рефераты рефераты
Домой
Домой
рефераты
Поиск
рефераты
Войти
рефераты
Контакты
рефераты Добавить в избранное
рефераты Сделать стартовой
рефераты рефераты рефераты рефераты
рефераты
БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА
рефераты
 
МЕНЮ
рефераты Нация: проблема определения и методология исследования рефераты

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Нация: проблема определения и методология исследования

Нация: проблема определения и методология исследования

ФЕДЕРАЛЬНОЕ АГЕНСТВО ПО ОБРАЗОВАНИЮ

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ

УРАЛЬСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

им. А.М. Горького


ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Кафедра социальной философии






Курсовая работа

Нация: проблема определения и методология исследования



Студента 2 курса

Бедун Д.И.

Научный руководитель:

Логинов А.В.







г. Лесной

2008год


Содержание


Введение

1 Этничность

1.1 Определения главных терминов: примордиализм, инструктивизм, конструктивизм

1.2 Определение понятия «этнос»

1.3 Основные критерии этнической идентичности

1.4 Примордиалистский подход к определению этничности

1.5 Конструктивистский подход к определению этничности

2 Этническое сознание: социально-философский аспект анализа

Заключение

Список использованной литературы



ВВЕДЕНИЕ


Очень часто и в обыденном общении, и из средств массовой коммуникации, и с политических трибун звучат речи так или иначе затрагивающие тему этничности и национализма. Этническая принадлежность человека является тем последним уголком сознания, характеризующим его положение в структуре общества, к которому апеллируют различного рода политические деятели. И не редко их призывы бывают услышаны. Призывают к совершенно разным действиям, порой совершенно противоположным, иногда, казалось бы, человек ничем не отличающийся от остальных, может быть даже крайне порядочный, ведёт себя как вандал, опьянённый различного рода сепаратистскими лозунгами. Почему это происходит? Ответ на этот вопрос находится в области, называемой этнической идентификацией.

Проблеме становления и функционирования этнической идентичности посвящены следующие работы:

Геллнер Э. «Нации и национализм», Андерсон Б. «Воображаемые сообщества», Смит Э. «Национализм и модернизм», Коротеева В.В. «Теории национализма в зарубежных социальных науках», Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоклов А.А. «Этносоциология». Из этих работ были выведены основные положения конструктивизма и примордиализма о которых пойдёт речь в представленной работе.

Стефаненко Т. «Этнопсихология», Сикевич З. «Социология и психология национальных отношений». Эти монографии стали основными источниками изложения этнопсихологического взгляда на природу этнической идентификации.

Проблемы этнической идентификации в современной науке изучены достаточно глубоко. Однако исследования в этой области характеризуются многоплановостью. Перед исследователями встаёт вопрос выбора традиции, которой они будут придерживаться, занимаясь проблемами этнической идентичности. В данной области знания существует множество направлений, решающих вопросы этнической идентификации, исходя из различных посылок.

Каким образом у социального субъекта формируется чувство «сопричастности» к судьбе своего этноса, нации? Как формируется, и что есть «этничность»? Насколько свободен человек, реализуя то или иное этническое поведение? Т.е., как возможен этнос?

Ответить на все эти вопросы позволит выяснение содержания категории и путей формирования этнической идентичности.

Исходя из вышеописанного, можно определить исследовательскую задачу: определение содержательного аспекта категории «этническая идентификация» и понятий непосредственно связанных с ней.

Таким образом, проблема понимания, функционирования, развития этнического становится одной из наиактуальнейших на сегодняшний день, не только в России, но и во всем мире.

Целью данной работы является попытка применения деятельностного подхода к рассмотрению феномена этнической идентификации. Подобное определение цели ставит следующие задачи:

1. Сравнительный анализ теоретических подходов.

2. Рассмотрение основных категорий в двух основных теоретических направлениях этнологии: примордиализме и конструктивизме.

Поставленные цели и задачи в данной работе достигаются при помощи следующих методов: сравнительный, логический, исторический и другие общенаучные методы.

Методология исследования включает социально-философские подходы к анализу альтернативных концепций и моделей этничности, построению онтологических моделей, а также теоретико-исторический подходк выявлению закономерностей динамики межэнических конфликтов, объединяющий индуктивные сравнительно-исторические методы



1 Этничность

1.1 Определения главных терминов: примордиализм, инструктивизм, конструктивизм


При написании данной работы автор столкнулся с ситуацией, при которой ни в словаре по социальной философии, ни в Большой Советской Энциклопедии, ни в других источниках не приводится определения рассматриваемых терминов: примордиализм, инструментализм и конструктивизм. Однако, где-то глубоко в недрах Интернета всё-таки удалось отыскать определения, которые и приводятся ниже.

Примордиализм – подход к определению этноса и этничности, стремящийся найти объективную основу существования этноса в природе или общественной жизни и культуре.

Инструментализм – субъективно-идеалистическое учение американского философа Дж. Дьюи и его последователей, разновидность прагматизма. Инструментализм считает сознание (интеллект, по Дьюи) одним из средств приспособления к изменяющимся условиям среды. Для инструментализма логические понятия, идеи, научные законы и теории – лишь инструменты (отсюда и название – «инструментализм»), орудия, «ключи к ситуации», «планы действия». Отрицая, таким образом, объективное содержание знания, представление об истине как отражении материальной действительности, Инструментализм рассматривает истину в чисто функциональном плане как нечто «обеспечивающее успех в данной ситуации». Исходя из понятия «ситуации» как центрального и выделяя в качестве главных моментов «ситуации» «организм» (животное, человек, общество и т.п.) и «среду», инструментализм делает основной проблемой своего рассмотрения отношение «организма» к «среде». Поскольку, с точки зрения инструментализма, свойства среды производны от воздействия организма на среду, организм рассматривается как нечто первичное, что позволяет охарактеризовать инструментализм как одну из многочисленных разновидностей субъективного идеализма.

Главные представители инструментализма – Дьюи, С. Хук, А. Чайлд, Дж. Шлезингер) – активные противники марксистско-ленинской теории коммунизма и социализма.

Социальный конструктивизм – научно-исследовательская программа и интеллектуальное направление в социологии и философии, имеющие богатую историю развития с древнейших времён. Неокантиантские корни этого понятия делают его широким в применении и ещё более широким в трактовке. В целом, идея социального конструктивизма состоит в том, что вещи становятся известны нам (или учёным) под определёнными именами – подвергаются интерпретации и попадают к нам как свои собственные репрезентации. Конструкция как метафора (у Сисмондо) позволяет указать, откуда берётся верование в «объективную реальность» (будь то представления о «неизменном и объективном характере физического мира» или о «порядке вещей, естественном устройстве общества»). Такие представления возникают в ходе развития как результат проб и ошибок, закрепляются в языке и сознании и транслируются в новом эпистемологическом статусе. В таком виде идеи социального конструктивизма логично предполагают релятивистское продолжение, поскольку нет оснований говорить о «истинности» или «ложности» конструкций. Подобную мысль высказывает и К. Кнорр-Цетина – основатель социально-конструктивистского подхода в социологии науки. Если исходить из аналогии с эволюционным процессом, считает Кнорр-Цетина, тогда нет нужды постулировать истинность научных теорий, достаточно говорить об их успешности. Мышь, которая бежит от кошки, не нуждается в истинной картине опасности. Мышь, как и научная деятельность, – продукт селекции того, что позволяет действовать с определённой мерой успеха. Бергер и Лукман в своей известной (т.е. раньше других переведённой на русский язык) монографии «Социальное конструирование реальности» смягчают крайние позиции постмодернистского конструктивизма до умеренной версии феноменологии. Американский философ Р. Рорти ярко обозначил смысл такого употребления слова «феноменология» в контексте конструктивизма. По его мнению, под феноменологией здесь имеют ввиду «изучение неизвестного», в отличие от эпистемологии как «изучения известного». Применяют конструктивизм в социальных науках не как программу исследования, а скорее как общую идеологию или установку, характеризующую отчаянную потребность смотреть на вещи «по-новому», с «радикальной неуверенностью» в общепринятых представлениях (сконструированных кем-то ранее), с удивительной надеждой на то, что «условные интерпретации» наконец-то будут подкреплять «окончательные презентации» в отчётах. Такова конструкция социального конструктивизма.


1.2 Определение понятия «этнос»


Что каждый человек вкладывает в это понятие? На уровне обыденного знания представителем собственной этнической группы человек воспринимает того, кто выглядит, как он, ведёт себя, как он, и говорит на том же языке, что и он. Для научного понимания этого явно недостаточно, тем более, что даже и на бытовом уровне данные критерии не всегда работают. И неудивительно, что при взгляде на представителя своего этноса мы часто ошибаемся в его идентификации. Мы знаем, насколько биологически полиморфны могут быть представители одной народности. Даже на бытовом уровне мы понимаем, что человек – это прежде всего носитель сознания, а уж потом определённого комплекса анатомических особенностей. И поэтому мы отказываемся считать своим того, кто ведёт себя не так, как мы, даже если он и выглядит похоже, и наоборот, без труда принимаем чуждого по внешности, но близкого по духу соотечественника. Но если биологический критерий здесь не имеет первостепенного значения, то тогда какой?

Может быть, язык? Далеко не всегда. Многие языки распространились далеко за пределы ареала обитания того этноса, который считает его родным (английский, испанский, португальский, русский, французский и др.). При этом многие этносы имеют в своём составе людей, не знающих родного языка. Например, российскими немцами и российскими евреями был практически утерян родной язык, но они не потеряли чувства собственной этнонациональной идентичности. По мнению ряда исследователей, «малые» языки (языки национальных меньшинств) постепенно замещаются «мировыми» языками, либо языками доминирующего в нации этноса. Однако в последние годы эта точка зрения опровергается нарастающими процессами ревитализации утраченных языков. Показателен пример с ирландцами, которые до сих пор говорили практически только на английском, но в последнее время начали реанимировать свой, уже практически утерянный язык. А разве американцы, говорящие на английском, считают себя англичанами? Часто наблюдается обратная картина, когда народ имеет свой уникальный язык, но не причисляет себя к этносу, тождественному этому языку. В графстве Нортумберленд (Англия) живёт народ, говорящий на норвежском языке, но они считают себя англичанами. К тому же известны случаи, когда разные народы говорят на одном языке. На французском языке кроме французов говорят ещё франко-бельгийцы, франко-швейцарцы и франко-канадцы, французами себя не считающие. На немецком языке кроме немцев говорят ещё австрийцы и часть швейцарцев. Шотландцы, уэльсцы и англичане говорят на английском языке, и это одна нация, но разные этносы. Многие латиноамериканские этносы говорят на испанском языке: аргентинцы, мексиканцы, перуанцы. Особенно часто такие языковые коллизии мы наблюдаем в малых этносах, поскольку в микроэтногенезе этническая дивергенция может происходить настолько быстро, что их языки не успевают столь же дивергировать дальше уровня диалектов. Многие этносы говорят на диалектах настолько близких, что не всегда можно уловить чёткую разницу между ними (балкарцы и карачаевцы, чеченцы и ингуши), однако это самостоятельные этносы. Об этом свидетельствует эндогамность, уникальные этнонимы и этническое самосознание (осознание собственной индивидуальности).

Известны и прямо противоположные случаи, когда один народ имеет несколько родных языков. Во Франции представители французского этноса говорят на нескольких языках, как, например: французский, провансальский, кельтский (бретонский) и иберийский (гасконский). Народ мордвы говорит на двух языках: эрзя и мокша. Известно и множество других подобных примеров, как, например: идиш и иврит у евреев, дигорский и иронский языки у осетин. Всё ещё больше усложняется наличием так называемых сословных языков. Например, русское дворянство конца XVIII – начала XIX века говорило в основном на французском языке, и только события войны 1812 года, всколыхнув патриотические чувства русского дворянства, вернуло русскому языку первостепенную роль. Известно и много других примеров, когда высшее сословие говорило преимущественно на чуждом собственному этносу языке: в Парфии на греческом во II–I веках до н.э., в Персии на арабском в VII–XI веках, в Англии на французском в XII–XIII веках, однако это не привело к выделению высшего сословия в особый этнос.

Может, основным свойством этнической идентичности являются культурологические особенности этноса: культура, нравы и обычаи? Да, это чрезвычайно важный критерий, но не определяющий. Обычаи забываются, а культура ассимилируется культурой доминирующего этноса, если не будет внутреннего стремления к поддержанию собственной этнической самобытности. К тому же культурологический этнический портрет народа в разные исторические эпохи часто различается даже больше, чем между многими этносами одной эпохи. Не менее значительными бывают культурологические различия различных социальных слоёв этноса. Что, например, заставляет казака, одетого в черкеску, считать своим русского предводителя уездного дворянства, а не гораздо больше на него похожего культурологически и даже объективно кавказского горца.

Что же определяет такие устремления, иными словами, что является основной движущей силой этноэволюции? Можно предположить, что таким движителем является этническое самосознание. Человек должен, прежде всего, осознавать себя представителем собственного этноса, гордиться своим народом, любить свою историю и культуру. Ведь этнос – это, по сути, такая же объективная реальность, как и личность. Им также свойственны обиды и разочарования, гордость и гнев, стремление к самосохранению и росту.

Гумилёв утверждает, что «этнос – не популяция»[1]. Всё же в той степени, в какой вообще уместно биологизировать проблему этноэволюции, этнос можно рассматривать как социально-антропологический аналог биологической популяции. Популяция – это группа особей одного вида, населяющих определённую территорию, в которой в течение длительного периода вероятность внутреннего генетического обмена путём скрещивания значительно выше, чем с особями того же вида, находящимися вне неё. Иными словами, популяция – это относительно генетически изолированная группа особей одного вида. Следует уточнить, что кратковременные сообщества-эфемеры популяциями считаться не могут, поскольку популяция – это весьма устойчивая структура, характеризующаяся собственными уникальными частотными показателями генов, что является следствием частичной изоляции в течение, по крайней мере, десятков поколений. Поэтому два залетевших в комнату роя мух никак не могут тут же образовать одну популяцию, как утверждает Гумилёв.

Отличия антропологических рас от ныне существующих этносов не ограничиваются тем, что расы являются более широкой общностью. Расы – это сугубо биологическая, антропологическая общность, тогда как этнос является прежде всего социальной общностью. Однако можно предположить, что расы являлись первичными этническими категориями, и только потом стали сугубо антропологическим свойством общности.

Для человека биологические особенности строения и физиологии в качестве этнических критериев несущественны и вторичны, значительно большую роль играют особенности социального свойства, такие, как язык, нравы, традиции, обычаи, верования, культура, искусство, ремесла. И действительно, можно обнаружить в некоторых этносах представителей самых различных антропологических типов, но нет этноса, не имеющего каких-либо единых социокультурных характеристик. Например, американский макроэтнос при всех различиях этнических групп имеет собственный, уникальный и легко идентифицируемый социокультурный тип, но собственного антропологического типа не имеет. Таким образом, при современном уровне развития транспортных коммуникаций и интеграции общества, в биологическом смысле, популяцией является всё человечество в целом. Это в общем признанный биологическим учёным сообществом факт. Ведь нельзя найти хотя бы одну значительную изолированную группу людей, которая не имела бы возможности обмена генами с любой другой. Незначительные же группы, в принципе, не могут существовать изолированно на протяжении многих поколений, в результате гомозиготации генома, вследствие неизбежных родственных браков. Но если использовать термин «культуроген», позаимствовав его у социобиологов, тогда отдельные этносы как раз и могут быть представлены как отдельные человеческие популяции. Поскольку «этногены»[2] хоть и могут мигрировать за пределы этноса, как и гены биологические, но в целом каждому этносу свойствен свой, уникальный социокультурный этногенетический портрет. И если ни один этнос нельзя считать настолько генетически изолированным, чтобы его можно было считать самостоятельной популяцией, то в культурологическом смысле каждый этнос представляет относительно изолированную социальную популяцию. Поэтому этнос, конечно же, не популяция в строгом биологическом смысле этого термина, но во многом подобен ей культурологически.

И тем более этнос – это не вид. Настолько смелое утверждение не пришло в голову даже идеологам расизма. Всё человечество не только относится к одному виду, но, судя по последним данным, и к одному подвиду Homo sapiens sapiens. И все же в определениях как вида, так и этноса также можно найти множество аналогий. Вид, так же как и этнос, понятие статистическое, неопределённое. Точно так же и между близкими биологическими видами нет чётких границ. И точно так же для характеристики вида приходится использовать целый комплекс критериев для более или менее успешного диагностирования (ареал, морфофизиологические особенности, генетическая изоляция, кариотип, особенности этологии и некоторые другие). Но подобно тому, как определяющим критерием для диагностирования биологического вида является генетическая изоляция, точно так же для характеристики этноса главным и определяющим критерием идентификации является этническое самосознание. И действительно, именно самосознание определяет частичную культурологическую отграниченность от близких соседних этносов. То есть и здесь важнейшим является тот же фактор – генетическая изоляция, поскольку именно самосознание этноса способствует резкому сокращению экзогамных браков. Конечно же, этнос не вид и даже не популяция, это понятие прежде всего культурологическое и в гораздо меньшей степени биологическое. Однако некоторая общность обнаруживается. Главное же отличие от биологических систем состоит в том, что здесь, прежде всего, основным результатом снижения экзогамии будет не генетическая изоляция, а что гораздо важнее – культурологическая – это прежде всего язык, национальная культура и внутриэтнические нормы поведения. Следствием культурологической изоляции, частичной замкнутости этнической культуры, необходимой для сохранения собственной этнической неповторимости, является стремление к сохранению чистоты языка, поддержание и развитие собственного культурного достояния и вообще всего того, что можно считать «душой» этноса. Этнос здесь подобен самодостаточной «личности» со своими помыслами, мечтами, симпатиями, амбициями. Душой же этой «личности» и выступает этническое самосознание, вернее, интеграционное единство тех духовных сторон каждого представителя этноса, в которых осознается это единство и тем самым ещё больше укрепляется.

Г.В.Ф. Гегель впервые сформулировал понятие «самосознание народов» как важнейшего качества в характеристике национальной общности ещё в XIX веке, которое «состоит существенно в том, чтобы созерцать себя в других народах»[3]. Впоследствии многие авторы также выделяли «этническое самосознание» в качестве основного этноопределяющего признака [10, 24, 13, 9]. И всё же некоторые авторы, как, например, Гумилёв, считают «этническое самосознание» важным, но отнюдь не определяющим свойством этноса[4] . С.М. Широкогоров вообще не относит самосознание к числу значимых критериев этнической идентичности, характеризуя этнос как группу «людей, объединённых единством происхождения, обычаев, языка и уклада жизни»[5].

Гумилёв не признаёт какую-либо значимую роль этнического самосознания в этногенезе, что шло вразрез с общепринятым мнением. В частности, крупнейший российский этнограф, академик Ю.В. Бромлей, выражая своё несогласие, пишет: «Социальные факторы, образующие этнос, этническое самосознание в том числе, ведут к появлению сопряжённой с ним популяции, то есть перед нами картина прямо противоположная той, которую даёт Л.Н. Гумилёв»[6]. Гумилёв так отвечает своему оппоненту: «Ю.В. Бромлей имеет право выбрать для своего логического построения любой постулат, даже вполне идеалистический, согласно которому реальное бытие этноса не только определяется, но и порождается его сознанием. Считать же, что сознание, пусть даже этническое, может быть генератором энергии, – это значит допускать реальность телекинеза»[7]. В защиту позиции Бромлея, а заодно и нашей, приведём ряд аргументов:

1. Если, например, группа представителей малого этноса, попадёт в среду другого этноса, полностью отрекшись при этом от своих прежних корней, то даже если для других они и останутся чужаками, всё равно через поколение – другое этот островок малого этноса затопит океан преобладающего по численности народа. И им в этом не поможет даже переизбыток пассионарной энергии, поскольку она уже будет работать во благо того этноса, которому посчастливится принять пассионариев, не причисляющих себя уже ни к какому народу, а значит, готовыми вобрать в себя всю духовную культуру того народа, который принял их. Значит, самосознание необходимо, во всяком случае, для сохранения этнической идентичности. Сознание созидательно уже хотя бы потому, что оно управляет мышечной энергией.

2. Информация есть величина, обратная энтропии. Значит, знания несут вполне реальную энергию, которая, естественно, может реализовываться только через материальное. Для создания атомной бомбы требуется значительно меньше энергии и капитала, чем для получения информации о её устройстве. Знания могут не только реально созидать, но и разрушать.

3. Гумилёв пишет: «Нет ни одного реального признака для определения этноса, применимого ко всем известным случаям. Язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда – нет. Вынести за скобки мы можем только одно – признание каждой особью «Мы такие-то, а все прочие другие»[8]. Что же это, как не самосознание этноса? Гумилёв здесь либо сам себе противоречит, либо понимает феномен самосознания как какую-то идеалистическую реальность. В последнем случае противоречие заключается не в сути, а в терминах.

Этническое самосознание – понятие весьма многогранное и, как и сознание человеческое, практически не поддаётся непосредственному анализу. Проще его анализировать по конкретным проявлениям. Если мы делаем скидку представителям своего этноса, это проявление этнического самосознания. Поддержка зарубежной диаспоры, любовь к родной культуре, боль за лишения, выпавшие на долю своего народа, и переполняющее чувство гордости за земляка, стоящего на олимпийском пьедестале, – всё это проявления этнического самосознания. Но когда сталкиваются интересы народов при неверной и беспринципной политике их лидеров, проявления этнического самосознания могут приобретать и разрушительный характер. Поэтому лучше стимулировать самосознание подъёмом этнической культуры, а не возрастанием защитных механизмов этноса.

В данной работе обосновывается точка зрения, согласно которой «этническое самосознание» является хоть и далеко не единственным, но главным и определяющим свойством этноса. Попробуем обосновать это утверждение, проанализировав все основные критерии этнической идентичности.


1.3 Основные критерии этнической идентичности


1.3.1. Этноним – самоназвание этноса. Безусловно, один из самых надёжных критериев этнической идентификации. Если два предположительно разных этноса называют себя одинаково и это не случайное совпадение, тогда есть все основания утверждать, что это единый этнос, поскольку одного факта осознания себя единым этносом достаточно для быстрого стирания граней между ними в результате межэтнической ассимиляции. Однако можно ли считать его самостоятельным критерием? Этноним не более как фонетическое отражение самосознания этноса, и выделять его в качестве самостоятельного критерия, по-видимому, нецелесообразно. К тому же некоторые субэтносы также имеют самостоятельные этнонимы, вернее было бы их назвать субэтнонимами, но понять, что это, этноним либо субэтноним, можно, только поняв, этнос это либо субэтнос. Гумилёв пишет, что «широко бытует мнение, будто этническое самосознание как один из социальных факторов определяет не только существование этноса, но и возникновение его. Самосознание проявляется в самоназвании. Следовательно, если будет доказано несовпадение того и другого, то вопрос об их функциональной связи отпадает»[9]. Далее он приводит факты, подтверждающие такое несовпадение. Один этнос может якобы иметь несколько этнонимов, либо разные этносы могут иметь один этноним. Здесь следует разобраться глубже.

Во-первых, название этноса является отражением самосознания только лишь тогда, когда этнос сам себя так называет, т.е. когда это является не просто названием, а самоназванием. Например, для русских наименование «русский» является этнонимом, поскольку они сами себя так называют, а многие жители дальнего зарубежья русскими называют практически всех жителей России и СНГ, это название, а не самоназвание. Одних адыгов называют кабардинцами, других черкесами, бжедугами, адыгейцами, шапсугами, но это только субэтносы, поскольку сами они себя называют одинаково – адыгами. Ранее адыги имели и внешний этноним – черкесы, который теперь сохранился лишь как субэтноним одного адыгского субэтноса.

Во-вторых, следует отличать этноним от субэтнонима. Например, одни осетины называют себя иронцами (преимущественно православные), другие дигорцами (преимущественно исповедующие ислам). Казалось бы, вот оно, несоответствие. Однако для осетин наименование «осетин» – это этноним, а наименования «иронец», «дигорец» – это субэтнонимы, они второстепенны, и смешение между этими субэтническими группами происходит настолько активно, что говорить о двух самостоятельных этносах пока не приходится. Но когда этническая дифференциация этих народов пройдёт критический порог разделения, эти субэтносы перейдут в самостоятельные, хоть и весьма близкие, этносы, а субэтнонимы, соответственно станут этнонимами.

В-третьих, то, что первоначально нам представляется как этноним, не совпадающий с феноменом этнического самосознания, может быть просто собирательным названием для обозначения межэтнической общности. Например, названия «римлянин», «россиянин» или «византиец» – это не этноним, а объединяющее название государственно-территориальной общности людей.

Этнокультурные особенности (обряды, обычаи, семейный быт). Именно по этому критерию в первую очередь и отличают этнос. Но достижение и сохранение культурной самобытности этноса возможно только при достижении определённого уровня этнического самосознания.

Антропопсихологические особенности. Данный критерий, как правило, не работает. Многие этносы, в особенности имеющие широкое географическое распространение, весьма полиморфны по этому признаку. И очень часто трансгрессия бывает настолько высока, что говорить о статистически достоверных различиях вообще не приходится. Например, в юго-западной России русские, как правило, черноволосые и темноглазые, в северо-западных же областях России русские чаще русоволосы и голубоглазы. При сравнении заволжских староверов с русской эмиграцией с Брайтон-Бич или терских казаков с поморами трудно поверить, что всё это представители одного этноса. Столь серьёзные различия, особенно этносов, имеющих протяжённый ареал, связаны как с неизбежной ассимиляцией с соседними народами, так и с внутриэтнической дифференциацией. В биологическом смысле, как и в культурологическом, чистых этносов не существует, даже язык иногда меняется до неузнаваемости. «Ни один народ, ни одна раса не остаются неизменными. Они непрерывно смешиваются с другими народами и расами и постоянно изменяются. Они могут казаться почти умирающими, а затем вновь воскреснуть как новый народ или как разновидность старого»[10]. Например, японцы являются этносом, который произошёл в результате взаимной ассимиляции монголоидов из Полинезии, Кореи и Китая и древнего народа, относящегося к белой расе и живущего до сих пор на острове Хоккайдо – айнов. Французы образовались путём смешения преимущественно галлоримлян с салическими франками, немцы являются результатом взаимной ассимиляции преимущественно рипуарских франков, тюрингов, швабов и саксов. Испанцы произошли от смешения алан, вестготов, лузитанов и свевов. Этот список можно продолжить. И что особенно важно, такая взаимоассимиляция продолжается непрерывно и неравномерно в разных областях обитания этноса, поэтому этнос антропологически бывает столь полиморфен.

Единство территории. К числу важнейших критериев этнической идентификации следует отнести занимаемый ареал. Но и здесь есть определённые сложности. Этнос может быть кочующим либо географически ассимилированным. Ареал может меняться либо смещаться динамически и исторически. Различные этносы могут заселять один ареал, либо этнос может иметь спорадичное распространение. Здесь, по-видимому, уместнее было бы использовать понятие «прародина». Прародина этноса может служить мощным интегрирующим этническим фактором, в особенности для диаспор, её потерявших. Причём для представителей этноцентра прародина будет иметь превалирующее значение над родиной биологической. В настоящее время, в связи с развитием коммуникаций, роль данного критерия значительно снизилась.

Общность происхождения. Происхождение многих, особенно древних этносов, весьма туманно. Со временем история первичного формирования этноса неизбежно искажается, происходит её приукрашивание, героизация и она превращается в миф, легенду. Как указывает Х.Г. Тхагапсоев: «В системе этноэтатизма особое место занимают исторические мифы, которые посредством «сублимации» истории этноса – на основе заведомой героизации и драматизации прошлого обеспечивают мобилизацию этнического самосознания «как надо»[11]. И уже не так важна её истинность, важно лишь, чтобы эта легенда заставляла гордиться своей принадлежностью именно к этому народу, стимулировала подъём национального самосознания. И поэтому здесь часто бывает важна не столько реальная общность происхождения, сколько миф об этом. С.М. Широкогоров, наряду с такими этнодифференцирующими признаками, как язык и уникальный культурный комплекс, выделяет и такой, важнейший с его точки зрения, критерий, как «вера в общее происхождение»[12]. Именно здесь особенно подходит идея саморепликации мимокомплексов Докинза. Мимокомплекс героического прошлого этноса просто обречён на успешное распространение в среде своего народа. В таком случае этнос можно представить не только как причину распространения такого мимокомплекса, но и как его результат. Часто предком этноса может считаться какое-то реальное, либо мифическое животное, бог или даже неодушевлённый предмет. Вот что пишет по этому поводу Гумилёв: «В древние времена это (происхождение от одного предка) считалось обязательным для этноса. Часто в роли предка за отсутствием реальной фигуры выступал зверь, не всегда являющийся тотемом. Для тюрок и римлян это была волчица-кормилица, для уйгуров – волк, оплодотворивший царевну, для тибетцев – обезьяна и самка ракшаса (лесного демона). Но чаще это был человек, облик которого легенда искажала до неузнаваемости. Авраам – праотец евреев, его сын Исмаил – предок арабов, Кадм – основатель Фив и зачинатель беотийцев и т.д. Как ни странно, эти архаические воззрения не умерли, только на место персоны в наше время пытаются поставить какое-либо древнее племя – как предка ныне существующего этноса. Но это столь же неверно. Как нет человека, у которого были бы только отец или только мать, так нет и этноса, который бы не произошел от разных предков. Так, из смеси славян, угров, аланов и тюрок развилась великоросская народность».

Важен не реальный предок, а всеобщая вера в единство происхождения. В действительности же говорить о единстве происхождения весьма сложно. Этносы по сути полифилетичны, и более того, внутри его постоянно происходит метизация в результате экзогамии. Когда же этнос расширяется, ассимилируя другие народы, он невольно ассимилируется и сам, часто от первичной биологической основы вообще практически ничего не остаётся. Кто, например, сейчас увидит у славян персидский след, унаследованный ими от скифских предков. Но это и неважно, гораздо важнее душа этноса, его самосознание, которое базируется в числе прочего и на мифе о своей прародине и великих предках. Сторонники конструктивистского направления в этнологии считают представление или миф об общей исторической судьбе важнейшим критерием этнической идентификации, всё же, наверное вернее было бы считать этот критерий важной составляющей этнического самосознания.

Общность целей. Такой утилитарный критерий сторонники инструменталистского направления в этнологии считают определяющим, что весьма спорно. Инструменталисты трактуют этничность как «средство в коллективном стремлении к материальному преимуществу на социальной арене»[13]. Это верно лишь отчасти, в сравнении с этносами цели гораздо более изменчивы во времени и в пространстве. К тому же различные социальные слои одного этноса могут иметь различные цели, но общие с аналогичными социальными слоями других этносов. Однако данный критерий служит мощным мобилизующим фактором в критические периоды существования этноса. Например, швейцарцев, говорящих на четырёх языках, невольно спаяла в единый этнос общая цель – национально-освободительное движение против австрийских феодалов.

Наиболее выдающимся сторонником выделения именно этого критерия был известный испанский философ Ортега-и-Гассет, который также указывает в качестве важнейшего интегрирующего начала общность целей: «У жителей Центральной и Южной Америки общее прошлое с испанцами, общий язык, общая кровь, и тем не менее они не образуют общей нации. Почему? Не хватает одного и, видимо, самого главного – общего будущего», исходя из чего он выражает «потаённую суть нации, состоящую из двух ингредиентов: первый – это план совместного участия в общем замысле и второй – сплочение увлечённых замыслом людей»[14]. Однако можно в связи с этим задаться вопросом, потому ли нация едина, что люди, её составляющие, имеют общие цели, либо цели у них общи в связи с их внутренним идейным единством? Было ли такое единство у испанских колонистов с народами Латинской Америки? В связи с тем, что уровень этнического самосознания латиноамериканских индейцев был значительно ниже, чем у североамериканских, здесь ассимиляция проходила значительно активнее. К тому же этому способствовало то, что менталитет латиносов оказался довольно близким испанскому. В итоге мы получаем новый народ. Слиться с испанским народом они не могли, слишком велики были изолирующие барьеры. В результате образовалась качественно новая общность, занимающая в чём-то промежуточное, но в то же время и уникальное положение, что изначально предполагало независимость целей.

Ортега-и-Гассет далее пишет: «Сегодня мы свидетели эксперимента грандиозного и чёткого, как лабораторный опыт, – нам предстоит увидеть, удастся ли Англии удержать в державном единстве различные части своей империи, предложив им притягательную программу будущего сотрудничества» [15]. Это было написано ещё в 1930 году. Теперь мы знаем, что этот «грандиозный эксперимент» показал, что общность целей без внутренней общности ничего не стоит. Кстати, Ортега-и-Гассет впоследствии отказался от своих инструменталистских убеждений. В той же работе, в предисловии к французскому изданию этой книги, он, в частности, писал: «Одной из грубейших ошибок «нового мышления», от которого мы всё ещё не можем отмыться, было то, что оно путало общество с сообществом. Общество не создаётся по добровольному согласию. Наоборот, всякое добровольно согласие предполагает существование общества»[16]. Здесь Ортега-и-Гассет демонстрирует диаметрально противоположные взгляды, фактически признавая ошибочность собственной доктрины об объединяющей роли единства цели для наций. Ставить цель впереди необходимости изначального единства нации – это всё равно, что запрягать телегу впереди лошади. Однако не всё так просто, тут необходим диалектический подход. При первичной роли единства общества цель также служит дополнительным объединяющим началом, укрепляющим это единство. Здесь мы наблюдаем всё ту же причинно-следственную петлю обратной связи, когда результат усиливает возможность его достижения, что и определяет нелинейный характер развития.

Язык. Весьма важный, но неоднозначный критерий. Если самосознание народа достаточно высоко, тогда этнос сделает всё возможное, чтобы сохранить родной язык, или даже реанимировать его, как это сделали ирландцы. Если же собственное самосознание не высоко, тогда родной язык легко может быть утерян. Значит, и в этом случае критерий этнического самосознания является определяющим.

Конфессиональный критерий. Вероисповедание также обладает этнодифференцирующими свойствами, но тоже далеко не всегда. Например, абхазы исповедуют ислам и христианство, сохраняются также и традиции язычества, но это один этнос. К тому же, в связи с возрастанием роли мировых религий над национальными, данный критерий чаще отражает суперэтническую принадлежность. Конечно же, с течением времени мировые религии дифференцируются, приобретают уникальные черты, вплетаясь причудливым образом в самобытную культуру различных народов. Например, самосознание русского этноса ныне неотделимо от русской православной церкви, когда, казалось бы, чуждая византийская религия становится русской лишь постольку, поскольку русские осознают себя православными, значит, и здесь роль самосознания первична.

Впрочем, на закате этноса в идеациональной фазе развития, когда религия становится основным стержнем национального самосознания, и в период формирования этноса конфессиональность может быть важнейшим этнодифференцирующим признаком. Особенно важное значение конфессиональность имеет в тех случаях, когда именно смена вероисповедания создаёт возможности внутренней эндогамии и последующего выделения указанной религиозной консорции в самостоятельный этнос. Подобным образом, например, сикхи (индусы-мусульмане) выделились в самостоятельный этнос. Турки-османы также изначально представляли собой скопище казалось бы несовместимых между собой народов, в их ряды вливались помимо восточных, также и многие кавказские, славянские и даже западноевропейские этносы. Но их, как и сикхов, сплотила вера. И это понятно, ведь основным идейным стержнем, объединяющим этих людей, является общность вероисповедания, вокруг которого и формируется новый этнос, в этом случае религиозное самосознание неотделимо от этнического, как, например в иудаизме.

Таким образом, религия тогда становится важным этническим объединяющим началом, когда становится неотделимой частью этнического самосознания. Когда же этнос, сформированный на конфессиональной основе, расширяется, начинает снижаться роль конфессиональности в этническом самосознании как этнодифференцирующего признака, и этносы, объединённые под флагом новой религии, начинают дифференцироваться по другим критериям этничности. В противном случае и ныне все православные были бы византийцами, а все мусульмане арабами. Следовательно, и здесь мы видим первичный характер этнического самосознания. В Новое время роль конфессионального критерия заметно снизилась.

Аксиологический – этническая система ценностей. Как и общность целей, данный критерий весьма изменчив как во времени, так и в пространстве.

Генеалогический. По сути, близок к критерию, обозначенному как «общность происхождения», но здесь имеет значение преемственность развития по отцовской линии (гораздо реже по материнской). В некоторых культурах, в которых особенно высока вероятность генокультурной ассимиляции, становится особенно важным выявление генеалогической общности. В такой культуре человек назовёт себя, например, арабом, даже если у него в действительности арабом был только прадед, но по отцовской линии. Именно с этим фактом можно связать предпочтительную роль сыновей в семьях большинства культур. Этот факт лишний раз подтверждает превалирующую роль социальной идентификации в этническом самосознании над идентификацией биологической. Такая модель преемственности этнического самосознания по отцовской линии была очень удобна при активной экспансии этноса, когда, несмотря на неизбежную в таких условиях генетическую ассимиляцию расширяющегося этноса, в социально-культурологическом плане такой этнос сохраняет свою целостность. И наоборот, для предотвращения культурологической ассимиляции статичного этноса с ассимилированным ареалом гораздо удобнее сохранять этническую преемственность по материнской линии, как, например, у евреев. В любом случае наименее устойчивым будет тот этнос, в котором идентификация будет происходить исключительно по крови. Секрет устойчивости этносов состоит, в том числе, и в их несумативности, и из ребенка, рождённого англичанином и француженкой, не выйдет англофранцуза.

Самосознание этноса («душа этноса»). Важнейшее и определяющее условие этнической идентификации. Там, где нет дихотомического отношения «мы–они», там нет этноса. Конечно же, самосознание, когда оно уже утвердилось, не только определяет все прочие этнодифференцирующие признаки, но и в некоторой степени и само начинает определяться ими. Поэтому первичная роль этнического самосознания тоже далеко не абсолютна. Таким образом, этнос – это, прежде всего, когнитивная категория, но она не сводится к простой сумме элементов самосознания каждого его представителя, а является целостным интегрирующим началом, в основе которого и лежит самосознание, закрепляемое конструктивистскими и инструменталистскими элементами этнической идентичности.

Можно ещё упомянуть систему диагностирования этносов, основанную на определённых хозяйственно-культурных типах[17], монголы: кочевники и скотоводы; чукчи: оленеводы и охотники и т.д. Однако данный критерий не только вторичен, но и практически никогда чётко не работает в пределах одного этноса. Этнос может характеризоваться преобладанием определённого хозяйственно-культурного типа, но хозяйственно-культурные типы не могут характеризовать этнос.

Таким образом, можно дать следующее определение этноса: этнос – это общность людей, объединённых единым этническим самосознанием, т.е. осознанием как своей общности, так и отличия от прочих народов, и на основе самосознания формирующих ряд прочих вторичных этнодифференцирующих признаков: язык, систему собственной идеологии, этики, права и единых норм поведения.

1.4 Примордиалистский подход к определению этничности


Для определения такого сложного понятия, как этничность, необходимо разобраться в содержании центральных категорий, являющихся во многом определяющими феномен этничности. Необходимо определить содержание категорий этнос и нация.

«Этнос (от греч. Ethnos - народ) – исторически сложившаяся на определённой территории устойчивая совокупность людей, обладающих общими чертами и стабильными особенностями культуры». Таким образом, этнос в данном направлении рассматривается исключительно как историко-биологический феномен, обладающий бессознательной, аффективной привязанностью людей к своему народу.

Для того чтобы охарактеризовать это направление необходимо описать различение категорий «нация» и «этнос». Традиционным для отечественной науки можно считать взгляд, который представлен в Энциклопедическом словаре под редедакцией Г.В. Осипова. В нём нация определяется, как «тип этноса, характерный для развитого классового общества».

Таким образом, различие категорий «этнос» и «нация» носит исключительно лингвистический характер. Разница содержательного аспекта сведена к нулю. Такие феномены, как национализм, нации, не входили в традиционное поле изучения советских этнонологов.

Таким образом, этническое определяется через примордиальное, то есть через то, что предшествует сознанию человека.

Сторонники описываемого направления склонны выделять глубокую аффективность природы этноса. Этничность рассматривается как крепкая эмоциональная привязанность индивидов друг к другу.

В ранее названном учебнике под редедакцией Ю.В. Арутюняна, Л.М. Дробижевой, А.А. Сусоклова в примордиалистском подходе выделяются два основных направления: социобиологическое и эволюционно-историческое.

Социобиологи рассматривают этнос как сообщество индивидов, основанное на биологических закономерностях трансформированные в социальные. Объясняют возникновение этноса, основываясь на эволюционно-генетических идеях. Этнос рассматривается как родственная группа. Ю.В. Арутюнян, Л.М. Дробижева, А.А. Сусоклов описывают этот подход, ссылаясь на Ван ден Берга: «С прогрессивным ростом размера человеческих обществ, границы этноса становились шире, связи родства соответственно размывались. Однако потребность в коллективности более широкой, чем непосредственный круг родственников на основе биологического происхождения, продолжает присутствовать даже в современных массовых индустриальных обществах».

Представители другого, эволюционно-исторического, направления в примордиалистском подходе склонны рассматривать этнос скорее как социальную, чем биологическую общность. Взаимная привязанность членов этноса, таким образом, достигается социально-историческим контекстом, а не закономерностями биологического развития. «Это реально существующие группы с присущими им чертами – языком, культурой, идентичностью, отличающими их от других групп».

Примордиализм считается более исторически первичным по сравнению с конструктивизмом. Это направление в этносоциологии доминировало вплоть до 70-х годов ХХ в., до тех пор, пока на свет не появилась книга Эрнста Геллнера «Нации и национализм», ознаменовавшей своим появлением зарождение нового подхода к рассмотрению этничности – конструктивизма. В отечественной науке это направление было единственным, пока книга Геллнера не вышла на русском языке.

Говоря об отечественной традиции примордиализма необходимо упомянуть две персоналии, представлявшие собой элиту этнологии в нашей стране. Речь идет о Л.Н. Гумилёве и Ю.В. Бромлее.

Л.Н. Гумилёв – представитель социобиологического направления. Рассматривал этнос, как биологическое сообщество существа вида Homo Sapiens, подобно ареалу обитания животных. Началом этногенеза Л.Н. Гумилев считал так называемый «пассионарный толчок» (некие космические излучения). Дальнейшее развитие этноса определяется территорией расселения и психобиологическими характеристиками пассионарности. В принципе, нетрудно заметить связь идей Гумилёва с русской традицией космических идей, представленных, в частности, С.М. Широкогоровым.

Фактически официальным в отечественной этнографии стало представление об этносе, разработанное Ю.В. Бромлеем. Согласно его взглядам этнос – социальная группа, характеризующаяся собственно этническими свойствами (язык, культура, самосознание, скреплённое в самоназвании), но эти свойства формируются только в соответствующих условиях – территориальных, природных, социально-экономических, государственно-правовых.[18]. Таким образом, этнос рассматривался как общность, имеющая, прежде всего, социальные характеристики.

В западной традиции наиболее яркой фигурой представляющей примордиалистский подход является Энтони Смит, который определяет этнос, как «общность людей, имеющих имя, разделяющую мифы о предках, имеющую совместную историю и культуру, ассоциированной со специфической территорией, и обладающей чувством солидарности». Э. Смит является представителем второго направления в примордиализме.

Итак, примордиализм рассматривает этничность как некую объективную данность, как надсубъективную характеристику индивида, обусловленной либо историческим развитием, либо биологической эволюцией.



1.5 Конструктивистский подход к определению этничности


Конструктивистское направление в этнологии зародилось позднее примордиализма. Широкое распространение конструктивизма связывается именем Эрнста Геллнера.

Суть этого направления в изучении этничности заключается в том, что этническое сообщество, возникающее на основе дифференциации этнокультур, существует, базируясь на различных доктринах и представлениях, имеющих место в той или иной этнокультуре. В свою очередь, доктрины «изобретаются» интеллектуальной элитой этноса – писателями, учёными, художниками политиками. Таким образом, получается, что этнос есть не что иное как интеллектуальный конструкт элиты. Далее, этот конструкт (этничность) транслируется на потенциальных представителей этноса при помощи различных средств имеющих возможность воздействовать на сознание членов общности (СМИ, книги, фильмы, выставки и т.д.). То есть, помимо того, что этничность есть вымышленный интеллектуальный конструкт, он суть «навязанная» социальность. Причём, эту социальность часто используют различные лидеры для «этнической мобилизации» населения. Подобных индивидов, использующих этничность для достижения личных выгод, называют «этническими предпринимателями», которые являются центральной категорией, используемой одним из ответвлений конструктивизма – инструментализмом.

В учебнике «Этносоциология» инструментализм выделяется в отдельное направление, существующее наряду с конструктивизмом и примордиализмом, что на взгляд автора не совсем корректно по следующей причине.

Различие между конструктивизмом и примордиализмом проводится на основе различного понимания этничности. Если в примордиализме этничность примордиальна, объективно задана, то в конструктивизме она есть интеллектуальный конструкт. В инструментализме же этнос рассматривается как общность индивидов имеющих одинаковые интересы, и использующих этничность для достижения этих интересов. Таким образом, реальная основа для объединения индивидов не этничность, а какие либо интересы (экономические, политические и т.д.), а этничность есть конструкт, используемый для достижения этих целей, являющих собой удовлетворение интересов. Длительное существование этнической общности объясняется тем, что помимо общих интересов членов общности удерживает этничность, которая позволяет преодолеть отчуждённость свойственную современному обществу.

Наиболее часто упоминаемыми учёными, работающими в русле конструктивизма, являются Эрнст Геллнер, Бенедикт Андерсон, Эрик Хобсбаум в западной традиции, и В.А. Тишков в отечественной.

Э. Геллнер – учёный, заявивший о том, что он создал универсальную концепцию нации и национализма. Свои взгляды на проблему этничности он сводит к объяснению политики национализма. Его интересуют нации, существующие в индустриальном обществе. Таким образом, феномен этничности отходит на второй план и речь в его работах идет в большей степени о нации-гражданстве.

Говоря о нации, Геллнер постоянно оговаривается, что этот феномен существует в рамках индустриально развитых обществ, и является продуктом политики национализма (идеология, существующая как государственный принцип, требующий, чтобы политические и этнические границы совпадали, а также, чтобы управляющие и большинство управляемых внутри данной политической единицы принадлежали к одному этносу).

Если рассматривать нацию в социокультурном аспекте, тогда идея нации будет воплощена в двух положениях, выдвинутыми Эрнстом Геллнером:

«1. Два человека принадлежат к одной нации лишь только в том случае, если их объединяет одна культура, которая в свою очередь понимается как система идей, условных знаков, связей, способов поведения и общения.

2. Два человека принадлежат к одной нации лишь только в том случае, если они признают принадлежность друг друга к этой нации. Иными словами, нации делает человек; нации - это продукт человеческих убеждений, пристрастий и наклонностей. Обычная группа людей становится нацией, если и когда члены этой группы признают общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого объединения и превращает их в нацию, а не другие общие качества какими бы они ни были, которые отделяют эту группу от всех, стоящих вне её.»

Помимо этих двух аспектов конструктивистами рассматривается тесная связь нации и государства.

Индустриальное общество требует постоянного роста. Ему необходимы образованные и квалифицированные специалисты. Именно в индустриальном обществе грамотность стала доступной всем. Исходя из этих причин, грамотность и образованность индивида становится государственными приоритетами. Таким образом, государство начинает оберегать образование. Так и происходит слияние двух сфер жизни индивида, которые в аграрном обществе были отделены друг от друга, а именно – культуры и государства. Что логично сказывается на существовании культурно-исторических общностей – этносов. Появляется нация – сообщество индивидов, которых помимо общей культуры, взаимоодобрения связывает ещё и общее гражданство. Таким образом, нация интерпретируется конструктивизмом больше как политическая категория. Т.е. нация сродни гражданству. Но поскольку гражданская принадлежность целиком и полностью зависит от субъективной воли и желания индивида, постольку и нация интерпретируется как некий воображаемый конструкт. Как результат интеллектуальных усилий творческой и интеллектуальной элиты общества.

Кроме того, у некоторых авторов (Бенедикт Андерсон) нация рассматривается «как культурный артефакт особого рода», и чтобы понять его, необходимо тщательно рассмотреть обстоятельства его исторического возникновения, изменение его значений в течение времени и причины его влияния в наше время. Однажды созданные, эти артефакты стали своеобразными моделями, которые могли быть трансформированы, с различной степенью осознания, в многообразные социальные контексты, сливаясь со столь же многообразными политическими и идеологическими факторами.

Андерсон предлагает следующее определение нации: «нация – это воображаемая политическая общность, причём воображаемая как необходимо ограниченная и суверенная». Андерсон считает, что любая общность, если она не основана на непосредственных межличностных контактах, воображаема, и что разные общности подобного рода различаются способами, которыми они воображаются.

Отличительная особенность нации от других общностей заключается в том, что она воображается как ограниченная и суверенная.

Нация воображается как ограниченная, потому что большинство членов нации окружено, возможно, миллионами, живых людей, разделёнными границами, на расстояние, где живут другие нации. Нет нации воображающей себя равной с человечеством в целом.

Нация воображается как суверенная, т.к. эта категория (суверенитет) появилась на свет когда Просвещение и Революция уничтожают законность божественно установленного, иерархического королевства. Наступает зрелая стадия человеческой истории, когда равное большинство набожных приверженцев различных мировых религий неизбежно находились лицом к лицу с набирающим силу плюрализмом этих же религий, и «алломорфизм» между каждым религиозным онтологическим утверждением и территориальным пространством. Нации мечтают о свободе, и если под Богом, пусть так. Масштаб и символ этой свободы – суверенное государство.

Наконец, нации воображаются как общности, потому что, не смотря на реальное неравенство и эксплуатацию в рамках этих общностей, понятие «нации» включает в себя представление о глубоком «горизонтальном товариществе».

Эрик Хобсбаум в книге «Нации и национализм с 1780г.» попытался дать историческую ретроспективу политики национализма. В результате, он приходит к выводу, что национализм суть явление Нового времени. Границы нации постоянно меняются, поскольку наряду с политическим аспектом в формирование нации вмешивается ещё и экономический. При этом национализм для Хобсбаума – это «народное чувство и движение, но это и деятельность государств и правящих элит. Нация появляется в современную эпоху, но предшествуют ей протонация и свойственный ей протонационализм».

Если не единственный, то, видимо, самый активный сторонник конструктивизма в России, В.А. Тишков, понимает этнос как группу индивидов, которой свойственно общее название, элементы культуры, общее происхождение и историческая память, чувство солидарности; и представляют собой продукт процесса нациестроительства.

Как верно отмечается в учебном пособии Ю.В. Арутюняна, Л.М. Дробижевой и А.А. Сусоклова, для наиболее адекватного изучения феномена этничности учёному необходимо придерживаться «золотой середины», то есть, назрела реальная необходимость интеграции обоих подходов.



2 Этническое сознание: социально-философский аспект анализа


Основная задача этой главы состоит в раскрытии места и роли социально-философского подхода к изучению этнического сознания.

Существует разрыв между философией, с одной стороны, и этнологическими дисциплинами, сдругой. Так, при анализе предметных связей этнологии с другими науками её представители последовательно разбирают такие пары, как «этнология и социология», «этнология и культурология», «этнология и этнография», «этнология и психология», но при этом практически нет анализа взаимосвязей философии и этнологии[19]. Но и со стороны философии нет встречного движения. Феномен этнического сознания и самосознания практически не исследуется в философской литературе (достаточно просмотреть подшивку «Вопросов философии» за последние 10 лет, чтобы наглядно в этом убедиться).

Указанный разрыв можно объяснить следующими причинами. Философия призвана интегрировать, а отдельные науки дифференцировать знание в определённой области социального познания, поэтому в их целях, задачах и функциях всегда есть определённое противоречие. Так, аналитическая философия и этнолингвистика одинаково возвышают проблему языка в культуре, однако между работами Л. Витгенштейна и В. Гумбольдта дистанция огромного размера, хотя те же Э. Сепир и Б. Уорф с их гипотезой языковой относительности признаны как в том, так и другом научных сообществах. К тому же этнополитология, этносоциология, этнолингвистика ещё не вполне сложились[20], и потому на данный момент времени не могут представить достаточный уровень обобщения своей предметной области для последующей философской проработки.

Политическая и социальная философия (равно этнополитология и этносоциология) большое внимание уделяют таким феноменам, как идеология национализма. Это означает, что движение навстречу друг другу есть, но оно пока по большей части носит бессознательный характер, а значит, настоятельно требует соответствующей рефлексии.

Философия – полисемантическая форма социального знания и познания, поэтому место и роль философии в анализе этнического сознания заключается в интегративно-целостном подходе, дополняющем и преодолевающем узкопрофильное изучение этнического сознания со стороны различных этнологических дисциплин. И хотя сама философия полисемична, а её многочисленные школы и направления выстраивают свои особенные схемы сознания и сознательной деятельности, тем не менее, в целом она оказывает теоретико-методологическое воздействие на все отдельные уровни социально-гуманитарного знания.

Этнологическая теория с середины XIX в. по настоящее время прошла ряд этапов в своём развитии – эволюционизм (Г. Спенсер, Э. Тайлор, Д. Фрэзер, Ш. Летурно, Л.Г. Морган и др.), диффузионизм (Ф. Ратцель, Л. Фробениус, Ф. Гребнер, У. Риверс и др.), социологическая школа (Э. Дюркгейм, Л. ЛевиБрюль, М. Мосс, К. Леви-Строс и др.), функционализм (Р. Турнвальд, Б. Малиновский, А. Радклифф-Браун и др.), историческая школа (Ф. Боас, А. Кребер, Л. Уайт и др.), этнопсихологическая школа (Р. Бенедикт, М. Мид, А. Кардинер и др.), структурализм (Э. Эванс-Притчард, К. Леви-Строс, Ф. де Соссюр и др.), культурный релятивизм (М. Херсковиц, Р. Бенедикт и др.), неоэволюционизм (Л. Уайт, Д. Стюарт, М. Харрисидр.). Сегодня на базеэтих направлений формируются новые школы и создаются новые концепции. Например, М. Годельс и К. Мелиссо развили в этнологии некоторые положения историческогоатериализма, а К. Гирц и Р. Тернер основали герменевтическое направление исследований (роль символов и социальной коммуникации, их мировоззренческая, ценностная и нравственная значимость в современных культурах). Научные исследования всё больше концентрируются вокруг социально значимых проблем, а для их решения используются целые наборы уже существующих концепций и отработанных методик исследования. В этих условиях непосредственное восприятие начинает преобладать над рациональным конструированием, законченная логическая схема уступает место эклектизму и мозаичности. Подобная постмодернистская установка, несомненно, созвучна реалиям сосуществования современных этнокультурных единиц и направлена, в первую очередь, на изучение бессознательных механизмов функционирования этнического сознания. Однако подобный мировоззренческий и методологический «плюрализм» явно односторонен, и философии потребуется привлечь всё своё накопленное богатство, чтобы не растерять свои традиционные функции.

Философия и этнология двигаются при анализе этнического сознания как бы с противоположных сторон, но навстречу друг другу. Философию интересует, прежде всего, «сознание» (этос, квинтэссенция духовной культуры), а этнологию – этнос: этносоциологию – социальная структура этноса, этнопсихологию – менталитет, национальный характер и «базовая личность», этнополитологию – субъектная база этнического сознания. При этом философия в лице герменевтики, феноменологии или диалектики задаёт общие параметры анализа сознания, а этнология – специализирует этот анализ: например, уточняет, сознание как сознание целого народа и на каком этапе его развития надо изучать в данном случае. Психология исходит из индивидуального сознания, социальная психология оперирует понятиями «массовое сознание» или «групповое сознание», а философия пытается выявить природу любого сознания и объединить в объяснительную теорию данные различных наук.

Методологическое значение философии в отношении этнологических наук проявляется в следующем. Знания, получаемые в рамках этнографии, этнодемографии, этнолингвистики и т.д., именно на философском уровне приходится обобщать и сводить воедино в целях выработки целостного и всестороннего взгляда на природу, структуру и генезис этнического сознания. При этом появляется новый угол зрения, или – новое знание, которое выступает своеобразным методом для получения новых знаний в рамках этнологических наук.

Возьмём для примера одну из центральных этнологических проблем – проблему этнической идентичности.

В этнологических построениях можно выделить три альтернативные точки зрения на характер этничности: примордиализм, инструментализм и конструктивизм. Согласно первому (К. Гирц, Ю.В. Бромлей, П. ван ден Берге, Л.Н. Гумилёв и др.), этничность – это врождённое свойство человека и имеет своё основание в природе (концепты «непотизма», «реципрокности», «пассионарности» ит.п.) или в обществе (единство «крови и почвы» у И.Г. Гердера и т.д.). Согласно второму (Э. Смит, В.А. Тишков, Н. Глезер и др.), этничность – не более чем инструмент, используемый элитой для укрепления своего господства и влияния («средство в коллективном стремлении к материальному преимуществу»[21] и др.). Согласно третьему (Б. Андерсен, Э. Геллнер, Э. Хобсбаум и др.), этничность – это всего лишь идеологический конструктор, целенаправленно создаваемый писателями, учёными и политиками в результате социального познания, выявления этнического своеобразия того или иного народа.

Философия должна показать достоинства и недостатки каждого из описанных подходов и тем самым мобилизовать их преимущества на совокупное движение вперёд в изучении этнического сознания. Можно отметить, что примордиализм, рассматривающий этничность как изначальную, исконную данность, озабочен поисками объективных детерминант этногенеза и эволюции этнического сознания. Отсюда, правильно акцентируя внимание исследователей на этнодетерминантах, примордиализм склонен метафизически акцентировать внимание на какой-либо одной из них, греша при этом явным антиисторизмом.

Для инструментализма, напротив, характерен прагматизм и функционализм, то есть аналитическое внимание к функциям этнического сознания (этнос и этническое сознание принимаются за бесспорный социальный факт), при этом этническое сознание рассматривается в качестве важнейшего средства преодоления отчуждения, характерного для современного общества. Инструменталисты отказываются от эволюционистских идей, поэтому демонстрируют излишнюю приверженность к статике при изучении этнического сознания.

В конструктивизме этничность вообще приобретает виртуальные черты, так как она теперь полностью субъективирована и привносится в этот мир исключительно самим сознанием. Конструктивисты, замкнутые в мире этномаркеров, переворачивают весь причинно-следственный ряд: этномаркеры из следствия превращаются в причину (этнодетерминанты).

Таким образом, основная задача социально-философского осмысления этнического сознания состоит в последовательном и всестороннем соотнесении этноса и сознания, этнического сознания и иных форм массового сознания, исследовании взаимозависимостей «этнического» и «социального», в раскрытии многообразной структуры этнического сознания и т.п. При этом довольно продуктивным оказывается метод восхождения от абстрактного к конкретному. Так, этносоциология является «специальной социологической теорией среднего уровня на основе эмпирического исследования» [1, с. 11] и входит составной частью в этнологию. Последняя, включая, кроме этносоциологии, этнопсихологию, этнографию, этнодемографию, этнолингвистику и т.д., даёт многостороннее, но пока ещё не всестороннее знание о предмете изучения. Только социальная философия, вбирая в себя в качестве «эмпирии» теоретические обобщения предыдущих уровней научного знания, выступает высшей инстанцией размышлений об этническом сознании.

При описании функционирования сознания философия традиционно оперирует категориями «субъект» и «объект». Разумеется, эти философские категории необходимы и при изучении этнического сознания. Так, хотя носителем этнического сознания и является этнос в целом, но этнос, а значит и этническое сознание, на всех этапах своего развития социально неоднородны. Поэтому для полной развёрстки структуры, функций и тенденций развития этнического сознания оказывается крайне необходимым введение в такой анализ категории «субъект». Этим самым достигается базовое структурирование этноса на субъект и объект, что даёт возможность описать любой исторический тип этноцентризма со стороны движущей силы (главного носителя) и его идеологического основания (в аспекте «целевого» причинения).

Философская категория «субъект» методологически ориентирует этнологический анализ на изучение диалектики общего, единичного и особенного в этногенезе и эволюции этнического сознания. Ведь этнос не только всегда социально структурирован, но одновременно индивидуально спроецирован. И невнимание к диалектике общего и единичного в конечном итоге неизбежно ведёт к упрощению взглядов на природу этнического сознания. В самом деле, в отношении любой формы протекания сознательных процессов приходится говорить не только о сознании, но и о самосознании, а это последнее обязательно предполагает наличие личностного начала.

Эволюция идеологических и социально-психологических явлений внутри и межэтнического общения остаётся малопонятной, если мы обходим проблему участия индивидуального «Я» в этих процессах.

Таким образом, понятия «субъект» и «объект» оказываются чрезвычайно важными в становлении самих парадигмальных установок при изучении этнического сознания. Так, в объяснении теории и практики национализма некоторые направления и школы делают ударение на идеологии (субъект как элита), другие отдают предпочтение изучению социально-психологической компоненты этнического сознания (субъект как этнос в целом или как различные социальные слои), а третьи предпочитают работать с личностной фактурой этнического сознания (субъект как выдающаяся личность). Надо отметить, что каждый из подходов обладает своей особенной логикой и эвристическим потенциалом. Важно показать их методологические достоинства и недостатки и объединить их объяснительные возможности.

Возьмём для примера герменевтику как теорию и метод интерпретации человеческого действия и памятников прошлого. Исследователям становления и развития любого конкретно-исторического этнического сознания очень часто приходится задаваться основным «герменевтическим» вопросом: какой смысл и какое значение вкладывали (вкладывают) люди в те или иные тексты, символы, действия (здесь истинность рассматривается как придание исторического смысла изучаемому объекту). В подобном ключе очень плодотворно работает школа «Анналов» (М. Блок, Л. Февр, Ж. ле Гофф и др.). Как отмечает А.Я. Гуревич, «Февр и Блок выдвинули принцип «история – проблема»… «историк задаёт прошлому те вопросы, которые существенны для современности и задавание которых даёт возможность завязать с людьми другой эпохи продуктивный диалог. Таким образом, путь исследования истории идёт не от прошлого к современности, анаоборот – от настоящего к прошлому… Памятник прошлого, текст или материальные остатки сами по себе немы и неинформативны. Они становятся историческими источниками лишь постольку, поскольку включены историком в сферу его анализа, поскольку им заданы соответствующие вопросы и поскольку историк сумел разработать принципы их анализа»[22].

Не менее продуктивен также феноменологический метод, который (в нашем случае) фокусирует своё внимание на этномаркерах. При этом феномены этнического сознания рассматриваются не как эпифеноменальный мир, нечто производное и вторичное, а как нечто самостоятельное и целостное. Работая с этническим сознанием как данностью, как с нескончаемым потоком сознания, феноменология оказывается исключительно плодотворной, в первую очередь, при изучении современного общественного мнения в области межнациональных отношений и проблем этнической самоидентификации. Но она также плодотворна и в отношении реконструкции ментальных структур прошлого: высвечивая «горизонты» конкретно-историческихорм этнического сознания, она заставляет направлять исследовательские усилия на выявление социального содержания этнического сознания.

Однако наиболее чётко диалектика «этнического» и «социального» проясняется в рамках диалектико-материалистического подхода. Здесь в качестве конституирующей основы социального бытия постулируется практика, рассматриваемая как всеобщий род (как родящая, производящая субстанция социального бытия) для всех остальных разновидностей социальной реальности. При этом любое историческое качество социального (в том числе и «этническое»), каждое его историческое «событие»(например, племя, народность, нация) выступает как событие всех других социальных феноменов. Только на этом пути этническое сознание удаётся рассмотреть одновременно как форму отражения общественного бытия и как некое целостное и относительно самостоятельное социальное явление, что и открывает путь к преодолению, с одной стороны, вульгарноматериалистических (примордиалистских), а с другой – идеалистических (конструктивистских) концепций этничности.

Теперь о философско-методологическом видении детерминант этнического сознания. Одним из важнейших оснований социальной философии в анализе природы и функционирования сознания является постулат о социальной обусловленности познавательной деятельности. В применении к исследованию этнического сознания данное положение как раз и развёртывается в виде подробного изучения важнейших этнодерминант этнического сознания, а также социального содержания соответствующих этномаркеров.

В качестве причин, обусловливающих развитие этнического сознания, выступают три группы явлений:

а) объективные факторы – уровень хозяйственной жизни, характер общественных связей, социальная структура сообщества, политическая организация общества и др.;

б) субъективные факторы – различные формы общественного (наука, политические идеологии, искусство, теология и т.д.) и массового (фамилизм, общественное мнение и т.п.) сознания;

в) самодетерминация, а именно – кумулятивная энергия самого этнического сознания.

Жизнедеятельность этносов всегда гораздо шире функционирования каждого из его элементов, в том числе и этнического сознания. Так, безопределённых объективных предпосылок и условий любой новый тип этносознания вообще не может состояться. При этом особо следует подчеркнуть, что в качестве «объективных» детерминант в развитии этнического сознания зачастую выступают сами «субъективные» факторы, например, альтернативные формы группоцентризмов. Так, любая господствующая форма общественного сознания (на данный момент времени) обусловливает господство соответствующего этномаркера в структуре этносознания (в средневековой Руси: «русский» тождественно «православный»). Существует даже определённая синхронизация, когда при переходе к новому типу этноса можно наблюдать новую связку этноса с ведущим социальным элементом, одновременно – новую структуру этнического сознания, а также новый заглавный этномаркер (идентификатор). Накапливаемое культурное, идеологическое и прочее мировоззренческое наследство также детерминирует развитие этнического сознания. Даже более того: именно самодетерминация последнего отражает самое главное в нём – феномен непрерывности исторической памяти народа.

Таким образом, синхрония и диахрония объективных условий функционирования этнического сознания составляет главный механизм взаимодействия различных этнодетерминант: ни одна из них никогда не является единственной (поглощающей этнос и социальное содержание его самосознания), но в определённую эпоху какая-либо из них обязательно становится ведущей и определяющей. Действует своеобразный закон относительного совмещения социального содержания того или иного этнического сознания с ведущей формой общественного сознания данной эпохи. Так, слово «русский» в эпоху народности имеет своим синонимом слово «православный», а в период становления нации это слово наполняется всё больше политическим (национально-государственным) содержанием.

При рассмотрении кумулятивной энергии этнического сознания как самостоятельного фактора его эволюции мы выходим на ряд важных и принципиальных вещей. В частности, именно здесь в наибольшей степени удаётся показать характер обратного воздействия этнического сознания на другие формы и типы общественного сознания и в полной мере выявить специфику этнического сознания как формы массового сознания. Например, до появления идеологии национализма «этническое» на субъективном уровне полностью зависело от других группоцентризмов, однако с укоренением национализма всё переворачивается: «нация» становится своеобразным вектором всех социальных перемен (общенациональный рынок, общенациональный язык, общенациональная территория и т.п.), а этнос превращается в заглавную социальную общность.

Итак, взаимосвязь «этнического» и «социального» в ходе истории носит диалектический характер. «Этническое» зависит от других типов «социального» (общностей, отношений, институтов), но не сводится к ним. Выявляя и вычленяя различные культурные, политические и прочие компоненты этнического сознания, мы в итоге всё равно находим некоторый «остаток», который к тому же обладает эмерджентным свойством по отношению к своим «социальным» компонентам. Отсюда проистекает одна из основных особенностей этнического сознания: это самое стабильное и одновременно самое изменчивое мироощущение.

В самом деле, внутри этносознания происходят колоссальные коллизии (религиозные и гражданские войны и т.п.), но оно преодолевает любые из них. В «повседневной жизни» этносознание обычно «спит», скрытое в иных социальных потребностях и интересах, но при надобности легко «просыпается» (термины «национальное возрождение», «национальное движение» говорят в этом отношении сами за себя).

И последнее. С точки зрения долговременных перспектив и выделения основополагающих тенденций в эволюции этнического (как и любого иного массового) сознания можно выделить три основных типа самоидентификации – индивидуальное «Я», различные виды группового «МЫ» и универсальное общечеловеческое «МЫ». В начале человеческой истории первый и третий типы самоидентификации ещё очень неразвиты. Так, в первобытном обществе нет «человека» вообще, ибо «свой человек», сородич, и есть «человек» («чех», «нивх» и под.). Однако примерно с Нового времени именно с данными понятиями начинает синхронизироваться ход человеческого развития, хотя, конечно, при этом приходилось (и приходится) учитывать различные варианты группового единения и групповой самоидентификации. И сегодняшние реалии ещё не дают основания полагать, что общечеловеческое «МЫ» когда-либобудет состоять исключительно из индивидуальных «Я» (без опосредующих группоцентризмов). Значение индивидуального начала всё время увеличивается, однако это никак пока не сказывается на количестве коллективных способов ориентировки в мире. Поэтому этническое сознание – как одна из разновидностей последних – продолжает существовать и конкурировать с другими вариантами групповой самоидентификации.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ


В конце XIX – начале ХХ в. в социологических концепциях, направленных на осмысление природы общества, произошло кардинальное изменение. Учёных перестало удовлетворять объяснение как модель теоретизирования, они перешли к пониманию, интерпретации наблюдаемых явлений. Происходит отступление от стремления познать объективную истину, описать объективно существующий предмет в сторону анализа собственных представлений о предмете. Этот методологический дрейф обозначается как движение от классической этнологии к модернистской и постмодернистской.

Наработанные теоретические подходы в анализе культур (структурная и психологическая антропология) позволили американским и европейским учёным в первой половине ХХ в. подойти к анализу проблем взаимодействия этнокультур разного уровня социально-экономического развития. Расширение объекта исследования за пределы изучения культуры одного народа непосредственно повлекло за собой постепенное формирование нового научного направления – социальной антропологии (в российской транскрипции – этносоциологии). Здесь предметом анализа выступала не собственно культура этноса, а этнос как социальная группа, которая вступает в межгрупповые взаимодействия, обособляется от других групп или размывается ими.

Исследовательские подходы в первой половине ХХ в. показывают, что они базируются на модернистской социологической парадигме, исходящей из объективности предмета исследования (этнические общности безусловно признавались объективной реальностью, существующей независимо от исследовательских намерений учёных), признающей способность познающего субъекта рациональными способами его изучить и адекватно понять.

Методологическая база определяла и широко используемые в исследованиях методики сбора и анализа материала. В их перечень входит включенное наблюдение, подробное и тщательное описание культурных феноменов, анализ мемуаров и документов, анализ статистических материалов, социологические опросы и др.

Вторая половина ХХ в. характеризуется сменой методологической парадигмы в социально-гуманитарном познании в целом. Модернистские теоретические концепции (позитивизм, структурализм, психологизм и экономический детерминизм) постепенно стали тесниться новыми подходами, которые объединялись в общее мировоззренческое течение – постмодернизм.

В эпистемологическом (теоретико-познавательном) плане для постмодернизма характерно несколько принципиальных установок. Во-первых, отказ от признания системной целостности объекта исследования и потому – утверждение всех возможных точек зрения на изучаемый феномен, во-вторых, отказ от противопоставления объекта анализа и познающего субъекта. Субъект, исследуя реальность, интерпретирует её в рамках собственной культурной ограниченности и, таким образом, сам творит и конструирует объект своего анализа. Постмодернистский подход тем самым утверждал принципиальный отказ от объективности и научности в традиции их понимания.

7. Предлагаемый подход трактует этнос не как изначально данную, развивающуюся во времени субстанцию, а скорее как явление, производное от динамики социальных отношений. Ядро содержания «этнического» перемещается в сферу осознания этнической группой своих отличий. При таком взгляде этничность наиболее ярко проявляется в трех формах: 1) самоназвании; 2) наборе культурных элементов, включающих систему родства; 3) особенностях питания и религии. Конкретная же конфигурация элементов культуры ситуационна и зависит от взаимодействия носителей культуры с конкретным внешним окружением.

В то же время выделяются и такие формы проявления этничности, как: атрибутивная, субъективно-символическая, интеракционная. Первая фиксирует проявление культурных качеств, которые выступают основой для формирования общности (язык, этноним, историческая память, особенности материальной культуры, ритуалы, модели поведения, религия и др.). Вторая, субъективно-символическая, форма проявления этничности фиксирует её как переживание индивидом своей принадлежности к определённой группе. Третья, интеракционная форма возникает в системе межгруппового взаимодействия различных этнокультурных групп и часто бывает спровоцирована политическим контекстом.

Существуют два основных подхода к определению природы этноса: примордиализм, в рамках которого отстаивается идея первозданности этничности, её биосоциальной или социально-исторической укоренённости, и конструктивизм, связанный с концепцией сознательного конструирования социальной группы на почве культурной общности.

Большинство отечественных этнологов отстаивает позиции примордиализма. Однако с конца 80-х гг. в отечественной науке постепенно популяризируется постмодернистская методология анализа этноса и соответственно – конструктивистский подход, в рамках которого утверждается отсутствие в объективном мире такой общности, как этническая. Существование этносов объясняется не их собственной объективной природой, а идеологической, политической и пропагандистской деятельностью определённой группы людей, т.е., обусловлено деятельностью политиков и идеологов. Но такой подход имеет ряд изъянов, в частности, он не объясняет причин, по которым узкой политической группировке в одних случаях удается мобилизовать признаку на политические действия большие массы людей, объединённых по этническому, а в других – не удается это сделать.

Методологический анализ позволяет нащупать две ключевые категории, которыми пользуются теоретики примордиализма и конструктивизма для объяснения природы этнической консолидации – «привязанность» и «солидарность». Первая объясняет этот феномен в эмоционально-чувственном плане, вторая – в рациональном. Такое разведение рождает стремление признать наличие примордиальных истоков этничности, но дополнить их признанием возможности для лидеров использовать эту основу для конструирования рационально организованных групп («солидарностей»). Данный подход в западной литературе получил название «инструменталистского». Он сознательно проводится и рядом отечественных исследователей.

 


Список использованной литературы


1. Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоклов А.А. Этносоциология: учебное пособие для вузов. – М.: Аспект Пресс, 1998.

2. Андрианов Б.В., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и проблемы их картографирования // Советская этнография. 1972. № 2.

3. Бромлей Ю.В. Этнос и география. – М. 1972.

4. Гегель Г.В.Ф. Философия права. Полн. собр. соч. Т.3. М.: Мысль, 1990.

5. Геллнер Э. Нации и национализм. – М.: Прогресс, 1991.

6. Гумилёв Л.Н. О термине «этнос». Этнос как явление // Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. Вып. 3. Л., 1967.

7. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. СПб.: Азбука классика, 2002.

8. Гумилёв Л.Н. Конец и вновь начало. М.: Айрис-пресс, 2003.

9. Крюков М.В. Ещё раз об исторических типах этнических общностей // Советская этнография. 1986. № 3.

10. Кушнер П.И. Этнические территории и этнические границы. М., 1951.

11. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: 1992.

12. Лурье С.В. Историческая этнология. М.,1997.

13. Миланова Е.В., Рябчиков А.М., Чебоксаров Н.Н. и др. Страны и народы: земля и человечество: Общ. обзор. М., 1978.

14. Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории: Синергетика, психология и футурология. М.: ПЕР СЭ, 2001.

15. Неру Д. Открытие Индии. М.: Изд-во иностр. лит., 1955

16. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003.

17. Ревуненкова Е.В., Решетов А.М. Сергей Михайлович Широкогоров // Этнографическое обозрение. 2003. №3.

18. Садохин А.П., Грушевицкая Т.Г. Этнология. М., 2000.

19. Тайсаев Д. М. Эволюция. Этничность. Культура или На пути к построению постнеклассической теории этноса.

20. Тишков В.А. Народы и государство. // Коммунист. – 1989. – № 12.

21. Тишков В.А. Национальное и социальное в историко-антропологической перспективе. // Вопросы философии. – 1990. – № 12.

22. Тишков В.А. Об идее нации. // Общественные науки. – 1990. – № 4.

23. Тишков В.А. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе // Вопросы социологии. 1993. № 1.

24. Токарев С.А. Проблемы типов этнических общностей: (К методологическим проблемам этнографии) // Вопросы философии. 1964. № 11.

25. Тхагапсоев Х.Г. К российским превращениям либерализма // Вопросы философии. 2004. № 12.

26. Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. Спб, 1998.

27. Широкогоров С.М. Этнос. Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений // Отдельный оттиск из XVIII. Т. I. Известий Восточного факультета Государственного Дальневосточного университета. Шанхай, 1923.


[1] . Гумилёв Л.Н. Конец и вновь начало. М.: Айрис-пресс, 2003., c. 28

[2] . Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории: Синергетика, психология и футурология. М.: ПЕР СЭ, 2001.

[3] . Гегель Г.В.Ф. Философия права. Полн. собр. соч. Т.3. М.: Мысль, 1990.

[4] Гумилёв Л.Н. О термине «этнос». Этнос как явление // Доклады отделений и комиссий Географического общества СССР. Вып. 3. Л., 1967.

[5] Широкогоров С.М. Этнос. Исследование основных принципов изменения этнических и этнографических явлений // Отдельный оттиск из XVIII. Т. I. Известий Восточного факультета Государственного Дальневосточного университета. Шанхай, 1923. с. 3–17, с. 122

 [6] . Бромлей Ю.В. Этнос и география. – М. 1972. с. 122–123

[7] Гумилёв Л.Н. Конец и вновь начало. М.: Айрис-пресс, 2003. с.46

[8] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. СПб.: Азбука классика, 2002. с.116

[9] Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. СПб.: Азбука классика, 2002. с.94

[10] Неру Д. Открытие Индии. М.: Изд-во иностр. лит., 1955 с. 53

[11] Тхагапсоев Х.Г. К российским превращениям либерализма // Вопросы философии. 2004. с. 160

[12] Ревуненкова Е.В., Решетов А.М. Сергей Михайлович Широкогоров // Этнографическое обозрение. 2003. №3. с. 100–119

[13] Тишков В.А. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе // Вопросы социологии. 1993. № 1. с. 4

[14] Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. c. 166-167

[15]  Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. c. 167

[16] Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: ООО «Издательство АСТ»: ЗАО НПП «Ермак», 2003. c. 188

[17] Андрианов Б.В., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и проблемы их картографирования // Советская этнография. 1972. № 2. с. 3–16

[18] Бромлей Ю.В. Этнос и география. – М. 1972. с. 7.

[19] Садохин А.П., Грушевицкая Т.Г. Этнология. М., 2000. с. 24-30

[20] Лурье С.В. Историческая этнология. М.,1997. с. 14-20

[21] Тишков В.А. Этничность, национализм и государство в посткоммунистическом обществе // Вопросы социологии. 1993. № 1. с. 4

[22] Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: 1992. с. 353-354


РЕКЛАМА

рефераты НОВОСТИ рефераты
Изменения
Прошла модернизация движка, изменение дизайна и переезд на новый более качественный сервер


рефераты СЧЕТЧИК рефераты

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА
рефераты © 2010 рефераты