Герой не нашего времени

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Герой не нашего времени

Герой не нашего времени

Герой не нашего времени

Искандер Абдулхаеров

Он был и остается самым загадочным и оригинальным философом. Фридрих Вильгельм Ницше и сейчас, спустя столетие после своей смерти, продолжает будоражить умы людей. Можем ли мы на пороге 21 века утверждать, что приблизились к пониманию феномена Ницше? "Заблистать через 300 лет – вот моя жажда славы", – говорил он, предвидя, что останется непонятым как современниками, так и ближайшими потомками.

Ницше родился 15 октября 1844 года в местечке Рёккен на границе Пруссии и Саксонии. Его отец, сельский пастор, умер, когда мальчику не было и пяти лет. Впоследствии Ницше напишет о нем: "Он был хрупким, добрым и болезненным существом, которому суждено было пройти бесследно, – он был скорее добрым воспоминанием о жизни, чем самой жизнью". От отца Ницше унаследовал слабое здоровье. Всю свою жизнь он боролся со смертью, и несколько раз, в критические минуты, писал завещание. Его мучения были поистине нечеловеческими. Так, в 1879 году он перенес 118 тяжелых приступов болезни, сопровождавшихся непрерывной рвотой и частыми обмороками. Болезнь глаз доводила его до слепоты, так что временами его друзьям приходилось писать под его диктовку. Ницше вынужден был соблюдать строжайшую диету. Он не употреблял спиртных напитков, не курил. В поисках климата, благоприятного для организма, он постоянно колесил по Европе. Кажется невероятным, что в своих произведениях он воспевал культ здоровья и физической силы. Сам Ницше писал: "Борьба за жизнь воспретила мне философию уныния". Впрочем, контраст между образом жизни Ницше и его идеями столь разителен, что многие исследователи без обиняков называли его притворщиком.

Философ, объявивший войну тысячелетним моральным ценностям, провозгласивший идею "сверхчеловека", в жизни был скромным, тихим и почтительным человеком, как и подобает профессору классической филологии (им Ницше стал в 24 года, еще в свою бытность студентом. Восторгов семьи по этому поводу он не понимал: "Подумаешь, какое событие: стало на свете одной пешкой больше, вот и все!") А.Риль, современник философа, так описывал его: "У него была привычка тихо говорить, осторожная, задумчивая походка, спокойные черты лица и обращенные вглубь, точно вдаль, глаза. Его легко было не заметить, так мало было выдающегося в его внешнем облике. В обычной жизни он отличался большой вежливостью, почти женской мягкостью, постоянной ровностью характера. Ему нравились изысканные манеры в обращении, и при первой встрече он поражал своей несколько деланной церемонностью". Своим поведением он заслужил титул "святого". Вагнер, лучший друг Ницше, остерегался в его присутствии рассказывать пошлые анекдоты. Дело в том, что однажды, после того, как Вагнер отпустил одну из столь любимых им скабрезных шуток, Ницше покраснел и с таким удивлением посмотрел на маэстро, что тот со стыда не знал куда деваться. "Я дал бы сто тысяч марок, чтобы уметь вести себя, как этот Ницше", – говорил потом композитор. Ницше неизменно вызывал симпатию у простых людей. Торговки виноградом, и те подбирали ему самые сладкие фрукты, что в глубине души льстило философу. Однако он страдал, ведь ему приходилось скрывать свои идеи даже от друзей. Они не понимали его. Даже Вагнер, в спальне которого висел портрет Ницше (дружбу с ним он называл "единственным выигрышем в жизни"), не воспринимал его всерьез. Будучи на 32 года старше Фридриха, он требовал от своего молодого друга почти лакейской преданности. Независимый дух философа не мог с этим смириться. Во имя свободы Ницше отрекся от Вагнера.

Одиночество Ницше было абсолютным. Его никогда не скрашивало присутствие любимого человека. Близость с женщиной была для него невозможна – "мне неизбежно пришлось бы лгать". А лгать Ницше не хотел. Он мечтал найти ту, которая разделит его переживания, станет живым воплощением его идей. Однажды у Ниццы, увидев на прогулке молодую девушку, "нежную, как молодая козочка", философ пленился этим образом чистоты и невинности. Но он слишком хорошо осознавал опасность своей философии, чтобы решиться на брак с ней: "Без сомнения, ведь это было бы чистое благодеяние иметь около себя такое грациозное существо, но для нее было бы это благодеянием? Разве я с моими идеями не сделал бы эту девушку несчастной и разве не разрывалось бы мое сердце, видя страдания этого милого творения? Нет, я не женюсь!" Лишь однажды в жизни Ницше появилась женщина. В 1882 году философ познакомился с дочерью петербургского генерала. Ее звали Лу фон Саломэ. По словам Елизаветы, сестры Ницше, это была "персонифицированная философия" ее брата. Ницше дважды делал ей предложение и оба раза получал отказ. Вполне возможно, страстная, горячая натура Ницше испугала русскую девушку. К тому же, Елизавета ревновала брата к Лу и плела всяческие интриги против нее. Она написала Лу резкое письмо, где обвиняла ее в издевательстве над Ницше. Поводом послужила совместная фотография Ницше, Лу и их общего друга Пауля Ре. На ней Ницше и Ре держатся за ручки детской коляски, в которой сидит сама Лу. По слухам, Лу разослала эту фотографию своим друзьям как символ своей верховной власти. Письмо сестры привело к разрыву отношений между Лу и Ницше. Вот как прокомментировала сама Лу эти отношения в своей книге, написанной ей в 1913 году: "Поскольку жестокие люди являются всегда и мазохистами, целое связано с определенного рода бисексуальностью. И в этом сокрыт глубокий смысл. Первый, с кем я в жизни обсуждала эту тему, был Ницше (этот садомазохист в отношении самого себя). И я знаю, что после этого мы не решались больше видеться друг с другом".

Годы вынужденного отшельничества закончились для Ницше 3 января 1889 года, когда в результате апоплексического удара на улице он потерял рассудок. До конца жизни он так и не пришел в себя. Это помешательство дало повод многим философам-злопыхателям объявить всю философию Ницше "бредом сумасшедшего", несмотря на то, что ясность сознания Фридриха ни у кого никогда не вызывала сомнения. Но надо же было как-то отмахнуться от философии неудобного мыслителя, "певца горьких истин", атеиста и аморалиста!

"Я слишком хорошо знаю, что в тот день, когда меня начнут понимать, я не получу за это никакой прибыли". 19 век не нуждался в Ницше. Тому долго приходилось уговаривать издателей, чтобы те публиковали его сочинения. Часто Ницше печатал их за свой счет. Но публика не покупала произведений философа. Так, за 10 месяцев со дня выхода в свет было куплено всего 114 экземпляров одной из лучших работ Ницше "По ту сторону добра и зла". Четвертую часть "Заратустры", поэмы, в начале 20 века соперничавшей своим тиражом с Библией, Ницше пришлось раздать друзьям в количестве... семи экземпляров. В одном из писем к другу Ницше пишет: "Мой Заратустра оттого и является непонятной книгой, что весь восходит к переживаниям, не разделяемым мною ни с кем. Если бы я мог довести до тебя в словах мое чувство одиночества! Ни среди живых, ни среди мертвых нет у меня никого, с кем я чувствовал бы себя родным".

Казалось бы, в 20 веке дело обстояло иначе. Ни один крупный писатель не избежал влияния Ницше. Его философия породила экзистенциализм, дала мощный толчок развитию психологии, лингвистики, филологии. В России идеи Ницше были восприняты еще при жизни философа, в середине 90-х годов 19 века, когда появились первые переводы. "Ницшеанцами" были объявлены Минский, Мережковский, Гиппиус, а чуть позднее – Бальмонт и Брюсов. Для русского символизма важнейшим постулатом, легшим в основу их панэстетизма, явилась формула Ницше. Он провозгласил ее в книге "Рождение трагедии из духа музыки": "Жизнь может быть оправдана только как эстетический феномен". Это совершенно новое понимание красоты, вмещающее в себя как аполлоновское (мир гармонии, сновидения, пластических форм), так и дионисийское (мир диссонанса, опьянения, музыки) начало. Однако восприятие идей Ницше не могло быть полным хотя бы потому, что символисты старались приспособить его философию к своей художественной системе.

В русло пролетария-босяка направил идею "сверхчеловека" Горький, "законченный ницшеанец", который старался подражать своему учителю даже во внешнем облике (достаточно сравнить их усы, чтобы признать это). Современники видели в романтических произведениях Горького вульгаризацию идей Ницше и не без иронии писали об этом: "Едва ли кто-нибудь из последователей Заратустры согласится на замену сверхчеловеческой свободы русским удалым духом и стремления по ту сторону добра и зла бегством по ту сторону Кубани".

Массовая культура также не осталась в стороне. Примечательно, что сам философ отзывался с презрением о толпе ("Жизнь есть источник радости, но всюду, где пьет толпа, все источники бывают отравлены"). Своих предполагаемых подражателей он именует "обезьянами Заратустры" и посылает им гневные проклятия: "Этим людям я не стану светить – и не светом назовут они меня. Этих – я желаю ослепить: молния моей мудрости! Выжги им глаза!" Однако сей призыв не дошел до адресата. Мода на Ницше привела к такому опошлению его идей, что сам философ явно предпочел бы забвение сомнительной славе скандального автора.

Люди, вдохновившись антиморалистической идеей сверхчеловека, совершают преступления. Каждый понимал Ницше по-своему. В книге Берга "Сверхчеловек в современной литературе 19 века" рассказывается о человеке, "который ест руками и плюет вокруг себя во время разговора, чтобы доказать свою независимость, а другой... поит своего маленького ребенка водкой, чтобы сделать с течением времени из мальчика настоящего сверхчеловека". Как писал Бердяев, "случилось так, что всякие пошляки возомнили себя вдруг Заратустрами и сверхчеловеками, и память Ницше была оскорблена популярностью в стаде. Стадами начали ходить одинокие сверхчеловеки, вообразившие, что им все дозволено".

Немецкие нацисты, сделавшие из Ницше своего идейного вдохновителя, по всей видимости, не утруждали себя чтением его работ. Они состряпали из его философии учение, полностью отвечающее их цели. Сам же Ницше в своих сочинениях нередко говорил такое, от чего у любого добропорядочного арийца волосы стали бы дыбом. Так, немцев он называл "свиньями, не умеющими мыслить", сетовал на то, что ему приходится писать по-немецки ("более отталкивающее звучание вряд ли можно отыскать во всей Европе"), прямо говорил, что милитаристский лозунг "Германия превыше всего" означает "конец немецкой философии". Гордясь своими польскими корнями, Ницше подчеркивал преимущество славянской расы перед немецкой: "Одаренность славян казалась мне более высокой, чем одаренность немцев, я даже думал, что немцы вошли в ряд одаренных наций лишь благодаря сильной примеси славянской крови". Наконец, его ярко выраженный космополитизм проявился в 1869 году. Чтобы не быть призванным на военную службу, он освободился от прусского подданства и до самой своей смерти остался человеком без гражданства.

На протяжении всего 20 века философия Ницше, по-новому осмысляясь, представала в том или ином свете. Каждый перетолковывал его учение на свой лад. Так Ницше представал символистом, нацистом, христианином, анархистом и даже... большевиком. Многие пытались "оправдать" философа, выдавая его "имморализм" за ухищрения комедианта. "Святость" жизни Ницше восставала против его философии и всегда была удобным предлогом для его моральной реабилитации. Но нуждался ли он в ней? Имеем ли мы право судить с точки зрения обыденной морали о философе, пытавшемся стать "по ту сторону добра и зла"? Ведь вся его жизнь была борьбой за независимость, за право человека идти собственным путем, отстаивать свои ценности. И читателя он призывал не следовать советам Заратустры, а с его помощью обрести свою философию: "Вы еще не искали себя, когда нашли меня. Теперь я приказываю вам потерять меня и найти себя, и только когда вы все отречетесь от меня, я вернусь к вам".

Что же касается массовой культуры, то здесь процесс опошления идет своим ходом. Сверхчеловек выродился в героя американских комиксов – Супермена. Сегодня книжные полки магазинов завалены брошюрами с броскими заголовками вроде "Ницше для начинающих". Кажется, издатели игнорируют слова Ницше по этому поводу: "Еще одно столетие читателей – и дух сам будет дурно пахнуть. То, что каждый имеет право учиться читать, портит надолго не только писание, но и мысль".

Ницше, пророчески писавший о своей славе, говорил в предисловии к "Антихристу": "Только послезавтра принадлежит мне. Иные люди родятся после смерти". Хотелось бы верить, что в новом, 21 веке, настанет наконец то "послезавтра", которое ознаменует настоящее рождение ницшевской философии.