Основатели русской философии просвещения

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Основатели русской философии просвещения

Основатели русской философии просвещения

Основатели русской философии просвещения

Корольков А. А.

Сколько бы ни пытались понять различие западной и русской культуры, западной и русской религиозности, западной и русской философии, западного и русского просвещения – всё сказанное на эти темы было и остаётся продолжением спора, тем или иным отношением к позициям, высказанным полтора века назад И.В. Киреевским и А.С. Хомяковым в статьях о характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России. Если западные философы, педагоги могут высокомерно не замечать русскую философию и русскую традицию образования, то нам самим предстоит либо проникнуть в суть и смысл собственной культуры, либо, как и стороннему западному наблюдателю, недоумевать – отчего в России, и более нигде, достигнута недосягаемая высота духовных исканий и прозрений в романах Ф.М. Достоевского, и отчего этот самодостаточный писатель-мыслитель, ходил за духовными советами к старцу Амвросию в Оптину Пустынь? Для нас этот вопрос имеет продолжение: почему образованнейшие (по самым требовательным западным меркам) мыслители XIX столетия, Киреевский и Хомяков, столь высоко ценили монастырскую просвещённость и связывали духовную силу России с православием?

Западники всегда знали Запад поверхностно, туристски, потому ослеплялись то превосходством Запада в науках, в философии, в модах, то пленялись западными формами образования, вплоть до сегодняшнего встраивания в хвост болонского процесса. Знание страны, народа непременно включает в себя их чувствование. Можно жить в стране и не чувствовать её духа. Каждая личность, если это действительно самостоятельная творческая личность, стремится открыть в себе призвание и следовать ему в жизненном пути. Эта очевидная в отношении отдельной личности позиция обрастает сугробами, как только речь заходит о призвании и самостоятельном становлении народа, его культуры; из-за сугробов этих, заносов, уравнивающих ландшафт, не разглядеть притаившиеся под ними сооружения, вещи, и даже когда начинается весна, когда исчезает однообразие заснеженных полей, находятся те, которые не видят разницы между тропиками и сибирской тайгой, между Нью-Йорком и Суздалем, между костёлом и православным храмом.

И.В. Киреевский первым дал имя русской философии – духовная философия, своей нацеленностью на постижение духовности человека и народа эта философия отделена и отдалена от западной философии.

Известно, что Хомяков и Киреевский, почти сверстники, равно заложили основания той философской традиции, которую принято называть славянофильской. Исследователи и авторы учебников признаются в затруднениях при оценках приоритетов одного или другого мыслителя в идеях, обоснованиях. Не исключение и взгляды этих мыслителей на просвещение: не стоит подходить буквалистски к тому факту, что Киреевский опубликовал статью о просвещении Европы и России в 1852 году, а Хомяков на неё откликнулся. Откликнулся он не рецензией вовсе, а самостоятельной статьёй не меньшего размера и качества. Работа Хомякова имеет такой заголовок: "По поводу статьи И.В. Киреевского"… Именно по поводу, а повод – это возможность высказаться самостоятельно, что и обнаруживается у А.С. Хомякова. Речь не идёт о несогласии Хомякова с выводами Киреевского, такие несогласия откровенно отмечены Хомяковым (утверждение Киреевского о полноте и чистоте выражения духа христианства в Древней Руси), а прежде всего как раз о согласии, о развитии, разработке заявленной темы, которую только и можно было верно разработать при сродстве душ, при способности сравнительно оценить истоки и судьбы просвещения Европы и России.

После кончины И.В. Киреевского, подводя итоги его творчества, А.С. Хомяков, в частности, отметил, что "может быть, более и яснее всех уразумел он шаткость и слабость тех мысленных основ, на которых стоит всё современное строение европейского просвещения"1. Хомякову близка была мысль Киреевского (иначе бы он её не процитировал как строгую, глубокую): "Рассудочность и раздвоенность составляют основной характер всего западного просвещения. Цельность и разумность составляют характер того просветительского начала, которое, по милости Божией, было положено в основу нашей умственной жизни"2.

Цельность как качество православного мировоззрения, выразившееся и в бытовой культуре русского крестьянина, и в философии тех русских мыслителей, которые крепко держались народных традиций культуры, духа святоотеческих преданий и лучшего, что дала греческая философия, - эта цельность отмечена давно, она более понятна, бесспорна и для современного читателя. Между тем, скороговоркой или беспояснительным цитированием обходят другое, многократно отмеченное качество русского просвещения – разумность.

Хомяков и Киреевский владели тайнами немецкой философии, выработанными ею категориями, в том числе – рассудком и разумом как категориями, существенно противоположными. Ведь ещё Кант раскрыл односторонность рассудка, заключающуюся в гипертрофии аналитической способности мышления, всё и вся расчленяющей, пасующей перед содержательными антиномиями, отбрасывающей их как заблуждения, уповающей на универсальность формальной логики с её запретом противоречий в высказываниях. Разум, в кантовской трактовке, как раз преодолевает односторонность рассудка, лишь разуму подвластно синтетическое объединение антиномичных утверждений, идей, теорий. Гегель выражал такую возможность разума как диалектическое единство противоположностей. Исходной точкой размышлений Хомякова и Киреевского о рассудочности западного просвещения и стали те смыслы, которые были вложены в категорию "рассудок" и "разум" немецкими философами, но русские мыслители не удовлетворились спекулятивной школой философствования, и разум у них стал характеристикой не столько высших форм теоретической мысли, умеющей снять противоречие в высшем категориальном синтезе, сколько характеристикой гармонии бытия человека и народа, где цельность и разумность такого бытия неразделимы.

Порой и Хомяков, и Киреевский именуют разрушительную рассудочность как разлагающее действие отвлечённого разума, в этом нет подмены категорий разума и рассудка, а как раз указание на то, что немецкое философствование лишь тщилось преодолеть рассудочную ущербность, но увидело разум в новом типе рассудочности, равно как протестантизм стал лишь иллюзией преодоления тупиков католицизма, ибо протестанты "не могли восстановить той цельности и полноты, которые составляют сущность христианства и которые утрачены были на Западе с самого времени его отпадения… Односторонняя рассудочность уличила себя в бессилии и бесплодности"3 . Такое, не выходящее за пределы холодного анализа, западное истолкование разума и есть "самодвижущийся нож разума" – блестящее образное выражение Киреевского, цитированное Хомяковым.

Претензии позитивистской и марксистской мысли объяснить всё научно, имеют ложную предпосылку осуществить разумный синтез в пределах науки. О подобных иллюзиях А.С. Хомяков высказался определённо: "Говорить о синтетической науке – значит говорит слова без смысла"4. Современная педагогика поглощена рассудочностью, стремлением превратиться в науку, будто не с воспитанием и образованием человека, будущего художника, музыканта, писателя, строителя имеет она дело, а со сложной информационной машиной, которую надо зарядить алгоритмами, тестами, задачами.

Нелепо отвергать научные подходы в педагогике, но всегда следует помнить об их возможностях и пределах. Педагогика знает о своём родстве с искусством, ибо занята созиданием неповторимого, личностного начала, но в редчайших случаях вспоминает о вере, хотя отдельный человек и народ становятся в своём развитии чем-либо, благодаря вере в идеалы, движение к совершенству невозможно без веры в совершенство.

Стоит подчеркнуть то особое внимание, которое уделяет Хомяков статье Киреевского о просвещении в трехстраничном некрологе, он считал основное положение первой части статьи неколебимым, "точкой опоры для всего будущего развития нашего мышления"5, и верил, что достоинство идей Киреевского будет оценено как поворотное в движении русского просвещения 6.

На статью Киреевского о просвещении откликнулись И.А. Аксаков, Т.Н. Грановский, Ю.Ф. Самарин, Н.Г. Чернышевский. Откликнулись одни восхищённо, другие – скептически, но вровень со статьёй Киреевского по напряжению размышлений и их доказательности встала только работа Хомякова. Обособленно их рассматривать невозможно и ошибочно, статьи Киреевского и Хомякова, - это единая, цельная, развёрнутая в исторических подтверждениях, теория происхождения и ограниченности западной культуры, критическое отношение здесь не самоцель, а предостережение носителям русской культуры, особенно тем, кто занят делами просвещения.

Совпадает ли просвещение народа с замыслом Божиим о предназначении народа с его исторически выверенным путём, или просвещение деформирует собственную национальную традицию, полагаясь на завистливое заглядывание через забор западного соседа или на утопии того же соседа, рациональные, но бездушные, что испытано было Россией в попытках реализовать западную утопию "научного социализма", а ныне в потрясённом и в огромной степени опустошённом организме русской культуры, ещё проще, чем в начале XX века, насаждаются другие, но тоже из западного арсенала, идеи односторонней рассудочности, формального права, бездуховности, усиленные американизмом как апогеем прагматизма.

Личность, в наше время, стократ более, чем во времена ранних славянофилов, поражена болезнью личного самомнения. "Таков закон уклонения человеческого разума: наружность блеска при внутреннем потемнении"7. Это уклонение погубило Рим, но оно проникло в глубины сознания западной цивилизации, где "наружная рассудочность брала перевес над внутреннею сущностью вещей" 8. Логическое, формальное совершенство законов Запада, совсем не совпадает с принципами духовного устройства бытия – правдой, душевным теплом, преемственной связью поколений, поклонением высшим духовным святыням, а не материальной мощи денег, богатства, внешнего преуспевания. В Риме "ценилась внешняя деятельность человека и так мало обращалось внимания на её внутренний смысл", римлянин (и это унаследовал и возвёл в высшую степень Запад, вкупе затем с Соединёнными Штатами Америки) "не любил дыма Отечества… Он любил в Отечестве интерес своей партии" 9. Вот этот ложный путь построения гражданского общества на основе правового государства с юридическими регулятивами жизни, отыскиваемыми в межгрупповой борьбе частных интересов партий, противоречит исторической сущности русского бытия. Если пагубу формального юридизма достаточно развёрнуто обосновали А.С. Хомяков и И.В. Киреевский, то чуждость для России идеи расчленения народа на политические и иные партии доказательно раскрыл П.Е. Астафьев. Однако их работы, судя по многим признакам, не прочувствованы, а скорее всего, попросту не прочитаны теми, кем определялась и определяется реальная политика и государственное строительство нашего Отечества. Не только своих современников, как свидетельствует наша история, подразумевал А.С. Хомяков, когда писал о тех, кто, "разорвав цепь предания", "наложили на искусственное здание своих новых исповеданий неизгладимую печать юридического утилитаризма или рассудочной полезности, возведенной в закон всего духовного мира" 10.

Стоит и сегодня вчитаться в аргументацию Хомякова о причинах гибели Византии, не сумевшей осуществить идею христианского государства и тем самым указать путь человечеству. К существенной, но всё же второстепенной причине, он относил неспособность византийцев признать в славянах, которые в немалом числе приливали к ним с Севера, братьев, и "готовы были своею свежею кровью укрепить состав одряхлевшего общества" 11. Главной же причиной Хомяков считал рабское следование мысли византийских эллинов за законоведами Рима; "христианство почти не проникало в каменный Капитолий юристов" 12.

Область права оказалась коварной для жизни империи, ибо христианство удалилось в область частной жизни каждого человека, а право и роль его носителей, юристов, государственных деятелей, определяющих общественную жизнь, целиком перекочевали из языческого Рима. Убежищем христианства стала созерцательная жизнь монахов, но они удалялись от общества и не могли влиять на государственную политику, "зловоние общественной неправды, разврата и крови заражало государство и сквернило всю землю византийскую" 13.

Отшельники, монастыри могут влиять на паломников, но они оказываются бессильными, если общество в целом, и особенно его правители, растлены, озабочены лишь формальными законами и их соблюдением, равнодушны к духовной жизни. Византийские монастыри не могли спасти империю, но чистота и цельность просветительского начала, таившаяся в монастырях, спасла, по убеждению Хомякова, будущую Русь.

Интерпретаторы идей славянофилов иногда прочитывают их критику правовой культуры Рима и Запада как правовой нигилизм и скептицизм. Не право отрицали славянофилы, а формализацию права, его опустошение, безразличие к духовным традициям народа, то есть к субъекту права. Они постигли душу русского человека, как умели постичь её великие писатели, не идеализируя его, в том числе и в его склонностях, страстях. Анализируя эпизоды истории, в том числе поведение русских людей в различных ситуациях, А.С. Хомяков пишет: "… Закон любви взаимной проникал или мог проникать все отношения людей друг к другу: по крайней мере они не признавали никакого закона, противного ему, хотя часто увлекались страстями или выгодами личными…" 14. Исправление этих страстей Хомяков, разумеется, видел не в ещё лучшем освоении юридических законов, а на путях нравственных, духовных, достигаемых, достигаемых совершенствованием духовного просвещения. Без нравственного закона человек вовсе не может стать человеком 15.

Общинная, а не замкнутая замками, хуторами, как на Западе, ещё дохристианская жизнь славян создавала предпосылки для естественного принятия христианства, "казалось, - как очень тонко пометил А.С. Хомяков, - что не проповедь истины искала славян, а славяне искали проповеди истины" 16.Веками монастыри были средоточием книжности: русские монастыри обладали такими библиотеками, каких не знала Европа, но главным Киреевский и Хомяков считали то, что иноческие обители, с их напряженной духовной жизнью, давали высшее направление всему просвещению старой Руси. Та цельность духовной жизни, которая могла развиваться в монастырях, помогла мирянам обрести душевное равновесие, заглянуть в обитель духа, справляться со страстями и заблуждениями. Неполноту духовного просвещения в Древней Руси Хомяков связывал с неполнотой веры, поскольку "большинство наших предков были христианами более по обряду, чем по разуму" 17. Разум же предполагает не только интуитивное, бессознательное отношение к миру, но высокое развитие сознания, а в Древней Руси, по выражению Хомякова, "разуму недоставало сознания". Следовательно, критическое отношение Хомякова к рационализму не означало его склонности к иррационализму.

Разумеется, Хомяков и Киреевский не могли единолично оценить все особенности русской духовной философии и её специфический категориальный состав. Хомякову, например, казалось уместным прибегнуть к чисто русскому слову "правда", обрисовывая поклонение римлянина правовому закону, называя это поклонение "внешней правдой" и отличия её от "внутренней правды", на самом-то деле только последняя и может именоваться правдой, которая, по словам самого Хомякова, "бьёт живым ключом в душе, освещая и возвышая её" 18.

Хомяков и Киреевский, таким образом, шагнули в неизведанную область различий категорий русской духовной философии от категорий европейского рационализма, но обнаружив такие различия, пытались примирить их несоответствие друг другу; иногда это проявилось в открытии подлинного смысла категорий европейской философии (разума, например), иногда же категорию русской духовной философии переносили в чужеродную почву рационализма – это как раз относится к категории правды, ибо европейские языки не ведают сокровенно русского смысла правды и вполне обходятся одним словом для обозначения и научной истины, и тех духовных, нравственных исканий, которые в России зовутся правдой, правдоискательством, правдолюбием и зачастую оказываются не исканиями даже, а терзаниями, мучительным приближением к высшей нравственной планке жизни, непостижимой интеллектом, ибо правда – это истина души, стремящейся к божественной Истине. " Русской земле, - писал А.С. Хомяков, - была чужда идея какой бы то ни было отвлеченной правды, не истекающей из правды христианской, или идея правды, противоречащая чувству любви" 19.

Разведение смыслов внешней и внутренней правды, безусловно, должно быть поставлено в заслугу Хомякову, ибо обнаружение смыслов, а не терминов составляет задачу теоретического исследования. Внешняя правда предстаёт у него как обожествление политического общества и выстраивается в "какую-то таблицу счетоводства между Богом и его творением… Рационализм и формальность римской образованности приносили свои плоды" 20.

Хомякову и Киреевскому принадлежит первая, отчётливо выраженная, рефлексия об особенностях русского просвещения, которое во многом определило, в свою очередь, особенности русской культуры, философии, искусства, литературы. Если западное просвещение рационалистично нацелено на развитие изощрённости интеллекта, то русское просвещение подразумевало всегда иную главную цель – озарить духовным светом душу человека. И это принципиальное различие, даже противоположность, не исчезли до сих пор, и это свидетельствует о неуничтожимости русской духовной традиции, выявленной философски нашими выдающимися славянофилами. И, Бог весть, не окажутся ли пророческими слова А.С. Хомякова, в отношении будущей роли России, хотя сказаны они были о Византии?! Слова эти таковы: "Несколько раз потрясённая до снования, она снова утверждалась и отстаивалась; побеждённая и почти покорённая, она покоряла и пересозидала своих победителей силой своих просветительных начал" 21.

Список литературы

1. Хомяков А.С. Иван Васильевич Киреевский // О старом и новом. М., 1988, С. 406

2. Там же. С. 406.

3. Хомяков А.С. По поводу статьи И.В. Киреевского "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" // В кн.: Благова Т.И. Родоначальники славянофильства. А.С. Хомяков и И.В. Киреевский. М.,1995, С. 207.

4. Там же. С. 238.

5. Хомяков А.С. Иван Васильевич Киреевский // О старом и новом. М., 1988, С. 407.

6. Там же. С. 408.

7.Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России // Разум на пути к истине. М., 2002, С. 176.

8. Там же. С. 167.

9. Там же. С. 168.

10. Хомяков А.С. По поводу статьи И.В. Киреевского "О характере просвещения Европы и о его отношении к просвещению России" // В кн.: Благова Т.И. Родоначальники славянофильства. А.С. Хомяков и И.В. Киреевский. М.,1995, С. 207.

11. Там же. С. 211.

12. Там же. С. 212.

13. Там же. С. 214.

14. Там же. С. 234.

15. Там же. С. 236.

16. Там же. С. 223.

17. Там же. С. 236.

18. Там же. С. 201.