Смысл экономической доктрины П. Буагильбера

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Смысл экономической доктрины П. Буагильбера

Смысл экономической доктрины П. Буагильбера

Оглавление.

1. Введение. 2

2. Краткая биография П. буагильбера 4

3. К вопросу о трудовой стоимости 5

4. Частная собственность на средства производства и трудовая теория

стоимости 8

5. Влияние трудовой теории стоимости на становление советской экономики

11

6. Заключение. 16

1. Введение.

Я решил остановиться именно на этой теме, потому что я считаю, что

ничто не повлияло на Советскую (а значит и Российскую) экономику так

ощутимо как тория трудовой стоимости.

Над этой проблемой работало множество экономистов, и раньше и теперь.

Этот вопрос помимо Буагильбера и Петти рассматривали также Маркс и Адам

Смит. Все они, безусловно, внесли свой вклад в эту теорию, однако вклад

Буагильбера и Петти есть решающий. Решающий он потому, что именно они

обратили на это внимание. На то, что богатство создаётся не деньгами, а

прибавочным продуктом, который произвёл рабочий.

С тех пор эта теория множество раз подвергалась критике и гонениям,

однако, не меньше её и хвалили и одобряли. Примером гонения может служить

мнение Маркса и некоего Гэри Норта, а одобрением то, что на этой теории

основывалась Советская экономика, было ли это ошибкой, кто знает, но это

повлияло и на все последующие поколения (повлияло в экономическом

контексте), и это является нашей историей хотим мы того или нет.

Формирование классической политической экономии было подготовлено

развитием капитализма. Ее первыми представителями были Уильям Петти (1623-

1687) в Англии и Пьер Буагильбер (1646-1714) во Франции. Оба они

предприняли попытку свести стоимость к труду и тем сделали решающий шаг в

сторону трудовой теории стоимости, искавшей источник капиталистического

богатства в сфере производства.

Классическая школа политэкономии, направление экономической мысли

(кон. 17 в. 30-е гг. 19 в.). Главные представители: У. Петти, А. Смит, Д.

Рикардо (Великобритания), П. Буагильбер, А. Р. Ж. Тюрго, Ф. Кенэ (Франция),

Ж. Ш. Сисмонди (Швейцария). В основе теоретических построений классической

школы лежало представление о том, что процессы производства, распределения

и потребления богатства определяются объективными экономическими законами.

Классическая школа исследовала механизм воспроизводства, денежное обращение

и кредит, государственные финансы, разрабатывала трудовую теорию стоимости.

Выступала за экономическую свободу, ограничение вмешательства государства в

экономику. Оказала значительное влияние на развитие экономической науки.

«Первый этап охватывает период с конца 17 века до начала второй

половины 18 века. Это этап существенного расширения сферы рыночных

отношений, аргументированных опровержений идей меркантилизма и его полного

развенчания».[1]

Наиболее яркие представители начала данного этапа - У. Петти и П.

Буагильбер, которые осуждали меркантилизм, видели основу богатства

государства не в сфере обращения, а в сфере производства. Они впервые

выдвинули теорию стоимости, «в соответствии, с которой источником и мерилом

стоимости является количество затраченного труда на производство той или

иной товарной продукции или блага»[2].Уияльм Петти (1623-1687) положил

начало новому направлению политической экономии – классической школе, в

основу которой была положена теория трудовой стоимости.

По словам К. Маркса, У. Петти – « отец политической экономии…

гениальнейший и оригинальнейший исследователь – экономист»[3]. У. Петти

изобрел политическую арифметику (статистику) и издал целый ряд работ:

«Трактат о налогах и сборах» (1662), «Слово мудрым» (1664), «Политическая

анатомия Ирландии» (1672), «Политическая арифметика» (1676), «Разное о

деньгах» (1682).

Родоначальником классической политэкономии во Франции стал Пьер

Буагильбер (1646-1714) . В 1695 году им была издана книга «Подробные

описания положения Франции, причины падения ее благосостояния и простые

способы восстановления, или как за один месяц доставить королю все деньги,

в которых он нуждается, и обогатить все население».[4] Она содержала резкую

критику меркантилизма, искала пути преодоления негативных обстоятельств в

экономике, обосновывала необходимость реформ, особенно в

сельскохозяйственном производстве.В 1707 году он издал свое новое сочинение

«Обвинение Франции», где продолжал говорить о необходимости проведения

экономических реформ. Позиции Буагильбера были следующими: он осуждал

одностороннее поощрение промышленности; выступал за защиту развития

сельского хозяйства; требовал проведения реформы системы налогообложения и

т.д. Источником богатства он считал не обмен, а производство. Буагильбер

независимо от Петти положил начало теории трудовой стоимости. Истинное

богатство он видел не в деньгах, с которыми вёл решительную борьбу, а в

изобилии предметов потребления. Он хотел уничтожить деньги, сохранив

товарное производство.

Вклад Буагильбера в истории экономической мысли состоит, прежде всего,

в том, что «его произведения стали теоретико-методологической базой для

окончательного развенчания меркантилистских идей и формирования

специфических традиций «французской школы» классической политической

экономии».

2. Краткая биография П. буагильбера

Пьер Буагильбер (1646- 1714) - основатель классической школы

экономической мысли во Франции. Родился в 1646 году в семье дворянина.

Получил юридическое образование. С 1677 по 1689 год занимал должность

судьи, а затем генерального начальника судебного округа Руана.

В 1696 году выходит книга П. Буагильбера Подробное описание положения

Франции, в которой автор дает жесткую критику политики меркантилизма. В

1707 году - труды Обвинение Франции и Трактат о природе богатства, в

которых дается характеристика кризисной ситуации в экономике Франции. Пьер

Буагильбер дал обоснование трудовой теории стоимости (независимо от У.

Петти). В ней величина истинной стоимости определялась затратами труда.

Источником богатства он считал сферу производства, а сфере обмена отводил

роль условия для развития экономики.

Выступал против однобокого поощрения промышленности, защищая развитие

сельскохозяйственного производства, в котором видел основу экономического

роста Франции. В понятие богатство включал не только деньги, но и все

многообразие благ и вещей. Пьер Буагильбер недооценивал роль денег как

товара, считая, что они мешают обмену товаров по истинной стоимости. В

деньгах он усматривал основное зло и причину народных бедствий и полагал,

что для искоренения власти денег необходимо свести их роль к простому

орудию обращения. Он так же является предшественником физиократов.

Французская школа классической политической экономии, в отличие от

английской, вела решительную борьбу с политикой меркантилизма. Француз П.

Буагильбер видел в деньгах причину нарушений справедливого обмена между

товарами; англичанин У. Петти считал деньги двигателем развития экономики.

Французская классическая школа считала, что цель производства -

потребление, поэтому большее внимание уделяла изучению потребительной

стоимости. Английская школа оценила значение капитализма в развитии

производительных сил и взяла за основу меновую стоимость. П. Буагильбер

идеализировал сельскохозяйственное производство, а У.Петти был сторонником

развития промышленности. Французская школа выражала интересы мелкой

буржуазии, а английская школа - промышленной буржуазии.

3. К вопросу о трудовой стоимости

Американский писатель Гэри Норт в своей книге "Марксова религия

революции", в которой указывается на одно якобы глобальное противоречие,

имеющееся в трудовой теории стоимости Маркса. "Противоречие" это Гэри Норт

увидел вот в чём.

Из постулатов трудовой теории Маркса следует, что вся прибыль

капиталистов есть не что иное, как неоплаченный живой труд рабочих. В связи

чем Гэри Норт задаёт с виду вполне закономерный вопрос: если верить данной

теории Маркса, то тогда вроде бы выходит, что наибольшую прибыль должны

получать именно те капиталисты, которые на своём производстве делают упор

не на механизацию, а на использование как можно большего объёма

примитивного живого труда. Между тем совершенно очевидно, что процветают

всегда как раз владельцы высокомеханизированных производств.

Данное обнаруженное Гэри Нортом "противоречие" на самом деле является,

конечно, всего лишь видимостью и в пределах одной отрасли объясняется

довольно просто: хотя прибыль капиталистам - всем капиталистам - и в самом

деле, как ни крути, приносит всё-таки именно живой труд рабочих, - но на

рынке, где выявляется эта прибыль, идут не столь прямолинейные, не столь

топорные, как это может показаться на первый взгляд, процессы её

распределения. Дело в том, что рынок ориентируется только на абстрактный,

на средний общественно необходимый труд - то есть доля только такого

обезличенного труда в товаре учитывается рынком, оплачивается им.

Соответственно, тот капиталист, который производит товар с меньшими (то

бишь меньшими средних) затратами живого труда, как бы "обманывает" рынок и

получает от него за свой дёшево доставшийся товар оплату по полной, по

средней ставке - и, естественно, богатеет. Ну, а тот капиталист, который

производит товар с затратами выше средних и, понятно, получает от рынка за

свой дорого доставшийся товар всё ту же нормальную среднюю рыночную оплату

- беднеет или даже вообще разоряется. И в итоге, конечно, начисто исчезает

с рынка. Данный объективный процесс стимулирования и отбора рынком наиболее

прогрессивных в техническом плане производств как раз и приводит к полному

выравниванию уровней механизации предприятий в пределах одной отрасли, и,

таким образом, в этих пределах невозможно обнаружить никакой даже видимости

противоречия с трудовой теорией стоимости.

Несколько хитрее обстоит дело с различными отраслями производства,

имеющими разные уровни механизации (мы специально избегаем употреблять

здесь такие выражения, как "органическое строение капитала", "постоянный

капитал" и т.п.: суть изложения от этого не меняется, а читатель зато имеет

гораздо больше шансов не потерять, не порвать тонкую нить понимания). Здесь

выравниванию уровней механизации разных предприятий с успехом противостоят

уже чисто технологические причины - например, сельское хозяйство

автоматизировать, роботизировать куда сложнее, чем производство микрочипов.

То есть рыночные механизмы выравнивания уровня технического оснащения в

данном случае сделать что-либо уже бессильны, и, таким образом, разница в

техническом уровне сохраняется в разных отраслях "на постоянной основе".

Тем не менее, отчётливо видно, что, несмотря на эти совершенно разные

уровни механизации или, обратным образом, несмотря на разное количество

вкладываемого в товар живого труда, нормы прибыли капиталистов из различных

отраслей всегда примерно одинаковы.

Данный феномен - феномен вроде бы очевидного несоответствия количества

вложенного рабочими труда количеству полученной капиталистом прибыли (при

всём притом, что прибыль капиталиста, согласно трудовой теории, и есть труд

рабочих) - вроде бы совершенно закономерно заставляет усомниться в

правильности не только трудовой теории, но, пожалуй, и вообще всего

марксизма. Впервые подобного рода сомнения, оказывается, были выражены ещё

в конце XIX века крупным австрийским экономистом Евгением фон Бом-Баверком.

Однако сомнения эти всё же излишни. Излишни они потому, что исходят из

неверного, то есть всё из того же чрезмерно прямолинейного понимания сути

дела. А суть эта, повторяем, заключается, прежде всего, в том, что рынок

учитывает вовсе не конкретный, а именно абстрактный, средний труд рабочих.

В конкретике же, то есть на конкретных предприятиях, этот труд бывает как

более квалифицированным, то есть более ценным, так и менее

квалифицированным, то есть менее ценным. И отличия тут могут быть очень

большими, многократными. Так вот: на высокомеханизированных производствах

используется, как правило, именно более квалифицированный, более ценный

труд. А на слабо механизированных производствах, соответственно,

используется труд менее квалифицированный и, значит, менее ценный.

Кроме того, на разных по уровню механизации производствах имеет место

ещё и разный уровень эксплуатации работников - то есть у одних работников

капиталисты отнимают (за счёт недоплаты относительно оценки рынком),

допустим, 90% их труда, а у других работников - всего лишь 5% их труда.

Причём, что достаточно интересно (так как идёт несколько вразрез с

господствующими пока представлениями), в наибольшей степени эксплуатируются

как раз высококвалифицированные работники, а низкоквалифицированных

работников зачастую просто и нет никакой возможности эксплуатировать - ибо

их труд иногда бывает настолько малопродуктивен, что его хватает только на

их собственное воспроизводство.

До сих пор по традиции, идущей ещё, видимо, с самого Маркса,

считается, что норма эксплуатации работников во всех отраслях примерно

одинакова - по крайней мере, считается, что она якобы должна стремиться к

некоему стандарту, некоему среднему значению. Именно на этом представлении,

в принципе, и базируется мнение о якобы необъяснимости с позиций трудовой

теории стоимости равных норм прибыли в отраслях с разным уровнем

механизации. А ведь если поразмыслить, то станет совершено очевидно, что

вышеотмеченное традиционное представление о каком-то якобы всеобщем

стандарте нормы эксплуатации неверно просто в корне. Достаточно в связи с

этим вспомнить, допустим, хотя бы даже нашу старинную советскую таблицу с

нормативами поощрения рационализаторов. За распредложение, дававшее 100

рублей экономии в год, его автор в соответствии с таблицей получал 40

рублей, (то есть, выходит, 40% от чистой прибыли), за предложение,

приносившее 1000 рублей, его автор получал 150 рублей (то есть уже только

15% от прибыли) и так далее - вплоть до предложений, экономивших 3.000.000

рублей в год и больше, за которые их авторы получали уже всего лишь 0,5% от

прибыли. Правда, в абсолютном выражении эти "всего лишь" 0,5% выливались в

"целых" 15.000 рублей, на которые в те времена можно было купить аж две или

три автомашины, являвшихся заведомым пределом роскоши для простого

советского человека. Надеемся, этот пример достаточно убедительно

иллюстрирует тот факт, что чем работник эффективнее, тем больше его можно

эксплуатировать.

Судя по всему, в основу своей концепции о тотальном равенстве норм

эксплуатации Маркс ошибочно положил представление о не совсем реальных

рабочих - то есть представление о таких вымышленных рабочих, которые

озабочены одной лишь героической пролетарской борьбой с эксплуатацией,

которые воспринимают свою зарплату в первую очередь именно с позиции "всего

лишь столько-то процентов от прибыли капиталиста". Между тем как реальные,

настоящие, нормальные рабочие обычно оценивают величину своей зарплаты в

первую очередь с позиции "целых столько-то рублей". Во вторую и в третью

очередь этих рабочих интересует, видимо, уровень продолжительности и

интенсивности труда, в четвёртую очередь - безопасность этого труда, в

пятую - уровень связанной с данным трудом социальной защищённости, и

только, быть может, в шестую или даже седьмую очередь рабочие задумываются

о том, сколько же от заработанного и оценённого рынком достаётся лично им.

Именно данная особенность нормального человеческого восприятия и

препятствует перетеканию рабочей силы из отраслей с высокой нормой

эксплуатации в отрасли с низкой нормой эксплуатации. Кстати, дополнительным

препятствием для этого перетекания служит и такое явление капиталистической

экономики, как безработица - ведь для того, чтобы перейти на новое

предприятие, уволившемуся рабочему обычно нужно сперва некоторое время

побыть в шкуре безработного. Что, конечно же, не очень приятно и потому по

возможности всячески избегается.

Итак, в традиционной интерпретации трудовой теории стоимости до сих

пор господствовало ошибочное представление, что на капиталистическом

производстве имеет место тотальное равенство нормы эксплуатации. Данное

представление сформировалось, видимо, на основании аналогии с постоянством

нормы прибыли во всех отраслях - в том числе и в отраслях с разной

технической вооружённостью. То, что норма прибыли при капитализме везде

одинакова, везде постоянно выравнивается, сомнений, конечно ни у кого не

вызывает: ведь норма прибыли - это, во-первых, сама основа существования

капиталиста, это то, что интересует капиталиста в самую первую очередь, а

во-вторых, любой капиталист в погоне за высокой нормой прибыли имеет вполне

достаточно возможностей перебросить свой капитал из отрасли менее выгодной

в более выгодную.

Однако рабочий, в отличие от капиталиста, во-первых, не столь уж и

сильно заинтересован в низкой норме своей эксплуатации, а во-вторых, он не

может столь же безболезненно, столь же безнаказанно, как капиталист,

"перетечь", «перебросить" себя из одной отрасли в другую.

Совместное действие всех вышеописанных факторов и приводит в итоге к

тому, что в отраслях с разным уровнем использования живого труда

капиталисты имеют в среднем совершенно одинаковые нормы прибыли. То есть

малое количество живого труда в высокотехничной отрасли даёт капиталисту

среднюю норму прибыли потому, что, во-первых, этот конкретный труд реально

более дорог, а во-вторых, потому, что у высококвалифицированного работника

отобрать такого труда можно существенно больше.

4. Частная собственность на средства производства и трудовая теория

стоимости

Чтобы обосновать необходимость разрушения чего-то, надо усмотреть в

нем некое активное зло, коренной принципиальный порок. Такой порок Маркс

усмотрел в частной собственности на средства производства, которая по, его

утверждению, вступает в непримиримое противоречие с общественным характером

производства. Теоретическим обоснованием этой концепции является трудовая

теория стоимости, принадлежащая Адаму Смиту, но развитая Марксом и ставшая

неотъемлемой частью марксизма.

По Марксу, истинная стоимость товара, которую он отличает как от

"потребительной стоимости", так и от рыночной цены, есть количество

"общественно необходимого труда", затрачиваемого на изготовление этого

товара. Парадоксально, что эта теория возникла и получила признание в

момент начала расцвета капитализма, то есть как раз тогда, когда она стала

ошибочной, утратила право на существование! Ибо продукт производственного

цикла пропорционален, грубо говоря, сумме С + V . В докапиталистическую

эпоху член С был мал, и поэтому можно считать, что производственная

стоимость пропорциональна затраченной рабочей силе V : продукт производится

работой. Но в эпоху капитализма именно член С является решающим: машины

производят продукцию! Зачем же понадобилась Марксу трудовая теория

стоимости? Чтобы доказать, что капиталист грабит рабочего. Если признать,

что полный продукт пропорционален С + V, то есть в стоимостном выражении

Р = k(С + V),

где k - коэффициент воспроизводства, то и прибавочный продукт, или

прибавочная стоимость, будет пропорциональна С + V:

m=Р -(С+V)=(k-1)(C+V).

Но тогда получается, что владелец капитала С имеет право по крайней

мере на пропорциональную часть прибавочной стоимости. Чтобы избежать этого

вывода, Маркс и проводит черту между "потребительной стоимостью" и якобы

"истинной" стоимостью, определяемой количеством затраченного рабочего

времени. Затем он постулирует, что стоимость, содержащаяся в С, просто

переходит один к одному в конечный продукт, а прибавочная стоимость m

пропорциональна вложенному труду V; коэффициент пропорциональности m/V

носит название нормы прибавочной стоимости. Это, конечно, чисто

метафизический постулат, не имеющий никакого реального смысла. Именно

"потребительная стоимость" товара, его материальная форма, является той

стоимостью, ради которой он производится и которая участвует в процессе

ценообразования на рынке. Прибавочная стоимость в этом смысле отражает

свойство развивающихся систем увеличивать со временем свою массу и

производить новые материальные формы. Рабочее же время, заключенное в

товаре, остается невидимым, когда товар поступает на рынок; оно влияет на

цену лишь косвенно, через свое влияние на предложение. И уж конечно, нет

никаких разумных оснований помножать рабочее время на норму прибавочной

стоимости: время, в отличие от материи, не обладает свойством

самовоспроизведения. При попытке вычислить норму прибавочной стоимости мы

должны вводить в рассмотрение конечный продукт, который пропорционален не V

, а С + V, из-за чего возникает множество противоречий и нелепостей. Эти

нелепости становятся особенно очевидны, когда речь заходит о труде

организатора, об изобретении новых машин, об автоматических линиях и т. п.

В логике Маркса заслуживает внимание то, что он борется с

капиталистической собственностью, опираясь на понятие собственности,

апеллируя к собственническому инстинкту, а отнюдь не пытаясь подняться над

ним. Стать выше собственности - это значит увидеть и объяснять другим, что

собственность есть просто форма управления предметной компонентой

цивилизации, которая, как и всякая форма управления, может

трансформироваться постепенно. Принять такой подход - значит, стать на путь

реформ: прогрессивный подоходный налог, высокий налог на наследство,

ограничение на право распоряжаться крупной собственностью и т. п. Но нет

худшего зла для революционера, чем реформы, и нет худшего ругательства, чем

реформизм. Марксисты доказывают, что капиталист грабит рабочего, то есть,

отнимает его собственность; что прибавочная стоимость, которая в

капиталистическом обществе считается принадлежащей капиталисту, на самом

деле принадлежит рабочему. Это метафизическое "на самом деле" сохраняет

мистику собственности, опирается на нее. Вытекающий отсюда лозунг обратного

грабежа - грабить награбленное или экспроприировать экспроприаторов -

встречает у различных слоев населения поддержку, обратно пропорциональную

культуре

5. Влияние трудовой теории стоимости на становление советской экономики

Придя в России к власти и начав грандиозный советский проект,

коммунисты приняли в качестве официальной идеологии учение, объясняющее

совершенно иной тип общества и хозяйства и заведомо не дающее ответа на

вызов времени. Это несоответствие маскировалось бедствиями и перегрузками,

которые заставляли действовать просто с позиций здравого смысла в очень

узком коридоре возможностей. Но оно сразу выявилось в благополучный период

"застоя", когда общий кризис индустриализма созрел в общественном сознании.

Что же касается того хозяйства, которое создавалось в СССР, оно было

буквально насильно втиснуто в совершенно непригодные для него понятийные

структуры хрематистики. Была создана химера "политической экономии

социализма" - вопреки всей хозяйственной и культурной реальности. Этот

процесс, впрочем, был непростым и длительным. В начале пути стали быстро

восстанавливаться традиционные ("естественные", по выражению М.Вебера)

взгляды на хозяйство и производственные отношения. Главными укладами

становились трудовая крестьянская семья и вертикальная кооперация на селе

(изученные А.В.Чаяновым), малые предприятия традиционного капитализма (НЭП

в городе), первые крупные предприятия социалистического типа в

промышленности.

Поразительно, как Ленин, став во главе правительства, моментально смог

проникнуться мышлением и чувством экономики в смысле Аристотеля. Когда

читаешь его документы и об "очередных задачах", о гидроторфе или обводнении

нефтяных скважин Баку, видишь хозяина, воспринимающего мир во всей его

материальной фактуре, как воспринимает его мастер. Здесь и следа нет

хрематистики и трудовой теории стоимости.

Маркс отмечал кардинальное отличие капиталистического общества

(хрематистики) от хозяйства некапиталистического (экономики - на примере

античной древности) в отношении использования техники: "Единственной

руководящей точкой зрения здесь [в экономике] является сбережение труда для

самого работника, а не сбережение цены труда".

В главах "Капитала" VIII и XIII ("Рабочий день" и "Машины") Маркс

показывает, что в условиях капитализма введение машин приводит к

интенсификации труда и стремлению хозяина удлинить рабочий день, и

противодействие этому оказывает лишь сопротивление рабочих. Да и Адам Смит,

видел смысл разделения труда лишь в том, чтобы рабочий производил больше

продукта - ему и в голову не приходило, что улучшение техники и организации

может быть использовано для сокращения рабочего дня при том же количестве

продукта. А вот как Ленин в статье "Одна из великих побед техники" излагает

выгоды предложенного Рамзаем способа подземной газификации угля.

"При социализме применение способа Рамсея, "освобождая" труд миллионов

горнорабочих, позволит сразу сократить для всех рабочий день с 8 часов, к

примеру, до 7, а то и меньше. "Электрификация" всех фабрик и железных дорог

сделает условия труда более гигиеничными, избавит миллионы рабочих от дыма,

пыли и грязи, ускорит превращение грязных отвратительных мастерских в

чистые, светлые. Достойные человека лаборатории. Электрическое освещение и

электрическое отопление каждого дома избавят миллионы "домашних рабынь" от

необходимости убивать три четверти жизни в смрадной кухне".

На начальном этапе становления советской экономической системы

основная дискуссия шла по вопросу о применимости к ней теории трудовой

стоимости. Видимо, большая часть экономистов склонялась к тому, что "ни

ценность, ни стоимость в социалистическом обществе существовать не могут и

не будут" (В.Осинский, 1925). Существование политической экономии

социализма активно отвергал Н.Бухарин (вообще-то, ортодоксально следуя

выраженной в подзаголовке "Капитала" мысли Маркса, который считал свой труд

критикой политэкономии вообще). Он писал в "Экономике переходного периода":

"Ценность, как категория товарно-капиталистической системы в ее равновесии,

менее всего пригодна в переходный период, где в значительной степени

исчезает товарное производство и где нет равновесия".

(Подчеркнем важнейшую для нашей темы центральную догму политэкономии -

равновесие. Она была выявлена А.Богдановым в его теории систем и даже

введена как один из принципов истмата Н.Бухариным.)

О том, насколько непросто было заставить мыслить советское хозяйство в

понятиях трудовой теории стоимости, говорит сам тот факт, что первый

учебник политэкономии удалось подготовить, после двадцати лет дискуссий,

лишь в 1954 году! К.Островитянов писал в 1958 г.: "Трудно назвать другую

экономическую проблему, которая вызывала бы столько разногласий и различных

точек зрения, как проблема товарного производства и действия закона

стоимости при социализме".

Были попытки и связать экономическую теорию с энергетическими

представлениями. В 1920-21 гг. среди советских экономистов велись дискуссии

о введении неденежной меры трудовых затрат. Предлагалось (С.Струмилиным)

ввести условную единицу "тред" (трудовая единица). В противовес этому

развивалась идея использования как меры стоимости энергетических затрат в

калориях или в условных "энедах". Этот подход был навеян работами

"экологического утописта" Отто Нойрата, вышедших в 1919 и 1920 гг. (Это,

кстати, противоречит мнению историков экологии, будто О.Нойрат как видный

представитель Венского кружка, который назывался вначале "Кружок Эрнста

Маха", был поставлен под запрет в среде большевиков из-за резкой критики

Ленина в "Материализме и эмпириокритицизме"). Оценивая ту дискуссию,

Д.В.Валовой справедливо считает, что предложение меры энергетических затрат

было противопоставлением "Марксовой трудовой стоимости".

"Обобщения, которые делают современные авторы современных

политэкономических теорий, порождают лишь фикцию и затемняют понимание

сущности некапиталистических формирований как прошлой, так и современной

экономической жизни", - писал А.В.Чаянов.

Но Чаянов, занимаясь экономикой сельского хозяйства, не был прямо

вовлечен в теоретическую дискуссию, которая состоялась в январе 1925 г. в

Коммунистической академии. Главным был вопрос о предмете политэкономии.

Докладчиком был И.Скворцов-Степанов, который утверждал, что политэкономия

изучает любой вид хозяйственной деятельности и что необходимо разрабатывать

"политэкономию социализма". Это встретило поддержку только двух ораторов -

историка М.Покровского и А.Богданова, остальные 12 выступавших решительно

возражали, утверждая, что политэкономия - наука, изучающая товарное

производство и меновые отношения.

В отчете о конференции Скворцов-Степанов выговорил оппонентам строго:

"Невыразимая методологическая нелепость подобных разграничений не бьет в

глаза ни авторам, ни читателям: установившаяся у нас "предвзятость" делает

и авторов, и читателей слепыми к подобной чепухе".

Расшумелся Скворцов-Степанов зря, потому что из всего контекста "Капитала"

прямо следует, что политэкономия исследует именно и только товарное

производство и движение меновых стоимостей. Всякое "натуральное" хозяйство

(экономия, а не хрематистика), выводится за рамки политэкономии, и Маркс

берет сведения из натурального хозяйства только для иллюстрации, для

контраста. В словарях западных языков слово "хрематистика" даже отмечено

как устаревший синоним слова "политэкономия".

Наш современник, экономист и историк экономики И.Кристол также вводит

вполне определенное разграничение: "Экономическая теория занимается

поведением людей на рынке. Не существует некапиталистической экономической

теории... Для того, чтобы существовала экономическая теория, необходим

рынок, точно так же, как для научной теории в физике должен существовать

мир, в котором порядок создается силами действия и противодействия, а не

мир, в котором физические явления разумно управляются Богом".

Давлению сторонников политэкономии социализма помогало понятное

желание иметь свою теорию хозяйственного строительства. В книге Н.Бухарина

"Экономика переходного периода" (1920) на полях против слов "Итак,

политическая экономия изучает товарное хозяйство", Ленин написал: "не

только!". Это "задание" пытались обойти с помощью уловок. А.В.Чаянов

считал, что следует разрабатывать частную, особую политэкономию для каждой

страны. С начала 30-х годов экономисты начали "сдаваться" - разработкой

политэкономии социализма занялись Н.Вознесенский, К.Островитянов,

Л.Гатовский и др. Однако вплоть до 1941 г., как пишет А.Пашков, "советские

экономисты упорно твердили: наш товар - не товар, наши деньги - не деньги"

(а после 1941 г., видимо, не до того было).

В январе 1941 г. при участии Сталина в ЦК ВКП(б) состоялось обсуждение

макета учебника по политэкономии. А.Пашков отмечает "проходившее красной

нитью через весь макет отрицание закона стоимости при социализме,

толкование товарно-денежных отношений только как внешней формы, лишенной

материального содержания, как простого орудия учета труда и калькуляции

затрат предприятия". Д.Валовой видит в этой "вульгаризации политэкономии

социализма" руку Сталина, который на том совещании предупреждал: "Если на

все вопросы будете искать ответы у Маркса, то пропадете. Надо самим

работать головой, а не заниматься нанизыванием цитат". Саморазоблачение

вульгаризатора!

Д.Валовой крайне негативно оценивает роль Сталина в той многолетней

подспудной дискуссии. Мы же, не давая сейчас оценок, обратим внимание на

тот факт, что, не имея возможности от "научного марксизма" в экономике,

Сталин, видимо, интуитивно чувствовал неадекватность трудовой теории

стоимости тому, что реально происходило в хозяйстве СССР. Он сопротивлялся

жесткому наложению этой теории неявно и нерешительно, не имея для самого

себя окончательного ответа. В феврале 1952 г., после обсуждения нового

макета учебника (ноябрь 1951 г.), Сталин встретился с группой экономистов и

давал пояснения по своим замечаниям. Он сказал, в частности: "Товары - это

то, что свободно продается и покупается, как, например, хлеб, мясо и т.д.

Наши средства производства нельзя, по существу, рассматривать как товары...

К области товарооборота относятся у нас предметы потребления, а не средства

производства".

Очевидно, что такие товары и такой товарооборот существуют и при

натуральном хозяйстве, начиная с зачатков земледелия. "Рыночная экономика"

как особый тип общественного производства возникает именно с превращением в

товар средств производства и, главное, рабочей силы. В "Экономических

проблемах социализма" Сталин сказал несколько туманно, но все же достаточно

определенно: "Не может быть сомнения, что при наших нынешних

социалистических условиях производства закон стоимости не может быть

"регулятором пропорций" в деле распределения труда между различными

отраслями производства".

В неявном виде и И.В.Сталин, дав в "Экономических проблемах

социализма" определение Аристотеля для двух разных типов хозяйства -

экономики и хрематистики - предупредил о непригодности трудовой теории

стоимости для объяснения советского хозяйственного космоса в целом. После

смерти Сталина тех, кто пытался, по выражению Чаянова, разрабатывать

"частную" политэкономию советского хозяйства как нетоварного (не-

хрематистики) загнали в угол, хотя дискуссия периодически вспыхивала, пока

давление "рыночников" не соединилось с интересами партийно-государственной

номенклатуры и не привело к реализации всей "программы Горбачева-Ельцина".

Несмотря на эти дискуссии, советская экономическая наука начиная с конца 50-

х годов стала пользоваться языком и интеллектуальным аппаратом

хрематистики, что в конце концов привело к ее фатальной гибридизации с

неолиберализмом в его разрушительной версии.

Заключение.

Я полагаю, что всё вышеизложенное показывает насколько важным было то,

что Буагильбер и Петти обратили внимание на сферу производства. Теперь не

найдётся, пожалуй, таких людей которые будут утверждать что богатство

создаётся не посредством производства, работа всех экономистов на которых я

ссылался в ходе написания работы это доказывает, причём очень убедительно.

Однако могут найтись те, кто подобно Г. Норту станут утверждать что

капиталист «грабит» рабочего, это не так. Я думаю что вопросы по поводу

теории трудовой стоимости возникающие в ходе ознакомления с данной работой

в последствии отпадали, если же это не так я постараюсь на них ответить.

Опять же, может показаться что в работе существуют некоторые

несоответствия, такие как в некоторых главах сказано что теория трудовой

стоимости принадлежит Петти и Буагильберу, а в последствии что она

принадлежит Адаму Смиту. Это объясняется тем, что хотя Буагильбер и Петти

сделали очень важный шаг в развитии всей политической экономии, однако они

не завершили свою работу, если можно так выразиться, потому что с ходом

времени меняются исторические условия, и посему в их теорию многие

добавляли свои тезисы и всячески её дорабатывали, для того, чтобы она

соответствовала историческим, политическим (как это было в СССР), а так же

экономическим. По этому она претерпела множество изменений, хотя они были

необходимы, и до наших дней дошла несколько видоизменённой это несколько не

умаляет её достоинств, она всё так же актуальна и будет оставаться

актуальной до тех пор, пока человечество будет организованно трудиться, то

есть всегда.

-----------------------

1Ядгаров Я.С. Указ. соч. С. 35

[1] Там же С. 35

[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.20 С. 243

[3] См.: Ядгаров Я.С. История экономических учений М.: Экономика 1996

С.51.