным спиртом5.
Обе эти примулы родом из Китая: первая носит название китайской (Primula sinensis), а вторая (опасная) — примула обконика (Pr. obconica). Но наиболее красивой из всех является примула, называющаяся в общежитии и у садоводов аурикулой. Родина ее — Штирия, Швейцария и Каринтия — вообще высокие горные страны Средней Европы.
От аурикул этих получена такая масса прелестных разновидностей, что одно время они конкурировали с гвоздикой и в начале XIX столетия были самым модным цветком.
В это время не только торговцы-садоводы, но многие даже богатые любители цветов строили для них теплицы и старались при помощи искусственного опыления, как было и с тюльпанами, получить свои собственные новые разновидности. Особенно славились тогда голландские бархатистые аурикулы, цветки которых были действительно, словно бархат, и английские, получившие такое странное название от того, что весь стебель их, листья и даже самые цветки были покрыты нежным мучнистым налетом. За такие аурикулы платили сумасшедшие деньги, и иметь у себя целую их коллекцию считалось верхом счастья. Таким счастливцам завидовали, как если бы они были обладателями необычайных сокровищ, и ездили к ним отовсюду, хотя бы только полюбоваться их редкими цветами.
Да и на самом деле, культура этих английских аурикул, походивших на каких-то напудренных, одетых в роскошные разноцветные платья придворных, представляла немало крупных затруднений. Их нужно было культивировать не иначе как в особых, покрытых стеклянными колпаками горшках, так как покрывавший их нежный, составлявший всю их прелесть налет не выносил ни малейшего дуновения ветерка, ни малейшего увлажнения: он сходил, даже если на цветок как-нибудь нечаянно дохнуть.
Особенно любил этот сорт аурикул король прусский Фридрих-Вильгельм III. Он называл их «придворным штатом короля Людовика XIV» и то и дело ездил любоваться на них к знаменитому в то время берлинскому садоводу Буше, который обладал замечательной их коллекцией.
Разводившийся в обилии сорт этот, без сомнения, представлял собой нечто необычайно оригинальное, но было, однако, много любителей, которые предпочитали ему пестрые бархатистые аурикулы, носившие название «bizarre» (причудливые). Цветы этих аурикул, называвшихся по-французски также медвежьим ухом (Oreilles d'ours), были самые разнообразные: белые, красные, желтые, синие, темно-пурпурные.
Аурикулы эти играли (да и до сих пор играют) большую роль в Италии на страстной неделе. Их называют там цветком страстей Христовых и убирают ими в эту неделю плащаницу и алтари церквей. Возвращаясь домой после всенощной, в пятницу на страстной, всякий благочестивый итальянец несет с собой домой вместе со свечой и такой цветок и хранит его как святыню в продолжение всего года до следующей страстной пятницы.
Аурикулы, как и многие модные цветы, не раз предоставляли возможность садоводам и даже некоторым частным лицам составлять себе хорошее состояние. Рассказывают, что один еврей благодаря этим цветам не только разбогател, но даже составил себе высокое положение в свете. Еврей этот занимался просто торговлей цветами по домам и ездил из одного города в другой, вследствие чего всюду знал всех выдающихся любителей цветоводства.
Однажды он пришел к одному из таких любителей спросить, не желает ли он дать ему какое-нибудь поручение.
— Да, — ответил тот, — мне хотелось бы переслать одному из моих друзей, такому же любителю, как и я, несколько горшочков моих лучших мучнистых примул, но не знаю, как бы сделать, чтобы они не потеряли при перевозке своего налета. Не возьметесь ли Вы их доставить?
— Я подумаю, — сказал еврей, — как это выполнить.
И на другой же день явился со стеклянным ящиком. Поместив в этот ящик цветы, он довез их в полной сохранности.
Получивший их любитель, который в то же время был обладателем громадного садоводства, увидя в таком чудном виде доставленные ему цветы, пришел в восторг от изобретательности еврея, дал ему крупную сумму для расширения торговли и сделал его своим комиссионером. И благодаря этой поддержке молодой еврей повел так хорошо свои дела, что через несколько лет (1797 г.) сделался богатым банкиром, приобрел себе всеобщее уважение и занял выдающийся пост в управлении городом Амстердамом.
Большой любительницей этих цветов была также императрица Екатерина Великая. У нее даже была целая комната, вся уставленная вещицами из саксонского фарфора, на которых были изображены эти цветы.
Рассказывают, что однажды, удостоив своим посещением одного из вельмож, большого любителя цветов, она так прельстилась находившейся в его оранжерее коллекцией аурикул, что сказала, что лучше этого угощения ей ничего не надо.
Польщенный такой похвалой, царедворец просил у императрицы позволения преподнести ей эту коллекцию. Императрица приняла это подношение с большой благодарностью, и на другой же день вся коллекция была перевезена в Зимний сад петербургского дворца.
В заключение к перечисленным нами употреблениям примулы в древней медицине прибавим еще, что в более близкие нам времена сушеные цветы употреблялись в Германии в качестве укрепляющего нервы чая, носившего название грудного чая «Галле», и подмешивались к вину, что известно из сохранившегося в Мекленбурге, изданного в 1789 году предписания города Нейштадта, где приказывается собирать как можно больше примул для снабжения ими придворного винного погреба. Кроме того, в Англии молодые листья примул весной едят в качестве салата, а имеющие пряный, анисовый запах коренья растения употребляют как пряности.
Наконец, сушеное растение употребляют нередко еще от ревматизма, а в Швейцарии из пришедшего в брожение отвара свежих цветов и меда готовят домашним образом превосходный шипучий освежающий напиток, нечто вроде известного немецкого «майтранка».
1 Смушка — шкурка, снятая с новорожденного ягненка. Хивинка — порода овец.
2 Первоцвет ушковый в СССР встречается на Кавказе и в М. Азии.
3 Додекатеон — сейчас самостоятельный род, также относящийся к сем. первоцветных.
4 Этим именем в различных областях называли разные растения, в том числе — пролеску.
5 Следует иметь в виду, что у отдельных людей контакт с некоторыми видами примул вызывает аллергические реакции, снять которые совсем не так легко.