События 1968 года в Париже. Контркультура

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - События 1968 года в Париже. Контркультура

События 1968 года в Париже. Контркультура

смотреть на рефераты похожие на "События 1968 года в Париже. Контркультура"
Димитровградский Институт Технологии Управления и Дизайна

Филиал ГОУ ВПО УлГТУ

Кафедра: ____________________

Факультет: __________________

Контрольная работа по дисциплине «Философия»

На тему: Специфика майских событий 1968 года в Париже. Специфика контркультуры студентов Сорбонны.

Выполнил: ______________________

________________________________

Проверил: _______________________

________________________________

Димитровград 2004

Содержание

Введение 3
1. Зарождение революционных настроений среди молодёжи. Обзор основных событий 4
2. Французские ситуационисты и их наследие 11
3. Цели революции 15
4. Как всё начиналось 18
5. Конец ситуационисткого интернационала 20
6. Сегодняшний взгляд на события 60-х и контркультуру 24
7. Музыка, как основная отличительная черта контркультуры 27
Заключение 32
Список использованной литературы 33

Введение

На краткий миг во второй половине шестидесятых оказалось, что революция в сердце мировой капиталистической системы не только возможна, но надвигается. Хотя волны протеста периодически захлестывали мир, нигде и никогда это не проявлялось столь ярко, как весной 1968 года в Париже.

В центре событий была организация самозваных революционеров -
Ситуационистский Интернационал (СИ). Ситуационисты держали руку на пульсе скрытого недовольства современных им шестидесятых.

О майских событиях 68-го в Париже сказано много, но полной ясности нет до сих пор. С одной стороны, все признаки революции налицо - баррикады на улицах, всеобщая забастовка (около 6 миллионов по всей стране), стычки с полицией, аресты, трехсот тысячная манифестация в Париже, захват Сорбонны и театра Одеон, роспуск парламента. С другой стороны, была во всем этом какая- то несерьезность: карнавалы, безумные листовки, съемки фильмов, смех, не говоря уже о том, что многие попросту отказывались сформулировать свои требования.

Оглядываясь назад в недавнюю историю, невольно замечаешь, насколько плотно насыщен интересующими нас событиями период конца 60-х – начала 70-х годов. Если рассуждать, используя терминологию замечательного российского историка Льва Николаевича Гумилева, то этот отрезок времени на Земном шаре был характерен особой “пассионарностью”, то есть выбросом огромного количества человеческой энергии. Причем энергии самого разного свойства – положительной и отрицательной, созидательной и разрушительной, светлой и темной, молодежной и стариковской. Одним из главных признаков того времени, было, пожалуй, состояние протеста, противостояния сознательной части молодого поколения и взрослого истэблишмента.

Впервые молодежь противопоставила себя как возрастная группа - суровым, квадратным (на английском сленге тех годов - square people) - отцам. Выходили фильмы с юной бесовской Бриджит Бордо, был сверхпопулярен фильм Микеланджело Антониони “Blow up” (увеличение) с юным главным героем - преуспевающим модным молодым парнем - фотографом (модная тогда профессия) с девочками-моделями. 60-е годы были также годами небывалого возвышения молодёжных рок-групп: “Битлз” и “Роллинг Стоунз” доводили обожателей до умопомешательства. Вокруг говорили о молодежной культуре. Это расцвет молодёжных движений хиппи, панков, битников, йиппи и т.д. сейчас получил название контркультура.

В своей контрольной работе я попыталась проанализировать ситуацию 1968 года, разобраться в причинах, целях этого грандиозного действия, которое, кстати говоря, охватило не только Париж, но и множество других стран. Даже в СССР можно найти свидетельства этих революционных настроений, не говоря уже об огромном влиянии этой молодёжной контркультуры на многие поколения россиян.

Работа состоит из введения, теоретической части, заключения и списка использованных литературных источников. При написании Контрольной работы использовался метод анализа разрозненных литературных источников по данной тематике.

1. Зарождение революционных настроений среди молодёжи. Обзор основных событий

Все началось с Китая. Это Мао Цзэ-Дун вызвал на авансцену истории
“хунвейбинов”, свою юную красную гвардию. Старый хитрый мудрец Мао, возможно, был искренен в своем ужасе перед новой бюрократией, которую китайский коммунизм создал всего за 17 лет, с 1949 по 1966 года, возродив тысячелетнюю касту толстых чиновников-мандаринов. Возможно, он использовал школьников и молодежь в борьбе со своими политическими противниками, суть не в этом. Он точно положил палец на рану, нащупав её: на острейшую проблему всех современных обществ. А именно: молодежь - самый угнетённый класс общества.

Возгласив: “огонь по штабам!” Мао дал школьникам и студентам право инспекции и наказания чиновников. И китайские пацаны с маленькими красными книжками, взметенными в воздух, фанатичные пацаны насладились до ушей.
Водили по всей стране в шутовских колпаках (как с картин Гойи и Босха!) высших чиновников государства, избивали, плевали, пинали и усылали на перевоспитание в деревню учителей и даже премьера Лю Шао-Ци и министров
Чжоу Энь-Лая или Дэн Сяо-Пина. Началось все это в 1966 году, и затихло лишь в 1976... Пример был заразителен. В 1968 году, 2 мая, в разгар культурной революции Хунвейбинов, когда французские газеты ежедневно приносили вести о многомиллионных рейдах китайских красногвардейцев на офисы китайских начальников - в Париже началась студенческая революция. На факультете социологии в пригороде Парижа Нантерре студенты во главе с 23-летним немцем
Даниэль Кон-Бендитом организовали митинг, перешедший в столкновение с полицией. Факультет полиция закрыла. Но беспорядки переместились в
Латинский квартал, в сердце Парижа, в здания Сорбонны.

Ректор обратился за помощью к полиции. Полиция ворвалась в аудитории.
Схватки между 2 тысячами студентов и полицейскими продолжались несколько часов. Начались поджоги автомобилей, построили несколько баррикад. 596 студентов были арестованы. Сорбонну закрыли, и полиция стала у входов.
Несколько студентов предстали перед судом и получили по два месяца тюрьмы.
Но на следующий день студенческие демонстрации возобновились. И столкновения с полицией - 460 студентов были арестованы.

Студенческие организации потребовали 7 мая вывести полицию из
Латинского квартала, освободить осужденных студентов и открыть факультеты в
Париже и Нантерре. Интересно, что зачинщиками повсюду выступали студенты гуманитарных факультетов, т.е. те, кого больше всего начиняли идеями
“западной цивилизации”. Любопытно и то, что генерал де Голль прекрасно понял: ветер дует с Востока. 7 мая он в гневе заявил своим министрам: “Это означает, что речь идет об испытании сил. Мы не потерпим такого положения.
Порядок должен быть восстановлен, прежде всего... Это дурные студенты не хотят вернуться к занятиям. Они издеваются над возвращением к спокойствию и труду. Они стремятся к китайской культурной революции. Ни за что! Не может быть даже вопроса об уступках”. Обстановка особенно накалилась к 10 мая.
Студенты соорудили в районе площади Эдмона Ростана около 60 баррикад. Над баррикадами - черные и красные флаги. Вокруг - несколько тысяч полицейских ждут приказа о штурме. Студенты вооружены коктейлями Молотова и булыжниками. Полицейские вооружены дубинками, большими пластиковыми щитами и газовыми гранатами. В 2 часа ночи поступил приказ о штурме. Побоище продолжалось пять часов. Итог - 367 раненых, из них 32 тяжело, 188 сожженных автомобилей. Студенты по приказу Кон-Бендита разбегаются.
Профсоюзы решают провести всеобщую 24-часовую забастовку протеста. 13 мая начинаются всеобщая забастовка и демонстрация. В шествии от площади

Республики до площади Дэнфер-Рошро приняли участие более миллиона демонстрантов. Лозунги демонстрации: “Де Голля - в архив!” “Де Голля - в богадельню!” “Прощай, де Голль!” “Десять лет - этого достаточно!” Дойдя до
Дэнфер-Рошро, демонстранты, как заранее было договорено, расходятся. Но группы студентов призывают идти дальше и взять штурмом Елисейский дворец.
Умеренные профсоюзы не следуют за ними. 14 мая полиция оставляет Сорбонну.
Левые студенты обосновываются в аудиториях. Теперь здесь - “критический”
(“свободный”) университет. Дни и ночи напролёт идут митинги. Поют
“Интернационал”, в pyкax мелькают красные книжки изречений Мао, их распространяет китайское посольство. Требуют отмены экзаменов обязательных программ и курсов. Часто ссылаются на Троцкого. Стены Сорбонны испещрены надписями: “Будьте реалистами - требуйте невозможного!” “Запрещается запрещать!” “Воображение к власти!”

Объявлена была “непрерывная творческая революция”. Сорбонны студентам оказалось мало, и они захватили театр “Одеон”, где происходило действо подобное тому, что и в Сорбонне, при участии интеллигенции Парижа. Де Голль
14 мая вылетел с визитом в Румынию. В тот же день работяги оккупируют завод
“Зюз авиасьён”, а через два дня - заводы “Рено”. Остановился транспорт, не работают телефонная связь радио и телевидение. Взбешенный де Голль возвращается 18 мая. 24 мая он выступает по телевидению с бесцветной шестиминутной речью, из которой ясно что генерал устал и боится. В тот же день в Париже состоялась новая грандиозная демонстрация.

Сотни тысяч идут с лозунгами “Де Голля - в отставку!” и в Латинском квартале снова стачки, пахнет газом, сотни арестованных. Лидер левых
Франсуа Миттеран 28 мая в отеле “Континенталь” огласил предложение о создании временного правительства во главе с Мендес-Франсом: Миттеран - президент, десять министров, не исключая коммунистов. Мендес-Франс же поддержал студентов-революционеров из Нантерра и Сорбонны. 29 мая де Голль исчезает, не явившись на заседание совета министров. Он почему-то оказывается в Баден Бадене, на базе французских оккупационных войск. 30 мая он возвращается в Париж. Выступает по радио: “Я принял решение, я остаюсь”.
Напуганная баррикадами и черными флагами Франция идет к избирательным урнам
23-30 июня. Голлисты приобрели дополнительные 97 мест и имеют теперь в национальном собрании 358 мандатов из 485. Один из министров-голлистов сказал после выборов: “Партия выиграна, но с генералом покончено”.

Студенты тоже могли сказать что “партия выиграна”, ибо с генералом они покончили. Де Голль, правда, оставил свой пост только 27 апреля 1969 года, но свалили его таки студенты, хотя сами они оказались неспособны, взять власть. Это против старого де Голля и старой Франции было направлено восстание молодежи. Эффективность их бунта признана. Жан-Раймон Турну в своей книге “Май генерала” констатирует: “Чувство горечи достигло у него крайней степени... И вот одним движением несколько бешеных из Нантерра сумели сделать то, в чем потерпели поражение специалисты психологической войны в 1958 году, создатели баррикад в 1960, бунтовщики 1961 и главари ОАС в 1962 году”.

Другое дело, что студенты убрали де Голля, но не голлистов. Следующим президентом стал бывший премьер-министр де Голля - Жорж Помпиду. “Несколько бешеных” нашлось в те годы во многих странах Европы, не только немецкий рыжий студент Кон-Бендит был таким. В Германии ведет студенческий вождь
Руди Дучке. Судьба его трагична (в то время как Кон-Бендит дегенерировал в старого толстого брюзгу, стал вице-мэром Гамбурга, а впоследствии депутатом
Европейского парламента, и, конечно, центристом) - в него в том же судьбоносном году стреляет правый работяга - алкоголик. Дучке парализован, в 1980 году погибает в ванной комнате, уже будучи депутатом от “зелёных”. В
Америке бунтовали хиппи, демократическая конвенция в Чикаго закончилась многотысячными потасовками и судом над Джерри Рубиным и его товарищами. В
1968 году в Калифорнии произошли революционные убийства, совершенные
Чарльзом Мэнсоном и его коммуной. Даже социалистическая Прага попробовала взбунтоваться в 1968 году. Восстание в Праге носило вначале студенческий характер. Но мы, русские, восприняли его как попытку чехов уйти из социалистического лагеря, и в игру вмешались советские танки.
Справедливости ради следует сказать что “смогисты” - “самое молодое общество гениев” - начали бунтовать в Москве еще в 1965-1966 годах.
Многотысячные аудитории собирали их поэтические выступления. Пытались они проводить и политические акции. Была их босая демонстрация к западногерманскому посольству, был список “литературных мертвецов”, прибитый к двери центрального Дома Литераторов. Вождем их был Леонид
Губанов, умерший в возрасте 37 лет от алкоголизма.

Но мало кто знает, что из рядов СМОГа вышли и очень заметные диссиденты Владимир Буковский (в свое время цена ему была высокая: чекисты обменяли его на самого председателя Компартии Чили Луиса Корвалана), Вадим
Делоне (участвовал с Горбаневской в демонстрации против ввода советских войск в Чехословакию в августе 1968 года, позднее умер в Париже), менее заметные диссиденты В. Батшев и Кушев. Репрессии обрушились на СМОГ уже в
1966 году.

Революций, однако, нигде не получилось. В Китае разгул “хунвейбинов” прекратил сам Мао, Конфуций в нем победил революционера. Не сразу, уже в начале 70-х хунвейбины были постепенно выведены из городов в провинцию, где тихо угасли, выращивая рис и свиней. Китайское чиновничество понесло потери
(западные источники называют безумные цифры: до 9 миллионов жертв культурной революции, однако верить им нельзя: “Огонь по штабам!” имел целью не уничтожение чиновников, но лишение их власти), но выжило.

Пятикратно подвергшийся публичным унижениям Дэн Сяо-Пин вернулся из деревни, где он ухаживал за лошадьми. Мао умер в 1976 году. В Париже президентом стал Помпиду, а после него Жискар д' Эстен, тоже голлист. Они восстановили лишь на один месяц пошатнувшуюся, власть среднего возраста.
Иногда можно услышать что якобы Ги Дебор и его коллектив “ситуационистов” били идеологами мая 1968 года. Это не соответствует действительности.
Спорно, даже просто влияние “ситуационистов” на те события. Разве что ничтожно малая часть самых легких лозунгов, например, “Под мостовой - пляж!”, по слухам, - “ситуационистская”. Ни Ги Дебор, ни Курт Вангхэйм не были ни лидерами, ни идеологами мая 1968 года в Париже.

Точно также не был лидером и Герберт, хотя книгу его “Одномерный человек” читали, но ничего от влияния довольно тяжелой и скорее “high brow” философии Маркузе в событиях мая 1968 года в Париже и в позднейших бунтах в
Праге, в Германии и в США не прослеживается, скорее это были стихийные, плохо осознанные волнения самого работоспособного призывного возраста по поводу своей роли в жизни общества. Подчиненной старшему возрасту роли. А толчок и пример дал Мао, мудрый Мао, де Голль уже свидетельствовал (цитата из де Голля “они стремятся к китайской Культурной революции”) что хунвейбины - отцы студенческого бунта в Париже в мае 1968.

Так же, как и среди парижских товарищей майской революции, среда
“хиппи” серьезных идеологов не обнаружилось. Тимоти Лири, “пророк ЛСД” с его идеологией наркотиков, конечно, выглядел несерьёзно. Кен Кизи с романом
“Полёт над гнездом кукушки”, опубликованным в 1961 году, впоследствии экспериментировал с наркотиками и жизнью в коммунах - но в лидеры так и не вышел.

Мэнсон запятнал движение “хиппи” криминалом. 70-е годы, особенно их первая половина, скорее по инерции продолжали быть молодежными. В 1975 году в Лондоне на Кинге родилось движение punks (юный хулиган - на сленге 40-х годов). Однако хотя рыжий, как Кон-Бендит, Малколм Макларен был способен создать и создал стиль “молодого хулигана”, панки ограничились стилем, как идеологией, лишь добавив туда стихийного анархизма.

Революционеры 60-х годов, захотевшие продолжить борьбу в 70-е в основном ушли в радикальную политику, и эта дорога привела их, германских пацанов, в RAF, а итальянцев - в Красные “Бригады”. Что до французов, то самым радикально крутым оказался Поль Гольдман (брат певца Жан-Жака
Гольдмана) - лысый крепыш. Он был застрелен при экспроприации банка в 1973 году. В том же году была запрещена организация “Автономов” - эти ребята в масках участвовали во всех демонстрациях любого толка и превращали их под конец в схватки с полицией.

Симптоматично, что ещё даже более ранний кумир молодёжи, Элвис Пресли срочно умер в 1977 году, успел уложиться во временной лимит. Только все более редкие взрывы и террористические акты “Красных бригад” и РАФовцев вплоть до середины 80-х годов ещё напоминали время от времени о Надеждах европейской молодёжи захватить власть.

Начинающему в жизни юному человеку более всего близок лозунг: “Кто был ничем, тот станет всем!” Ибо, достигнув сознательных 14 лет, пацаны только об этом и грезят: волшебным образом, сразу. Одним прыжком стать “всем”.
Потому они обожествляют эпохи, в которые это было возможно. Эпохи революций, когда 16-летние командовали полками, а 20-летние - армиями.
Эпоха конца 80-х - начала 90-х годов прошлого века вначале представлялась части наших молодых людей такой эпохой. Но надежд она не оправдала.

Молодежь - жертва в любом государстве. Все тяжести - свалены на неё.
Средний возраст управляет и командует, дети и старики едят за счёт родителей и прошлых заслуг, а всех тащат на себе те, кого в объявлениях о приёме на работу зазывают: “требуются здоровые молодые люди в возрасте до
35 лет”. От них требуется так же безропотно отдавать свои жизни и конечности в войнах развязанных средним возрастом. В прямом и переносном смысле молодёжь есть самый угнетённый класс современного мира, как у Маркса таковым был пролетариат, то в современном мире, место пролетария заняла молодежь.

2. Французские ситуационисты и их наследие

Начавшаяся студенческими волнениями и радостно встреченная миллионами французских трудящихся, буря грозила уничтожить не только казавшееся непобедимым буржуазное государство, но и онемевших от ужаса стражей революции - профсоюзы и левые партии. Парижское восстание представляло собой гигантский шаг вперед по сравнению с предыдущими попытками разрушить существующий общественный порядок, и несмотря на то, что оно потерпело поражение, в течение нескольких недель казалось, что новый утопический мир уже показался на горизонте.

В центре этого политического шторма была неприметная, но все же очаровательная организация самозваных революционеров - Ситуационистский
Интернационал (СИ). Хотя СИ никогда не насчитывал больше нескольких десятков человек на протяжении всей своей короткой истории, справедливость требует признать, что именно он разжег огонь. В своей пропаганде и агитации ситуационисты предлагали критику существующего общества, которая замечательным образом отражала скуку, разочарование и отчуждение, которые чувствовали миллионы людей в "лучшем из возможных миров". Ситуационисты держали руку на пульсе скрытого недовольства современных им шестидесятых.

Прошло более двух десятилетий с момента роспуска Ситуационистского
Интернационала, и события мая 1968 года в Париже уже стали частью истории.
Но, несмотря на это, столь эфемерная организация с намеренно трудными теоретическими положениями остается ярким романтическим символом революционного оптимизма шестидесятых.

Ситуационисты развивались внутри столетней традиции артистического и политического радикализма, выросшего из отказа от аристократического, религиозного и буржуазного патронажного отношения к искусству. Напряженные отношения между богемной культурной инновацией и буржуазным самодовольством достигли апогея с Первой Мировой войной, завершившись соединением артистического и культурного недовольства в дадаизм и сюрреализм. Умышленно принимая абсурдность, дадаизм пытался подорвать традиционные определения искусства и культуры, используя эту точку как рубеж атаки на общество, которое, по его мнению, должно было быть разрушено. "Предстоит совершить огромную разрушительную работу" по подрыву буржуазной культуры, восклицал
Тристан Тцара в манифесте дадаистов 1918 года.

Сюрреализм развился на обломках Дада, и его деятелям, под строгим руководством Андре Бретона, предстояло заново выстроить и усовершенствовать критический проект Дада. Сюрреалисты отвергли энтузиазм, с которым дадаисты приветствовали абсурд, ради строгой дисциплины в рамках четко определенной революционной перспективы. По мнению сюрреалистов, общество, главной целью которого являлось сохранение капитала, было обречено на эстетическую нищету.

Сюрреалистский подход принял форму исследования тех видов деятельности и артистических приемов, которые освобождали бессознательное и объединяли его с рациональным в единое целое. Автоматизм - спонтанное производство
"потока сознания" - в литературе, живописи и в повседневной жизни был определяющей сюрреалистской техникой, полезной, по их мнению, для раскрытия и исследования запретных мыслей и представлений. Как в поэзии Лотреамона, так и в картинах Дали и в манифестах Бретона, нападки сюрреалистов на буржуазную культуру были попыткой разрушить нездорово рациональное общество, уцепившись за сверхрациональное.

Ситуационистский Интернационал вырос не только из теории авангарда, но и из французской марксистской традиции, хотя и очень неортодоксальной.
Исторические обстоятельства сделали возможным это пересечение интересов авангарда и социализма. Преступления сталинизма и очевидная неудача троцкизма превратили послевоенный Париж в благодатную почву для возникновения новых синтезов. Особо важное значение для споров, которые вновь возникли в работах ситуационистов в 1960-е годы, имели идеи
Корнелиуса Касториадиса и группы, возникшей вокруг журнала Socialisme ou
Barbarie ("Социализм или варварство"), в которой некоторое время состоял и ведущий ситуационистский теоретик Ги Дебор.

Ситуационистский Интернационал формально был создан в 1957 году путем объединения двух взаимодополняющих, но так до конца и необъединимых течений в европейском авангарде. С одной стороны, это были революционные художники из Международного движения за имажинистский Баухаус (IMIB), среди которых особо выделялись датский художник Асгер Йорн и бельгийский сюрреалист
Кристиан Дотремон. Бывшая обломками, оставшимися после кончины сюрреализма, эта "северная сеть" поклялась продолжать нападки на официальную культуру через поэзию, музыку, живопись и "революционную архитектуру". Она также недвусмысленно отрицала реакционные и мистические наклонности сюрреализма, высказываясь в пользу радикального коллективного действия.

Второй группой были леттристы - возникшее в Париже неосюрреалистическое течение, к которому принадлежал и будущий гуру
Ситуационистского Интернационала Ги Дебор. Леттристы предлагали делать с буквами то же, что дадаисты и сюрреалисты делали со словами, используя именно их, а не более крупные части в качестве основы единого искусства,
"звуковой поэзии". Леттристский Интернационал (ЛИ) настаивал не только на том, что авангард должен вырабатывать строгую критику общества, но и на том, что искусство должно "реализоваться и подавляться". Попросту говоря леттристы призывали к тому, чтобы повседневная жизнь проживалась как искусство, тем самым, делая бессмысленным выделение последнего в отдельную дисциплину.

В тексте, подготовленном для того, чтобы объявить о создании
Ситуационистского Интернационала, Дебор набросал основные тезисы для новой организации: "То, что называется культурой, отражает и определяет возможности организации жизни в данном обществе. Наша эпоха в основе своей характеризуется отставанием революционного политического действия от развития современных возможностей производства, которые требуют лучшей организации мира". Или, говоря короче, "прежде всего, мы считаем, что мир должен быть изменен", - и должен быть найден новый способ действия, поскольку все предыдущие попытки оказались неудачными.

Период с 1957 по 1962 год стал взрывом творчества ситуационистов, начиная с "индустриальной живописи" итальянца Галлицио, пытавшегося разрушить рынок искусств, и кончая "модифицированными" портретами Асгера
Йорна и архитектурными фантазиями Констана. Это был и период расцвета Ги
Дебора и Рауля Ванейгема как теоретиков и пропагандистов. Но практическая деятельность также вскрыла идеологические трещины внутри СИ, в частности по вопросу о включении "ситуационизма" в существующий мир искусств.
Результатом стал раскол СИ в 1962 году, после которого большинство из нескольких десятков человек, составлявших движение, либо отошли от него, либо были исключены.

Хотя в Ситуационистском Интернационале нашли свое выражение разнообразные утопические тенденции, отражавшие развитие как авангардных художественных течений, так и радикальной политической критики, в данной статье нас интересует прежде всего последнее. Именно после раскола между германскими и скандинавскими "эстетами", с одной стороны, и более политизированными парижанами, с другой, ситуационистская теория достигла своего наивысшего развития. В то время как от Ситуационистского
Интернационала осталось наследие, принадлежащее перу различных авторов, именно Дебор и Ванейгем были авторами основных ситуационистских текстов.
"Общество зрелища" Дебора и "Революция повседневной жизни" Ванейгема определяют лицо Ситуационистского Интернационала как теоретически, так и стилистически.

3. Цели революции

Ситуационисты поставили своей целью ни больше, ни меньше - вызвать социальную революцию, которая положила бы конец отчуждению человечества, причиной которого является жизнь в товарных капиталистических общественных отношениях, и установить эру освобожденного существования, где жизнь становится искусством. Несмотря на то, что Дебор использовал традиции авангарда в качестве инструментария, с помощью которого можно было синтезировать идеи, казавшиеся подходящими, совершенно очевидно, что его творчество оставалось в рамках марксистской традиции, хотя и очень еретической. Его "Общество зрелища" недвусмысленно опирается в своем анализе на теоретические построения марксизма, в частности на его исторический материализм с упором на концепции классового господства и классовой борьбы.

Где Дебор отошел от ортодоксального марксизма, так это в том, что он подчеркивал роль потребления, которое сменило производство в качестве двигателя зрелого капитализма. Дебор считал, что с переходом к позднему капитализму накануне Второй Мировой войны, требования экономики определили образ нового человека - потребителя. Вторя Маркузе, Дебор писал о том, что в зрелом капиталистическом обществе до того репрессируемые и сублимированные желания были теперь освобождены, но лишь для того, чтобы служить капиталу. Присущее капитализму отчуждение, которое раньше осознанно ощущалось как противоречие и потому служило диалектической основой для революционных преобразований, теперь стало удобным и бессознательным по мере того как людей засасывало в апатичное блаженство потребления.
Классовое господство теперь проявлялось в основном в форме культуры и идеологии, а не грубого принуждения.

Именно это было определяющей характеристикой "общества зрелища"
Дебора: "Жизнь обществ, в которых господствуют современные условия производства, выступает как огромное скопление зрелищ". Под зрелищем Дебор понимал все средства и методы, кроме прямого насилия, которые власть использует, чтобы вытеснить потенциально политические, критические и творческие человеческие проявления к границам мысли и поведения. Другими словами, "зрелище" - это общественное отношение.

Загипнотизированные радостями потребления и не осознающие своего все усиливающегося отчуждения, люди отворачиваются от изменения мира и собственного освобождения.

Их журнал Internationale Situationniste("Ситуационистский
Интернационал"), издававшийся ежегодно постоянно менявшимся редакционным коллективом, откликался на большое количество различных тем. Анализ международного положения от Алжира до восстания в Уоттсе (негритянский пригород Лос-Анджелеса) соседствовал с критикой политики и языка, техническими рекомендациями по культурному и художественному вмешательству в жизнь, и постоянно присутствовавшей концепцией "единого урбанизма", интегральной теорией города.

На страницах журнала можно было найти инструменты, которыми пользовались ситуационисты. Самыми известными из них были преобразованные комиксы и другие образцы массовой культуры. Словесные пузыри романтических комиксов были наполнены политической пропагандой, обворожительные героини настаивали на том, что "освобождение рабочих должно быть делом самих рабочих".

Преобразованные комиксы и плакаты, а также картины Йорна и Галлицио, или расписанные стены Парижа в мае 1968 года были образцами основной ситуационистской техники - detournement. Detournement, что можно перевести как диверсия, разрушение или нападение, был попыткой противопоставить гипнотической власти общества зрелища его же слова, символы и тотемы. Идея заключалась в том, что надо отнять у зрелища и его проявлений их смысл, изменив образ этих объектов, переставив составляющие их части, расположив различные объекты в новом порядке, тем самым провоцируя шок, который поднимет субъективное сознание людей до осознания того, что реальность мира зрелища на самом деле является лишь "материализацией идеологии", а не естественным состоянием природы. Окончательный detournement, конечно, должен стать переворотом существующего общества с ног на голову в ходе революционного фестиваля.

Ситуационистская теория требовала практики, которая разбила бы неприступные стены идеологической мистификации. Так же как detournement бросал вызов смыслу зрелища, создание ситуаций, - моментов свободной спонтанной игры, которые бы одновременно разрушали существующие общественные отношения и определяли отношения в пост-капиталистическом будущем, - было необходимо, чтобы достичь революционного праздника. Эти сознательные попытки избавиться от контроля зрелища над воображением сделают возможным выражение и реализацию до того репрессируемых желаний и достижение освобожденной и неотчужденной жизни.

Поскольку ситуационисты разрабатывали свою теорию и практику в десятилетие после 1957 года, их мало кто знал за пределами авангардных и ультралевых кругов. К тому же, они казались страшно оторванными от жизни, настолько, что часто становились объектом насмешек из-за своей занятной оторванности от "серьезных" общественных и политических дебатов. Но с казавшимся невероятным взрывом студентов и рабочих в 1968 году, сущность мира зрелища оказалась разгаданной, и оказалась она именно такой, как и предсказывали ситуационисты. По крайней мере, в течение нескольких недель западная капиталистическая страна жила мечтой ситуационистов.

4. Как всё начиналось

Во второй половине шестидесятых годов стало очевидно, что глобальный взрыв недовольства и бунта приближается. В ретроспективе этот период можно рассматривать в одном ряду с другими великими историческими моментами -
1848, 1905 или 1917-19 годы, - когда старый режим подвергался всемирной атаке. Если рассуждать в терминах классической революционной теории, взрыва в шестидесятые не должно было произойти: капитализм, похоже, смог преодолеть экономические противоречия, организации трудящихся работали рука об руку с капиталом, и за исключением нескольких стран Третьего мира, казалось, все шло хорошо. Но на Западе восстание исходило не от пролетариата, а от отчужденной молодежи и маргинальных групп, протестовавших против удушливой скуки и лицемерия жизни.

Но, конечно же, не обстоятельства, при которых был напечатан памфлет, а, прежде всего его содержание вызвали скандал, поскольку памфлет был яростной атакой не только на роль студентов, но на общество зрелища вообще.
Намеренно провокационный, как и все ситуационистские тексты, памфлет говорил о том, что студенты, производимые в массовых масштабах, неспособны думать - в полном соответствии с интересами зрелища, - и призывал к незаконным действиям в качестве лучшего ответа на это. Приговор суда заслуживает того, чтобы его процитировать. Говоря о Ситуационистском
Интернационале, судья заметил, что "эти циники не останавливаются перед воровством, разрушением образования, уничтожением работы, тотальным разрушением и мировой пролетарской революцией, единственной целью которой является "запретное удовольствие".

Скандал, сопровождавший выход в свет "Нищеты студенческой жизни" и публикация книг Дебора и Ванейгема в 1967 году вызвал беспрецедентный интерес и дискуссии о ситуационистском анализе, в то время как французские студенты начали год разрушения и агитации, достигший своей кульминации во время майских событий в Париже. В январе 1968 года радикально настроенные студенты, находившиеся под влиянием ситуационистов, организовали группу
"бешеных" (enrages). Более широкое "Движение 22 марта" также находилось под некоторым их влиянием.

После оккупации полицией Латинского квартала, последовавшей за мощными, продолжительными и сопровождавшимися насилием демонстрациями, протест распространился на фабрики и в учреждения. К середине мая во всеобщей забастовке принимало участие уже более десяти миллионов человек, выдвигавших требования, находившиеся за гранью понимания государства, предпринимателей и профсоюзных бюрократов.

С самого начала рабочие отвергли повышение заработной платы, о котором договаривались профсоюзы, призывая вместо этого фундаментально изменить организацию труда и требуя самоуправления. Возникли сотни независимых рабочих советов. Работники государственного телевидения передавали в эфир предупреждения о действиях полиции. Футболисты требовали "футбола для футболистов". Студенты оккупировали Сорбонну и другие университеты. Люди гуляли по улице, освобожденные от прежней зажатости. Ванейгемовский фестиваль приближался.

В то время как Ситуационистский Интернационал был слишком мал, чтобы оказывать непосредственное влияние на события, - тогда в нем было только сорок человек, - его идеи и взгляды пропитывали атмосферу карнавала. Члены
СИ участвовали в деятельности Комитета за продолжение оккупаций, призывавшего неуклонно углублять восстание самыми поэтичными сюрреалистскими призывами: "Я принимаю свои желания за реальность, потому что верю в реальность моих желаний" - говорилось в одном графитти, "Вся власть воображению!" - кричало другое. Настенную литературу можно рассматривать одновременно как реализацию искусства и detournement городской среды.

Хотя эта почти-революция закончилась растворением радикальных требований трудящихся в узко понимаемые соглашения о зарплате и условиях труда и неспособностью студентов сохранять революционную сплоченность перед лицом предложенных правительством уступок, майские события были наибольшим приближением к социальной революции на послевоенном Западе. Парижское восстание показало в зачаточной форме контуры новой, менее отчужденной и более человечной общественной жизни.

5. Конец ситуационисткого интернационала

Майские события, однако, не завершились detournement'ом общества, вместо этого старому порядку удалось восстановить контроль. Хотя
Ситуационистский Интернационал незамедлительно заявил о своей роли в подготовке взрыва, ситуационисты все же болезненно осознавали, что их анализ был ошибочен: предсказанная революция не свершилась. Последствия майских событий были основной причиной самороспуска СИ пять лет спустя.

В полном соответствии с ситуационистской модой, смерть Интернационала сопровождалась яростной полемикой и взаимными обвинениями групп Дебора и
Ванейгема. Это отражало центральное противоречие ситуационистской мысли: напряженные отношения между желанием "делать революцию" и жить как можно более полной жизнью в существующем обществе. Фактически это было возвращение к полемике, возникшей во время раскола СИ в 1962 году, когда фракция Дебора критиковала политику желания Ванейгема как игру в темных, малозаметных трещинах капиталистического общества.

Несмотря на свою малочисленность и непродолжительное существование,
Ситуационистский Интернационал оказал и продолжает оказывать огромное влияние на радикалов от культуры и ультра-левых в Европе и Соединенных
Штатах. Возможно, наибольшее влияние ситуационисты оказали именно в области общественной теории. Говоря об обществе зрелища, Дебор по существу представил первый анализ постмодернистской эпохи. Многие из современных старейшин постмодернизма были частью той же парижской тусовки, в которой вращались ситуационисты, и существует явная преемственность между работой ситуационистов и возникшими позднее постмодернистскими общественными теориями.

Какое значение может иметь теория ситуационистов сегодня? Перспективы радикального общественного переустройства столь смутны, что даже могут показаться несуществующими. Полные игры, освободительные требования реализации желания Ванейгема сегодня кажутся эксцентричными, если не откровенно фривольными в мире жесткой, изматывающей работы. Адреналиновый шок шестидесятых давно улетучился, а вместе с ним улетучились и мечты революционеров. Может даже показаться, что Ситуационистский Интернационал умер вовремя.

Отнюдь! В нашу несчастную и обездушенную эпоху, когда у нас больше нет выбора между "гарантией умереть от голода и гарантией умереть от скуки", аргументы ситуационистов приобретают новую силу и значимость.

Это, однако, не означает, что в теории ситуационистов нет проблем. Их вывод о том, что капитализм преодолел экономические противоречия, был, очевидно, неверным, близоруким, результатом восприятия послевоенного бума как постоянного положения вещей. Ожидания ситуационистов, что капитализм продолжит обеспечивать изобилие, не выдержали проверки временем.
Соответственно, слаб был и их анализ экономических бедствий. Концентрация на несчастье и банальности отчужденной жизни выдавала недостаточное знание или недостаточный интерес к положению беднейшей части населения планеты.
Теоретические предпочтения ситуационистов также явственно говорят об их собственном классовом положении.

Вторая нерешенная проблема ситуационистской мысли возникает в связи с концепцией радикального субъекта Рауля Ванейгема. Оставляя в стороне заявление постмодернистов о том, что личности не существует (!), ванейгемовская политика желания - а это очень соблазнительная политика, - имеет определенный риск скатывания к простому мелкобуржуазному гедонизму.
Должны ли мы попытаться прожить хорошую жизнь сейчас и позволить моменту революции удалиться к линии горизонта или мы должны сдерживать стремление к удовольствию до того момента, когда мы, наконец, достигнем утопии? Этот вопрос ситуационисты так и не разрешили.

Другая проблема возникает в связи с заявлением о том, что капитализм есть источник всякого отчуждения (подразумевается, что изменение господствующих общественных отношений приведет к мистическому единству и интеграции всех индивидов). Проблематичным было и предположение о том, что экономические противоречия - единственные, которые имеют значение.

Если, как заявляли ситуационисты, их теория требовала революционной практики, тогда Ситуационистский Интернационал не отвечал своим собственным высоким требованиям. Ги Дебору довольно успешно удавалось контролировать направление деятельности Ситуационистского Интернационала. Он стал первым среди равных в организации, которая требовала полного отсутствия иерархии, до тех пор пока она не превратилась в организацию, состоявшую буквально из одного человека. Ситуационистский Интернационал также страдал от элитарности, самонадеянности и язвительных перебранок - во имя сохранения революционной чистоты.

Но даже, несмотря на проблемы, претензии, преувеличения и ошибки, ситуационистская мысль остается значимой для тех, кто продолжает - столкнувшись с вредными испарениями постмодернизма - мечтать о лучшем, радикально ином мире. Ситуационисты предложили существенную историческую критику современного капитализма, первый анализ условий постмодерна, но этим не исчерпывается их вклад в благородную традицию отрицания и протеста.

Массовые восстания в Восточной Европе усилили нашу уверенность в том, что отказ может разрушить существующий общественный строй. Ситуационисты работали над тем, чтобы показать, что подобная общественная трансформация в сердце капитализма не только желательна, но и возможна. За это мы перед ними в неоплатном долгу. По крайней мере, ситуационисты предприняли попытку изменить мир. Кто может желать большего?

6. Сегодняшний взгляд на события 60-х и контркультуру

Раньше даже для социологов и политиков такие имена как Аллен Гинзберг,
Кен Кизи, Тимоти Лири, Джерри Рубин, Уильям Берроуз, не говоря о Герберте
Маркузе, значили не много, поскольку получить хоть какую-то информацию о них в советское время было делом непростым. Конечно, многие видели фильм
“Пролетая над гнездом кукушки” по книге Кена Кизи. Специалисты по философии знали, естественно, о нео-марксисте Маркузе, как о непримиримом враге
“нашего марксизма”. Но это была ничтожно малая группа людей.

Сейчас, когда на русском зыке вышло немало книг, посвященных той эпохе, многое предстает в совсем ином свете, чем казалось в те времена. Ряд издательств, в частности, издательство Сергея Козлова выпустили переводы биографий ведущих рок-звезд, истории рок-групп, рок-энциклопедии и справочники. Особый интерес представили такие книги как “Джон Леннон и его время” Джона Винера и “Блюдце, полное чудес” (история “Пинк Флойд”)
Николаса Шаффнера, где не просто излагаются цифры и факты, а делается анализ ситуации, сделанный авторами, жившими там, где все это происходило.

Ведь нам, находящимся здесь, вдалеке от тех событий, нелегко представить себе всю полноту жизни андеграунда на Западе. Читая эти новые для нас материалы, задумываешься с позиций взрослого человека о том, чего добивались вожди и властители дум молодежи тогда, во времена наивной веры в то, что на Земле возможно создать общество, свободное от насилия, коррупции, обмана, притеснения слабых, расизма, террора и войн. Должен ли известный музыкант лезть в политику, а если и должен, то в каких формах.
Кто был прав в борьбе за свои идеалы – “новые левые” или “власть цветов”.

Коротко о движении “новые левые”, можно сказать, что в него входила та часть молодежи, которая верила, что изменить общество можно лишь революционным путем, в процессе борьбы с сильными мира сего. Формы борьбы предполагались самые разные – от забастовок и простого неподчинения до терактов и революционных боев.

Соответственно, в молодежной среде существовали поклонники Мао,
Кастро, Че Гевары, Маркса, вождей ИРА и даже Ленина. И все это были молодые люди, жившие в странах Западной демократии и внешне ничем не отличавшиеся от типичных хиппи. Несмотря на “железный занавес”, до СССР тогда доходили какие-то сведения об этих увлечениях.

Но существовали и другие настроения в Западной молодежной среде. Они основывались на идее ненасилия, на древних духовных учениях, на христианстве, буддизме, суфизме. Коротко это движение называлось “Flower
Power”, то есть “власть цветов”. Хиппи, не желавшие никому причинять зла, не хотевшие вписываться в законы общества и пытавшиеся жить по-своему, называли себя “цветами” и верили, что любовь и ненасилие обладают огромной силой и будут властвовать на Земле. Что победить зло можно силой всеобщей
Любви. Правда, в недрах этой идеологии была одна немаловажная деталь – отношение к специальным веществам и средствам, помогающим человеку полностью освободиться от сковывающих его предрассудков, по-настоящему познать самого себя и раскрыть свои потенциальные возможности.

Здесь имеются в виду легкие наркотики, такие как марихуана, и галлюциноген ЛСД. Так возникло целое учение, особая “кислотная” философия, столпами которой были Уильям Берроуз, Аллен Гинзберг, Тимоти Лири и Кен
Кизи. Именно эта составляющая движения “Flower Power” и погубила его, в конечном счете, послужив поводом для непримиримой борьбы властей с нездоровыми увлечениями молодежи. Ведь до конца1966 года ЛСД не был запрещен законом, поскольку не подходил под категорию наркотиков, являясь всего лишь лекарством для излечения некоторых видов психических заболеваний. Но, лекарством небезопасным, поскольку для определенного процента людей ЛСД просто губителен, поскольку оказывает на них необратимое воздействие, когда из “кислотного путешествия” некоторые так и не возвращаются.

Об этом, правда, знали только специалисты-медики, которые и забили тревогу. До принятия закона о запрете ЛСД власти, как в США, так и в Англии пытались бороться с “кислотными” идеологами, используя против них косвенные не совсем законные методы. Но после принятия такого закона психоделическая активность, процветавшая в Хэйт Эшбури, в Калифорнии, или в лондонских клубах типа UFO, перешла в разряд настоящего, а не просто культурного андеграунда. Кислотные “трипы” были приравнены к обычной наркомании.

Еще в начале 50-х, когда возникла новая, самостоятельная прослойка в буржуазном обществе, названная словом “тинэйджеры”, наметилась тенденция явного противостояния поколений. Но, сперва оно не выходило за рамки борьбы за независимости в выборе своей моды, музыки, манеры держаться и танцевать.
Поколение рок-н-рольных тинэйджеров 50-х добилось многого. Юноши и девушки старшего школьного возраста не только получили экономическую независимость и свободу поведения. Они сломали многие предрассудки, в частности – в отношениях между белой и цветной молодежью. К середине 60-х рост тинэйджерского самосознания привел к новым качественным изменениям в жизни молодежи.

В студенческом же возрасте дети нередко меняются ролями с родителями.
Осознав себя полноправными и независимыми членами общества, они начинают оценивать своих “предков” с более передовых гражданских позиций, начинают предъявлять свои претензии на равных правах.

Так, к середине 60-х, к моменту становления хиппового движения, сформировались антибуржуазные настроения в ряде наиболее развитых капиталистических стран, в первую очередь – в США. Для многих молодых людей, в том числе выходцев из богатых семей, стало естественным презрение к накопительству, к материальным благам, а отсюда и неприятие карьеризма, коррупции, конформизма, насилия и лжи. Не случайно райский уголок Америки –
Калифорния с ее мягким климатом стала прибежищем хиппи со всех концов света, а парковая зона Сан-Франциско - Хэйт Эшбури и концертная площадка
Fillmore West – центром психоделии.

7. Музыка, как основная отличительная черта контркультуры

Музыка приобрела в это период особое значение, став мощнейшим фактором объединения молодежи в процессе противостояния взрослому истэблишменту.
Именно в начале второй половины 60-х политическая песня, существовавшая и до этого в лице таких классиков как Пит Сигер или Вуди Гатри, стала превращаться в феномен масскультуры. И пионером в этом процессе стал Боб
Дилан, объединивший бардовский фолк с мощью белого ритм-энд-блюза в лице группы “Paul Butterfield Blues Band”. Возникший на базе песен протеста фолк- рок моментально повлек за собой появление всевозможных форм рок-музыки, таких как хард-рок, блюз-рок, арт-рок, джаз-рок, кантри-рок, рок-опера и др.

Все это получило общее название – “РОК”, став неотъемлемой частью более широкого явления – рок-культуры. Для молодых людей, живших в тот период, рок-культура была чем-то естественным. Она еще не была отрефлексирована, описана социологами и политологами. Основным ее эмоциональным наполнением и стержнем был протест, причем протест самого разного уровня, основанный на недовольстве своими родителями, правительством, властями, законами, политической системой. Он выражался не обязательно впрямую, в текстах песен. Чаще просто сам факт слушания или исполнения рок-музыки являлся актом протеста.

Так, кстати, было в странах соцлагеря и, в первую очередь – в
Советском Союзе. У нас невозможно было петь ни о чем конкретном, где проглядывало бы недовольство хоть чем-то советским - моралью, законами, строем. Не дай Бог. Это каралось беспощадно и однозначно. Поэтому весь отечественный рок подпольного периода был сперва либо англоязычным, когда исполняли исключительно “фирму”, либо, начиная с Макаревича и Гребенщикова, пели по-русски, но на трижды эзоповом языке, с каким-то туманными намеками на “крутой поворот” или “сказочную страну”, даже не держа “фигу в кармане”.
Так, вообще, обо всем понемногу. И правильно делали, а то мы бы о них никогда не узнали. Сам факт существования многочисленных неофициальных составов, соответствующих понятию “рок-группа” по набору инструментов и манере игры, был для советского общества того периода достаточно ярким признаком наличия контркультуры.

Рок в развитых странах Запада стал во второй половине 60-х мощнейшим объединяющим началом всех видов молодежной активности. Но если быть более точным, то “рок” в самих США считался музыкой белых хиппи, в то время как молодые представители черного населения сделали своим орудием в борьбе за равноправие музыку “соул” и “фанк”. Лишь позднее имена черных представителей этих направлений, например – Рэя Чарлза, Джеймса Брауна,
Стиви Уандера или Майкла Джексона, были занесены в рок-энциклопедии, внося путаницу в умы простых слушателей.

Да и по сей день, эта неразбериха имеет место. Но тогда как музыка, так и социальная активность молодежи были разделены. За права негров стали бороться организации типа “Черных пантер”, а политические амбиции белой американской молодежи взялась отстаивать организация “Youth International
Party”, созданная такими деятелями как Джерри Рубин и Эбби Хоффман. Они и придумали в конце 1966 года для себя название “йиппи” (сокращение от
“YPI”), вслед за писателем Майклом Феллоном, запустившим в обиход само слово “хиппи”. В 1967-68 годы наблюдается всеобщее явление, которое можно охарактеризовать как “fusion” (сплав).

Именно тогда Майлз Дэйвис записал свои альбомы “In a Silence Way” и
“Bitches Brew”, где продемонстрировал новый способ объединять не только разные музыкальные стили, но и музыкантов с различными подходами к творчеству и разным цветом кожи. Его новые записи, а также концерты в
Fiimore West перед белой хипповой аудиторией вызвали недоумение среди черных журналистов и даже его коллег-джазменов. Майлза пытались обвинить в заигрывании с белой молодежью, на что он попросту не отреагировал. В белой чикагской рок-группе "Electric Flag” появился черный барабанщик Бадди
Майлз, на фестивале в Вудстоке выступила смешанная рок-группа “Sly and the
Family Stone”, и таких примеров было немало.

Контркультура и возникшая в ее недрах музыка объединила как исполнителей различных рас, так и политических деятелей разного толка. В одних и тех же политических акциях, в забастовках, демонстрациях, массовых марш-походах, судебных процессах, в теле- и радио-интервью нередко стали фигурировать вместе руководители “новых левых” и представители черных движений. В частности, Джерри Рубин находился в постоянном контакте с
Джоном Силом из “Черных пантер. На убийство черного лидера Мартина Лютера
Кинга с болью отреагировала не только негритянская молодежь. Этот факт сыграл свою роль и в усилении протеста белой молодежи. В 1968 году в США была создана партия “Белые пантеры”, активным деятелем которой стал Джон
Синклер, пытавшийся придать рок-музыке неприкрыто политический характер.

У американской молодежи того времени было немало поводов для протеста.
Началось все с серии политических убийств в США, в первую очередь – Джона
Кеннеди, что привело многих молодых американцев к разочарованию в своей стране и даже появлению откровенной англомании.

Ну, а в самой Америке демонстраций было хоть отбавляй. И их разгон нередко оканчивался человеческими жертвами. Администрация США обнаружила удивительную подготовленность и жесткость в борьбе с молодежным протестом.

Один из многочисленных примеров относится к проведению митинга протеста против войны, которую “новые левые” организовали в Чикаго в 1968 году, призывая представителей все молодежных организаций приехать туда ко времени съезда демократической партии. На митинг собралось около десяти тысяч человек.

Мэр города, перестраховываясь, распорядился мобилизовать на круглосуточное патрулирование улиц двенадцать тысяч полицейских с подкреплением еще двенадцати тысяч национальных гвардейцев, вооруженных стрелковым оружием, базуками и огнеметами, получивших приказ в случае необходимости стрелять боевыми патронами. И таких массовых столкновений в те годы было немало, причем не только в городах США. В 1968 году были крупные молодежные демонстрации в Париже и в Лондоне. Ну, а о событиях 1968 года в Праге и последовавших действиях диссидентов в Москве советские люди помнят хорошо, несмотря на то, что наши власти сделали все, чтобы свести к нулю или исказить правду о тех трагических днях.

Для перечисления всего, что происходило тогда во многих уголках
Земного шара, требуется особая статья. Важно отметить тенденцию – взрыв небывалой активности молодых людей, активности достаточно серьезной и зрелой, основанной на конкретных требованиях. Правда, эта активность породила и отрицательные последствия, в частности, теракты, совершаемые молодыми людьми в знак протеста. Терроризм исламских фундаменталистов, черных экстремистов, ирландских революционеров, профашистских и прокоммунистических группировок типа Красных бригад и других организаций уже существовал, но к нему добавилась активность жестко настроенных молодых людей, просто исповедовавших идеалы контркультуры, вдохновленных идеями
“новых левых”. В конце 60-х число взрывов, устроенных революционно настроенными молодыми людьми в городах Америки, резко возросло.

Весь этот широчайший спектр проблем, обострившихся во второй половине
60-х и стал, на мой взгляд, причиной небывалого в истории музыки процесса появления новых видов музыкальной культуры. Кроме того, в тот период музыка стала значить в жизни молодых людей гораздо больше, чем до этого. Причем, любая музыка, а отнюдь не развлекательная. Более того, самые что ни есть сложные концептуальные виды музыкального творчества стали достоянием массового слушателя. Интерес к классическому авангарду в лице Джона Кейджа,
Лючиано Берио или Карл-Хайнса Штокхаузена, джазовому авангарду в лице Джона
Колтрейна или Орнетта Коулмена, экспериментам с музыкой “фьюжн” Майлза
Дэйвиса, к индийской раге в лице Рави Шанкара, к древним видам этнической музыки, с музыке Европейского средневековья, популярность открытой ладовой музыки квинтета саксофониста Джона Хенди и квартета Чарлза Ллойда – вот некоторые из примет времени конца 60-х.

Так называемая авангардная, то есть атональная, политональная или
“фри” музыка стала неотъемлемой частью многих композиций в творчестве новых прогрессивных рок-групп и, конечно, пионеров “фьюжн”. Достаточно послушать
“Bitches Brew” М. Дэйвиса, ранние психоделические записи “Pink Floyd” или кенртерберийских групп типа “Caravan”.

Многие тексты были явно зашифрованы, что приводило иногда к недоразумениям. Так, в казалось бы невинных песнях “Битлз” - “With a Little
Help from my Friends”, “Lucy in the Sky with a Diamonds” или “Day in a
Live” власти разных стран усмотрели пропаганду наркотиков и какие-то другие намеки. По этой причине они какое-то время запрещались для официального вещания и распространения как в Англии, так и в США.

Творчество Джима Моррисона до сих пор расшифровывают поклонники ранних
“Дорз”. Песни таких бардов как Боб Дилан, наоборот, были прямо обращены к слушателю и понятны безо всяких иносказаний. Классическими примерами откровенного обращения к слушателю являются песни Джона Леннона “All You need is Love”, “Imagine” или “Revolution”, а также ряд революционных песен группы “Rolling Stones” в период их политической активности.

Заключение

Проблема “отцов и детей” существовала испокон веков и являлась в какой- то степени двигателем прогресса, подспудной причиной многих изменений в обществе. Но никогда противоречия между поколениями не доходили до такой степени конфронтации, выраженной в таких откровенных формах, как это было во времена 60-х. Причем независимо от того, в какой стране, в какой части света, при какой политической системе это происходило.

Молодёжная контркультура, апогеем которой стали массовые беспорядки в различных частях Европы, оказала огромное влияние на нашу сегодняшнюю действительность.

Список использованной литературы

1. Аспирин не поможет // New Politics, на русском языке - N1,

1993 г.

2. Винер Д., Джон Леннон и его время. Пер. с английского, М.:

Радуга 1994г,– 132 с.

3. Козлов А.М., Грань 60-х и 70-х – загадка взрыва контркультуры,

М.: ДРОФА, 1999, - 170 с.

4. Лимонов Э.В., Другая Россия: Империя Юности. Лекция четвертая

Империя Юности: всё началось с Китая, М.: ИНФРА, 2003 г.- 97с.

5. Шаффнер Николас, Блюдце, полное чудес (история “Пинк Флойд”,

М.: Музиздат, 1994 г. – 165с.