Философия экзистенцианизма

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Философия экзистенцианизма

Философия экзистенцианизма

Федеральное государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Национальный исследовательский технологический университет» «Московский институт стали и сплавов»

Новотроицкий филиал

Кафедра «Гуманитарных и Социально – Экономических Наук»

КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

по дисциплине: «Философия»

на тему: «Философия экзистенцианизма»

Выполнил студент

Иванов С.В.

Новотроицк 2010г.

содержание

Введение

Проблема бытия в философии экзистенциализма

ЭКЗИСТЕНЦИЯ И СВОБОДА

философия АБСУРДА

заключение

Список использованной литературы

Введение

Впервые об экзистенциализме (философии существования) заговорили в конце 20-х годов 20 века. Многие считали это направление философии бесперспективным, но вскоре оно выросло в крупное идейное движение. Условно это движение разделяется на два направления: атеистическое (представители - М. Хайдеггер в Германии, Ж.-П. Сартр, А. Камю во Франции) и религиозное - К. Ясперс (Германия), Г. Марсель (Франция).

Экзистенциализм – философское выражение глубоких потрясений, постигших общество во время кризисов 20-х, 40-х гг. Экзистенциалисты пытались постигнуть человека в критических, кризисных ситуациях. Они сосредоточились на проблеме духовной выдержки людей, заброшенных в иррациональный, вышедший из-под контроля поток событий.

Кризисный период истории, то есть ХХ век, экзистенциалисты рассматривают как кризис гуманизма, разума, как выражение «мировой катастрофы». Но в этой неразберихе пафос экзистенциализма направлен против личной капитуляции перед «глобальным кризисом». Сознание человека, живущего в ХХ веке, отличается апокалипсическим страхом, ощущением покинутости, одиночества. В задачу экзистенциализма входит создание новых определений предмета философии, ее задач и возможностей новых постулатов.

Тип их философствования отличался от академической мысли. Экзистенциалисты не предлагали новых философских конструкций. Они ставили в центр внимания индивидуальные смысложизненные вопросы и проявляли интерес к проблематике науки, морали, религии, философии истории в той мере, в какой она соприкасалась с этими вопросами. В работах экзистенциалистов нет движения от простейших определений предмета ко все более всестороннему и конкретному его пониманию, что отличает теоретическую мысль от других форм духовного освоения действительности. Их работы отличает, скорее, сюжетность, художественность.

Проблема бытия в философии экзистенциализма

Философская концепция М. Хайдеггера

С момента публикации работы «Бытие и время», принесшей ему широкую известность, и вплоть до последних лет своей жизни Хайдеггер (1889 – 1970) не уставал повторять, что в центре его внимания находится проблема бытия. Фундаментальная онтология, согласно Хайдеггеру, должна начать с вопроса о бытии, т.е. о смысле бытия. Он обосновывает необходимость и актуальность новой постановки вопроса о бытии, потому что старое понимание бытия со времен Платона превратилось в догму. Более того, последующая работа философской мысли привела фактически к упразднению вопроса о бытии. Постепенно господствующим стало мнение, что вопрос о бытии вообще излишен, ибо:

1. бытие – самое общее понятие, которое охватывает все сущее. Но всеобщность бытия иного порядка, чем всеобщность материальных родов, по отношению к которым бытие трансцендентно.

2. понятию бытия нельзя дать определение. Но неопределимость бытия, напротив, понуждает к вопросу о его смысле.

3. бытие принимается как само собой разумеющееся понятие. Но ведь именно самопонятное есть истинная и единственная тема философии. Таким образом, став физикой, метафизика забыла о бытии, более того, забыла о самом забвении.

Хайдеггеровская онтология есть фундаментальная (или критическая) онтология, потому что сам вопрос и способ его постановки включается в существо онтологии. Здесь важно отметить феноменологическое начало хайдеггеровской философии. Феноменология ищет феномен, а это, прежде всего - открытость, себя в самом себе показывающее, т.е. то, что говорит само за себя. Вопрос о бытии, мыслимый феноменологически, предполагает вопрос-феномен: этот вопрос задает не онтолог, а некое сущее самим своим существованием осуществляет вопрос о бытии. Сущее, в бытии которого речь идет о самом этом бытии, сущее, отличающееся от другого сущего тем, что оно онтологично, - т.е. устроено так, что находясь среди сущего, относится, выносится из сущего к бытию сущего в возможной целостности его смысла – именно это интересует Хайдеггера.

Неэффективность традиционного вопроса о бытии преодолевается Хайдеггером анализом того, кто в состоянии вопрошать. Им может быть сущее, бытийствующее и одновременно рефлексирующее о бытии. Если вопрос о бытии ставится отчетливо, развертывается в своей совершенной прозрачности, то, согласно Хайдеггеру, он должен быть подготовлен пониманием того отдельного сущего, которое имеет доступ к бытию. Направленность понимания, понятийного познания и выбора сущего – это конститутивные правила вопрошания и одновременно модус бытия сущего, в качестве которого выступаем мы сами, вопрошающие о бытии. Это сущее, имеющее бытийственную возможность спрашивания, Хайдеггер обозначает термином Dasein. Хайдеггер выбирает термин «Dasein» и одновременно отказывается от традиционного содержания - «существование» у Канта, «наличное бытие» у Гегеля - так как для него нет единого понятия существования. Если у Гегеля понятие Dasein имеет самый низкий онтологический статус и выступает как своего рода категориальное клеймо, которым абсолютный дух помечает ограниченность и абстрактность любых достоверностей индивидуального опыта, то Хайдеггер тем же словом обозначает независимую от абсолютов целостность этого опыта: всю реальность, с которой от рождения и до смерти имеет дело данный, независимый в своей самобытности индивид.

Сущее, вопрошающее о бытии – Dasein – должно быть определено в своем бытии, но в то же время бытие становится доступным только через это сущее. Тем не менее нельзя говорить о наличии круга в доказательстве, ибо сущее в своем бытии может быть определено и без эксплицитного понимания бытия. «Не «круг в доказательстве» лежит в вопросе о смысле бытия, но пожалуй странная «назад или вперед отнесенность» спрошенного (бытия) к спрашиванию как бытийному модусу сущего». Dasein выделяется из другого сущего, т.е. выделяется онтически, поскольку «для этого сущего в его бытии речь идет о самом этом бытии». «Понятность бытия,- подчеркивает Хайдеггер,- сама есть бытийная определенность присутствия. Онтическое отличие присутствия в том, что оно существует онтологично»,-т.е. устроено так, что, находясь среди сущего, относится, выносится из сущего к бытию сущего в возможной целостности его смысла. Онтически -онтологический круг Хайдеггер замыкает на Dasein: онтология обосновывается через аналитику Dasein, т.е. через описание существенных черт человеческого способа существования, через онтическую укорененность человека в мире; однако все онтическое в Dasein, все, что связывает его с другим сущим – все эмпирическое, психологическое, практически-деятельное, - должно получить онтологическое прояснение, т.е. прояснение из бытия.

Сущность Dasein определяется экзистенцией, важнейшим конституирующим признаком которой является самопонимание и способ его обнаружения. «Само бытие,- пишет Хайдеггер, - к которому присутствие так или иначе может относить себя и всегда каким-либо образом относит, мы называем экзистенцией». Содержательно экзистенция означает «предстояние в истине бытия». Термин «экзистенция» – производное от латинского глагола ex-sistere – выступать, выходить, делаться, становиться. Сущность Dasein, таким образом состоит в том, чтобы становиться, выходить за пределы наличности – эксзистировать.

Смысл бытия равен пониманию бытия, т.е. самопроектированию Dasein.

Философская концепция Ж.-П. Сартра

Исходным пунктом онтологических размышлений Ж.-П. Сартра (1905-1980) является убеждение в существовании отличного от человека и несводимого к его мысли мира вещей, с которым, однако, человек настолько неразрывно связан, что его следует определить как бытие в мире. Что же касается сознания, то его Сартр определяет как бытие для себя. Сознание спонтанно, активно, мир вещей инертен. Мир вещей можно определить как бытие в себе. Согласно Сартру, ни одна характеристика для себя не может быть характеристикой в себе. По этой логике, если сознание изменчиво и активно, то вещи, являющиеся объектами сознания («феноменами»), должны быть инертны и неподвижны; если сознание внутренне противоречиво, то вещи должны быть чистой позитивностью, абсолютным тождеством с собою. О мире вещей можно сказать лишь следующее: бытие есть. Бытие есть в себе. Бытие есть то, что оно есть. Сказать что-либо о развитии мира, изменяющихся состояниях мы не можем. Мы улавливаем лишь настоящий, застывший миг.

На вопрос о том, создано ли бытие феноменов и бытие сознания богом, Сартр дает отрицательный ответ. Гипотеза божественного творения отрицается им как «предрассудок креационизма», что придает его экзистенциализму атеистический характер. Сам Сартр, однако, подчеркивает, что его учение коренным образом отличается от всех известных форм атеизма, причем главное отличие состоит в том, что для него вопрос о существовании или несуществовании бога остается открытым. «Экзистенциализм», – говорит Сартр, – это не такой атеизм, который тратит все свои силы на то, чтобы доказать, что бога не существует. Наоборот, он заявляет, что если бы бог и существовал, это ничего не изменило бы». Рассматривая вопрос о возможных отношениях бога к феноменам (вещам), Сартр исходит из отождествления бытия феноменов с чистой объективностью. Именно в силу этой противоположности бог, даже если он существует, не только не может создать феномены, но не в состоянии иметь представления о них.

ЭКЗИСТЕНЦИЯ И СВОБОДА

Расходясь с традицией рационалистической философии и науки, трактующей опосредование как основной принцип мышления, экзистенциализм стремится постигнуть бытие как некую непосредственную нерасчлененную целостность субъекта и объекта. Выделив в качестве изначального и подлинного бытия само переживание, экзистенциализм понимает его как переживание субъектом своего "бытия-в-мире". Бытие толкуется как данное непосредственно, как человеческое существование, или экзистенция (которая, согласно экзистенциализму, непознаваема ни научными, ни даже философскими средствами). Для описания ее структуры многие представители экзистенциализма (Хайдеггер, Сартр, Мерло-Понти) прибегают к феноменологическому методу Гуссерля, выделяя в качестве структуры сознания его направленность на другое - интенциональность.

Экзистенция "открыта", она направлена на другое, становящееся ее центром притяжения. По Хайдеггеру и Сартру, экзистенция есть бытие, направленное к ничто и сознающее свою конечность. Поэтому именно в "пограничной ситуации" (Ясперс), в моменты глубочайших потрясений, человек прозревает экзистенцию как корень своего существа.

Определяя экзистенцию через ее конечность, экзистенциализм толкует последнюю как временность, точкой отсчета которой является смерть. В отличие от физического времени - чистого количества, бесконечного ряда протекающих моментов, экзистенциальное время качественно, конечно и неповторимо; оно выступает как судьба (Хайдеггер, Ясперс) и неразрывно с тем, что составляет существо экзистенции: рождение, любовь, раскаяние, смерть и т.д. Экзистенциалисты подчеркивают в феномене времени определяющее значение будущего и рассматривают его в связи с такими экзистенциалами, как "решимость", "проект", "надежда", отмечая тем самым личностно-исторический (а не безлично-космический) характер времени и утверждая его связь с человеческой деятельностью, исканием, напряжением, ожиданием. Историчность человеческого существования выражается, согласно экзистенциализму, в том, что оно всегда находит себя в определенной ситуации, в которую оно "заброшено" и с которой вынуждено считаться. Принадлежность к определенному народу, сословию, наличие у индивида тех или иных биологических, психологических и других качеств, все это - эмпирическое выражение изначально ситуационного характера экзистенции, того, что она есть "бытие-в-мире". Временность, историчность и ситуационность экзистенции - модусы ее конечности.

Экзистенциализм отвергает как рационалистическую просветительскую традицию, сводящую свободу к познанию необходимости, так и гуманистически-натуралистическую, для которой свобода состоит в раскрытии природных задатков человека, раскрепощении его "сущностных" сил. Свобода, согласно экзистенциализму,- это сама экзистенция, экзистенция и есть свобода. Поскольку же структура экзистенции выражается в "направленности-на", в трансцендировании, то понимание свободы различными представителями экзистенциализма определяется их трактовкой трансценденции. Для Ясперса это означает, что свободу можно обрести лишь в боге. Поскольку, по Сартру, быть свободным значит быть самим собой, постольку "человек обречен быть свободным".

Свобода предстает в экзистенциализме как тяжелое бремя, которое должен нести человек, поскольку он личность. Он может отказаться от своей свободы, перестать быть самим собой, стать "как все", но только ценой отказа от себя как личности.

Философская концепция Сартра развивается на основе абсолютного противопоставления и взаимоисключения понятий: «объективность» и «субъективность», «необходимость» и «свобода». Источник этих противоречий Сартр усматривает не в конкретном содержании сил социального бытия, а во всеобщих формах этого бытия (вещественные свойства предметов, коллективные и обобществленные формы бытия и сознания людей, индустриализация, техническая оснащенность современной жизни и так далее). Свобода индивида как носителя беспокойной субъективности может быть лишь “разжатием бытия”, образованием в нем «трещины», «дыры», ничто.

Человек объявляется Сартром носителем абсолютной свободы. Однако этот тезис сопровождается столь многими «уточнениями», направленными против анархии, что итогом рассуждений Сартра становится не свобода, а ответственность и вина. Он формулирует «парадокс свободы»: свобода имеется только в ситуации, а ситуация существует только через свободу. Человеческая реальность повсюду встречает сопротивления и препятствия, которые она создала.

Сартру удается доказать а отсутствие фатальной предопределенности человеческого действия, способность человека бороться с препятствиями и своим действием преодолевать их. Можно согласиться с Сартром, когда он говорит, что от свободного решения человека зависит, будет ли он подчиняться запретам, установленным немецкими фашистами в оккупированном Париже, или же станет действовать вопреки им. Однако смертельная опасность, связанная с последним решением, свидетельствует, что свобода не сама полагает препятствия для своего действия, а встречает их как объективно данные. Учет подобных факторов опровергает тезис об абсолютной свободе человека.

В какой-то мере это осознается и самим Сартром, что находит отражение в новом «уточнении», а фактически ограничении понятия свободы: «Формула «быть свободным» не означает «достигать того, чего хотели», но означает «определяться к хотению (выбирать) самому». Другими словами, успех совершенно не важен для свободы». В свете сказанного реальная целеполагающая деятельность человека предполагает три значения свободы:

1) она означает способность самостоятельно выбирать цели действия;

2) действовать ради достижения целей;

3) достигать поставленных целей.

Игнорирование хотя бы одного из названных аспектов ведет к серьезному ограничению или даже отрицанию свободы. Вносимое Сартром «уточнение» понятия свободы, сводящее ее к автономии выбора, замыкает ее рамками сознания, изменением действительности лишь в своих мыслях. Такая свобода не вносит никаких перемен в окружающий мир и не является действительным превзойдением ситуации. Но только такое отождествление свободы с автономией выбора позволило Сартру утверждать, что человек всегда свободен и что с точки зрения свободы для него нет никакой разницы между диаметрально противоположными ситуациями, например: остаться стойким или предать друга и убеждения. Сартр заявлял, что даже в тюрьме человек не утрачивает свободы, что даже пытки не лишают нас свободы.

Индивида современного общества Сартр понимает как отчужденное существо, возводя это конкретное состояние в метафизический статус человеческого существования вообще. Всеобщее значение космического ужаса приобретают у Сартра отчужденные формы человеческого существования, в которых индивидуальность стандартизирована и отрешена от исторической самостоятельности. Отчужденный от себя человек, обреченный на неподлинное существование, не в ладу и с вещами природы - они глухи к нему, давят на него своим вязким и солидно-неподвижным присутствием, и среди них может себя чувствовать благополучно устроенным только общество «подонков», человек же испытывает «тошноту». В противовес всяким вообще «объективным» и опосредованным вещами отношениям, порождающим индивидуальные производительные силы, Сартр утверждает особые, непосредственные, натуральные и цельные человеческие отношения, от реализации которых зависит подлинное содержание человечности.

В мифологизирующем утопическом мышлении Сартра все же на первый план выступает неприятие действительности современного общества и его культуры, выражающее сильную струю современного социального критицизма. Жить в этом обществе, согласно Сартру, как живет в нем «довольное собой сознание», можно лишь отказавшись от себя, от личной подлинности, от «решений» и «выбора», переложив последние на чью-либо анонимную ответственность - на государство, нацию, расу, семью, других людей. Но и этот отказ - ответственный акт личности, ибо человек обладает свободой воли.

Концепция свободы воли развертывается у Сартра в теории «проекта», согласно которой индивид не задан самому себе, а проектирует, «собирает» себя в качестве такового. Поэтому трус, например, ответственен за свою трусость, и «для человека нет алиби». Экзистенциализм Сартра стремится заставить человека осознать, что он полностью в ответе за самого себя, свое существование и окружающее, ибо исходит из утверждения, что, не будучи чем-то заданным, человек постоянно строит себя посредством своей активной субъективности. Он всегда «впереди, позади себя, никогда – сам». Отсюда то выражение, которое Сартр дает общему принципу экзистенциализма: «... существование предшествует сущности...» «Экзистенция» и есть постоянно живой момент деятельности, взятый в виде внутрииндивидуального состояния, субъективно. В более поздней работе «Критика диалектического разума» Сартр формулирует этот принцип как принцип «несводимости бытия к знанию». Но экзистенциализм Сартра не находит иной основы, из которой человек мог бы развить себя в качестве подлинно самодеятельного субъекта, кроме абсолютной свободы и внутреннего единства «проектирующего я». В этом своем возможном развитии личность одинока и лишена опор. Место активной субъективности в мире, ее онтологическую основу Сартр обозначает как «ничто». По мысли Сартра, «...человек, без всякой опоры и помощи, осужден в каждый момент изобретать человека» и тем самым «человек осужден на свободу». Но тогда основой подлинности (аутентичности) могут быть только иррациональные силы человеческого подполья, подсказки подсознательного, интуиции, безотчетные душевные порывы и рационально не осмысленные решения, неминуемо приводящие к пессимизму или к агрессивному своеволию индивида: «История любой жизни есть история поражения». Появляется мотив абсурдности существования: «Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем». Человек, по Сартру, - бесполезная страсть.

философия АБСУРДА

Ощущение абсурда, по Камю, приходит либо вдруг и сразу, либо человеческая жизнь на протяжении длительного периода представляет собой постепенное и постоянное погружение в глубины абсурда; но, в любом случае, вся дальнейшая жизнь меняется, об её абсурдности забыть уже нельзя. Таково мгновенное прозрение Калигулы: «Просто я внезапно почувствовал, что мне нужно невозможное. На мой взгляд, существующий порядок вещей никуда не годится». Такова погруженная в постоянное ощущение абсурда жизнь главного героя «Постороннего» Мерсо: «В жизни ничего не переменишь, всё одно и то же». И далее: «Всё - всё равно, всё не имеет значения, и я прекрасно знаю почему... На протяжении всей моей нелепой жизни, через ещё не наступившие годы, из глубины будущего неслось мне навстречу сумрачное дуновение и равняло всё на своём пути, и от этого всё, что мне сулили и навязывали, становилось столь же призрачным, как те годы, что я прожил на самом деле».

Ещё более сильно, с пугающей простотой описывается сцена «абсурдного прозрения» в «Мифе о Сизифе»: «Чувство абсурда может поразить в лицо любого человека на повороте любой улицы... Утреннее вставание, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, еда, трамвай, четыре часа работы, еда, сон, и так всё, в том же ритме, в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу, субботу» (Фактически, это и есть описание образа жизни Мерсо). «Чаще всего этой дорогой следуют без особых затруднений. Но однажды вдруг возникает вопросительное «зачем?», и всё начинается с усталости, подсвеченной удивлением».

Эта усталость - первый признак надвигающегося ощущения абсурда. Абсурд ещё не завладел человеком целиком. Согласно Камю, «усталость одновременно и последнее проявление жизни машинальной, и первое обнаружение того, что сознание пришло в движение. Усталость пробуждает сознание и вызывает всё последующее. Последующее может быть либо возвратом к бессознательности, либо окончательным пробуждением». Итак, человек первый раз сталкивается с этой пробуждающей его сознание усталостью, и теперь от него зависит, заговорит ли его сознание во весь голос, или вновь замолчит. Так или иначе, эта усталость по Камю - первый звонок, первый бунт плоти, и «в этом бунте плоти обнаруживает себя абсурд». Так, благодаря сознанию, абсурд впервые входит в человеческую жизнь.

Однако осознание - ещё не сам абсурд, это лишь часть того, что необходимо для полного ощущения абсурдности бытия. И Камю указывает следующий важный шаг, который делает человек на пути к абсурду. «Ещё ступенью ниже нас ждёт ощущение нашей чужеродности в мире - мы откроем... с какой силой природа, самый пейзаж может нас отрицать... Первобытная враждебность мира доносится до нас сквозь тысячелетия. В какой-то миг мы перестаём понимать этот мир по той простой причине, что на протяжении веков нам были понятны в нём лишь образы и рисунки, которые мы сами же предварительно в него и вложили, однако с некоторых пор нам не хватает больше духу прибегать к этой противоестественной уловке. Мир ускользает от нас, потому что снова становится самим собой... Ясно одно: в этой плотности и этой чуждости мира обнаруживает себя абсурд». Камю-писатель устами Калигулы вторит Камю-философу: «Этот мир, такой, как он есть, выносить нельзя».

«Враждебность мира» Камю - очень важный этап в понимании его философии абсурда. Действительно, научные схемы и теории, сменяющие одна другую и призванные объяснить нам мир, кричат наперебой о решении мировых загадок и тайн. Но на самом деле, они остаются лишь гипотезами, в лучшем случае лишь более новыми и близкими к действительности попытками описания явлений, причем отдельных явлений, являющихся ничтожно малой частью всей многообразной картины мира. В результате, как бы близко мы не приближались к истине, мы никогда до конца её не постигнем, и главные вопросы бытия так и останутся без ответа. Именно это и приводит человека в ужас. Он страстно хочет познать мироздание, но все его попытки, как и попытки самого Камю, разбиваются об иррациональность и чуждость мира: «... вся земная наука не даёт ничего, способного уверить меня в том, что этот мир мне принадлежит... Я понимаю, что с помощью науки могу опознать и перечислить явления, но никак не могу освоить мир. Даже если я ощупаю пальцем все извивы его рельефа, я не узнаю о нём больше».

Следующий этап на пути к абсурду - восприятие человеком других людей в их механистическом проявлении, в их лишённой смысла деятельности, в их чуждости друг другу и осознающему индивиду. И в этом вопросе Камю невольно перекликается с Сартром. «Люди также источают нечто бесчеловечное», - пишет он. «Тягостное замешательство перед бесчеловечным в самом человеке, невольная растерянность при виде того, чем мы являемся на самом деле, короче, «тошнота», как назвал всё это один современный писатель, тоже обнаруживают абсурд». Это замешательство перед нелепостью и тошнотворностью людских страстей испытывает и Калигула, столь внезапно ужаленный абсурдом в самое сердце. Показательны его слова до и после столкновения с абсурдом. Сначала: «заблуждается только тот, кто причиняет страдание другому». И затем: «Если казна имеет значение, тогда человеческая жизнь его не имеет... Все... должны согласиться с этим рассуждением и полагать, что их жизнь - ничто, коль скоро деньги для них - всё. А пока я решил быть логичным, и, поскольку власть принадлежит мне, вы увидите, во что вам обойдётся эта логика. Я искореню противоречия и противоречащих». Мерсо, другому герою Камю, в друзьях его матери, пришедших проститься с покойной, видятся скорее люди-автоматы в их гротескно-механическом, нежели жизненном проявлении, и он невольно ощущает своё одиночество и отчуждённость, противопоставляет себя им: «... они неслышно скользили в слепящем свете. Они уселись, и ни один стул не скрипнул. Никогда никого я не видел так ясно, до последней морщинки, до последней складки одежды. Однако их совсем не было слышно, просто не верилось, что это живые люди... Больше всего меня поразило в их лицах, что я не мог разглядеть глаз, только что-то мерцало в сети морщин... у всех были беззубые, запавшие рты... Тут я заметил, что все они, качая головами, сидят напротив меня... У меня мелькнула нелепая мысль, будто они собрались, чтобы меня судить».

В довершение всего, человек словно вспоминает о грядущей смерти, и это, пожалуй, самый сильный аргумент абсурда. Конечно, он знал о ней и ранее. Но в том, доабсурдном понятии смертности и в осознании смерти в её абсурдности - огромная разница. До столкновения с абсурдом человек живёт, будто смерти нет вовсе: «... никогда не удастся в достаточной мере изумиться тому, что все живут так, как если бы они о смерти «знать не знали»». Однако после укоренения абсурда в сознании человека нелепость и пугающая неотвратимость смерти повсюду с ним, и от них уже никуда не деться: «В действительности источником ужаса является математическая непреложность события смерти... Простота и бесповоротность произошедшего и дают содержание чувству абсурда. В смертельном свете этой судьбы проступает её бесполезность». Действительно, смерть только тогда становится по-настоящему ужасна, когда человек встречается с абсурдностью лицом к лицу и осознаёт её. Об этом, кстати, говорит и Хайдеггер, цитируемый Камю: «Мир ничего не может предложить человеку, находящемуся во власти страха». «Люди умирают, и они несчастны», - восклицает Калигула так, словно он только что по-настоящему осознал эту прописную истину. В каком-то смысле, так оно и есть, потому что, конечно, он всегда знал о ней, но именно теперь, в сиянии абсурда, она становится ему невыносима. Таковы в общих чертах предпосылки и условия возникновения абсурда в человеческом сознании.

заключение

Итак, основными вопросами, находящимися в поле внимания экзистенциалистов, являются:

–                   отчуждение человека – проблема, вышедшая на первый план с началом 20 века. Проблемы, принявшие глобальный характер (возможность ядерного взрыва, духовный, экономический, демографический кризисы, заставляют философов задуматься о будущем человечества. Их занимают вопросы поиска собственного Я, преодоления безысходности, обретения свободы, смысла жизни.

–                   проблемы бытия мира и человека. Философы – экзистенциалисты говорят о неотделимой целостности субъекта и объекта, бытие трактуется как непосредственно данная экзистенция, человеческое существование. Экзистенциализм доказывает, что человек есть, существует, является бытием и через его бытие строится и бытие всего окружающего мира.

–                   существование и сущность человека. Если сущность предшествует ее существованию, то сущность человека проявляется только в течение его жизни. Человек сам себя превращает в человека.

–                   человек – уникальное существо. Человеческое Я несводимо ни к духовным ни к телесным составляющим. Глубже всего человек познает свою экзистенцию в пограничных ситуациях (депрессия, болезнь, приближение смерти и т.п.). Именно в такие минуты человек может познать свое Я и обрести внутреннюю свободу.

Подводя итог вышесказанному, можно привести цитату из статьи М.К. Мамардашвиили: «Экзистенциализм – это не академическая философия, которую излагают с кафедр и уточняют с помощью профессорских словопрений (хотя и словопрений здесь много). Это скорее способ фиксации определенных настроений, достаточно широко распространенных в обществе».

Список использованной литературы

1.                 ,,Бытие и время” Мартина Хайдеггера в философии ХХ века // Вопросы философии. 1998. №1.

2.                 Зотов А.Ф., Мельвиль Ю.К. Западная философия ХХ века. М.: Интерпракс, 1994.

3.                 Камю А. Избранное. – М., 1969.

4.                 М.К. Мамардашвили Категория социального бытия и метод его анализа в экзистенциализме Сартра // #"_Hlt513867782">

5.                 Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1991.

6.                 Введение в философию: Учебник для вузов. В 2 ч. /Под общ. ред. И.Т. Фролова. - М.: Политиздат, 1990.

7.                 Габитова Р.М. Человек и общество в немецком экзистенциализме. М., 1972.

8.                 Гайденко П.П. Философия культуры Карла Ясперса. // Вопросы философии, 1972, № 9.

9.                 История философии. Учебник для высших учебных заведений. Ростов-на-Дону: "Феникс", 2001 - 576.

10.             Сартр Ж.П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов. М., 1989.