Моя родословная

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Моя родословная

Моя родословная

Содержание

Введение

1. Мои сибирские корни

2. Сибирь

3. Все для фронта, все для победы

4. Более подробно о сибирском крае

5. Отдельные эпизоды из жизни семьи

6. Природа Сибирского края. Об охоте и рыбалке

7. Память сердца

8. Переезды

Заключение

Список литературы

Введение

Семья играет для людей важную роль. Самой природой заложены в человеке зависимость, необходимость, трепетное отношение и преданность кругу людей, в котором он рос и постигал суть своего существования. В былые времена человек был неотделим от своего рода, а знание его родословной уходило в древность. Каждая частица этого знания бережно передавалась из поколения в поколение. Но сейчас мало кто может доподлинно рассказать, откуда берёт начало его род, и перечислить имена предков больше, чем до третьего колена. Почему? Неужели сменились ценности или сам человек?

К счастью, моя семья бережно сохранила пусть не всю, но обширную историю своего рода. И, как и в прежние времена, передавалось это наследие с рассказами мамы, бабушек, дедушек. И пусть не все сегодня с нами, история и сам род продолжают движение в жизненном цикле.

Проблематика моего исследования состоит в сохранении знаний о моей родословной. Цель работы - изучить историю моей семьи, всех ее многочисленных представителей, многие из которых остались только на фото и в памяти последующих поколений. Основные задачи: проследить генеалогию семьи Шевченко и Предыбайловых, обобщить полученные данные. Работа была написана на основе воспоминаний моих родственников, а также большого количества фото и документов.

Объем работы получился больше положенных 15 страниц, что вполне объяснимо: невозможно уместить историю моей семьи в столь малый объем реферата.

1. Мои сибирские корни

Родился я в поселке Верхний Сеймчай в 1993 году, но мои корни уходят далеко за пределы Сибири.

Родина моих далёких предков всех поколений - Крым и Кубань.

Более подробно в нашей семье известно о моих предках по линии бабушки. По этой линии вся моя родословная началась с города Керчи.

Мой прапрадед, Король Архип Николаевич, человек с примесью польской крови, имел жену Дарью Прохоровну, женщину, имевшую в дальних предках греков. Было это в позапрошлом веке.

А в 1913 году у них родился самый младший ребенок в семье из шестерых детей, Король Владимир Архипович, мой прадедушка. Прапрадед Архип служил на мельнице мукомолом у хозяина, был богомазом, плавал матросом на корабле, работал портовым грузчиком и был пьяницей. Он мог за бутылку рома перед французской командой, расположившейся на палубе своего корабля, стоящего в порту на рейде, изгрызть зубами в крошку стеклянный стакан, а потом, под одобрительные возгласы матросов, бросивших ему на берег заработанную бутылку, первым глотком спиртного выполоскать изрезанный рот, и, картинно сплюнув в море, осушить бутылку до дна. Дарья же Прохоровна всю жизнь была домохозяйкой при большом семействе.

Прадедушке Володе досталось очень трудное детство. Для помощи семье он крал уголь в порту, чтобы топить печь, собирал на городской свалке обувь и одежду, рыбные пищевые отходы, вывозимые с рыбоконсервного завода.

Очень хороши были в этих отходах отрубленные осетровые носы.

Ещё для пропитания семьи он с ранних лет нырял в море, чтобы добыть мидий на еду и на продажу. Работа эта для мальчишки трудная: колонии мидий оседают и намертво прикрепляются в несколько слоёв на сваях в порту, или на подводных скалах. Нужно взять с собой какое-то приспособление, чтобы их оторвать, отбить, отделить от этой основы. Когда с тяжёлым пластом мидий выныриваешь из воды и делаешь первый вдох, темнеет в глазах и шумит в ушах. Отлежавшись, прадедушка нес мидий домой, к матери. Мать отделяла часть мидий для дома, остальные прадедушка несёт на базар и продаёт, чтобы в семье были какие-то деньги. Из мидий во всех семьях Крыма готовили плов.

Мидий хорошо выскабливали от водорослей, мыли, затем раскрывали с одной стороны при помощи ножа створки и наполняли перловой крупой, т.к. рис был не по карману. Ставили на ребро в татарский казан, заполнив его на две трети, наливали воду, солили и ставили надолго упревать на огонь. Когда перловка была уже готова, казан оказывался доверху наполненным полураскрывшимися раковинами с разбухшей крупой. В этот последний момент туда вливали со сковороды большое количество жареного в растительном масле лука с томатом, клали лавровый лист и перец и давали ещё немного потомиться с приправами.

Прадедушка говорил, что это было очень вкусно: мягкая разваренная крупа в соусе и кусочки сварившейся мидии.

Большое количество жареного лука во всех блюдах в Крыму пришло из местной еврейской и итальянской кухни, т. к. и евреев и итальянцев там до войны проживало много. В более позднее время, уже в Приморье, моя прабабушка готовила блюдо, называемое у них в Крыму "цвыбел-клопс". Оно, это блюдо, густое как соус, тоже из местной керченской еврейской кухни и якобы переводится с еврейского крымского диалекта - "много лука". Состоит из обжаренных крупных кубиков мяса, картофеля и опять же зажарено неимоверно большим количеством лука с томатом.

Родители прадедушки оба умерли рано, в 12 лет он был уже сиротой и стал жить в семье своей тётки, материной сестры.

Жилось так же трудно и бедно, он стал наниматься то в порт палубным матросом, то разнорабочим на мельницу то ещё куда-то… Хорошо, что тётка догадалась собрать справки об этой работе, которая позднее была вписана ему в трудовой стаж.

В прадедушкиной трудовой книжке, которая хранится у нас, написано, что 12 августа 1930 года он принят в механический цех керченского рыбоконсервного завода "Воля труда" учеником токаря. Стаж работы по найму до поступления на завод составлял 5 лет 7 месяцев. Вот и выходит, что трудовой стаж прадедушки начался с 12 лет.

В конце 20-х начале 30-х годов в стране начался голод. Появилось много нищих, люди умирали прямо на улицах. Голод катился по стране. Деньги ничего не стоили. Прадедушка Володя у своей тётки в день ёе зарплаты украл один миллион рублей из одиннадцати, полученных ею и купил на этот миллион себе фуражку, несколько пирожных и одну солёную селедку. Эти годы названы годами "голодомора".

В 1940 году прадедушка женился на молодой женщине 1914 года рождения, Черкасовой Вере Ивановне, очень талантливой во всех отношениях, с красивой внешностью, отличной фигурой, умнице, рукодельнице, по профессии чертёжнице-конструкторе, работающей на Керченском бочарном заводе. Познакомились они в самодеятельном оркестре народных инструментов.

Прабабушка играла на балалайке пикколо, прадедушка - на домре.

Родители прабабушки Веры Ивановны были тоже люди простые: отец - Черкасов Иван Васильевич, до самой войны добывал под Керчью соль в соляных копях. А мать - Мария Петровна Москалёва, всю молодость проработала "в людях" нянькой и кухаркой, была домохозяйкой, растившей шестерых детей, озлобившейся от тяжёлой жизни. Она прятала от мужа и детей в огромный кованый сундук с висячим замком чай, колотый сахар и варенье. Сама очень любила чаёвничать. От Бога ей было дано умение к стихотворству, но проявлялось это умение у безграмотной женщины лишь в ругательствах, сложенных в рифму, направленных на детей и мужа. Матерные слова в её лексиконе тоже имели место. И как же развеселило и рассмешило всю семью такое событие: пришло однажды письмо с царскими гербами, на гербовой бумаге, и начиналось оно так: "Милостивая Государыня Мария Петровна Москалёва!.." Вот это всех и развеселило, что мать - сквернослов и матерщинница - "Милостивая Государыня". А далее сообщалось о том, что у Марии Петровны умер дядя, очень состоятельный человек, о котором она только слышала, но никогда его не видела, и на её долю наследства выпало сколько-то (не один) несколькоэтажных домов с магазинами в Москве. Далее сообщалось о том, как ей следует вступить в наследство. Но вскоре грянул Октябрьский переворот, и наследство "накрылось".

Такая трудная и долгая дорога

А 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война.

Прабабушку Веру в августе назначили начальником штаба МПВО объекта бочарный завод "Пролетарий" до самой эвакуации, по 3 октября 1941 года. В трудовой книжке есть запись: "Уволена с завода в связи выезда с города Керчи". Прадедушка же с самого начала войны со всем коллективом приступили к демонтажу рыбоконсервного завода и погрузке его в железнодорожные вагоны. В первые же дни войны Наркомом был издан указ об эвакуации предприятий стратегического значения на восток. Завод "Воля труда" был предприятием стратегического значения, т. к. выпускало консервную продукцию, удобную для отправки на фронт. Поначалу погрузка шла в дневное время, но когда немецкая авиация стала совершать налёты на Керчь и бомбить порт, то погрузку ускорили и работать стали и днём, и ночью, не укрываясь в бомбоубежищах.

В октябре 1941 года, погрузив всё производственное оборудование и загрузив полный вагон консервов для питания в пути, группа специалистов завода отправилась в долгий, растянувшийся на восемь месяцев путь.

Эвакуационные справки были пока выписаны до станции Бертыс Казахской ССР, а там нужно было дождаться следующего назначения. На станцию Бертыс прибыли уже глубокой зимой. Нужно сказать, что каждый эвакуирующийся специалист имел право увезти с собой точно указанных в справке ближайших родственников. У прадедушки это были жена Вера Ивановна и две её младшие сестры - Любовь и 17-летняя Людмила.

Эвакуирующиеся имели право часть продукции, которую они везут, обменивать в пути на другие продукты питания. Так вот керчане ели свои консервы, и обменивали их же на хлеб у местного коменданта, распорядителя продуктами среди прибывающих людей. Хлеб он, конечно, давал, но при этом очень сердился и кричал: "Война! Понимаешь, война! А клеп (в его произношении - хлеб) - это пулемёт! Это миномёт! Понимаешь?". Ударение в словах "пулемёт" и "миномёт" он делал на первый слог.

2. Сибирь

Наконец, после двухмесячной стоянки в Казахстане, получили направление дальнейшего следования. В трудовой книжке прадедушки такая запись: "Согласно распоряжению Наркомрыбпрома СССР откомандирован в распоряжение Новосибирского Госрыбтреста, рыбпромысел г. Колпашево". В то время в Колпашево существовал рыбозавод, в составе которого был засолочный пункт, холодильник, коптильня и так называемая транспортная база, то есть судоверфь, которая строила весь водный транспорт для вылова рыбы: катера, неводники, мётчики, и др.

Так вот, пока прибывший в марте 1942 года в г. Новосибирск эшелон с оборудованием ожидал вскрытия льда на Оби, специалисты - рабочие уже прибыли в Колпашево и приступили к работе на судоверфи, готовясь к встрече оборудования, которое прибыло баржами в мае. Колпашево стоит на Оби, а рыбозавод - на берегу притока Оби, речушке Матьянге. Отсюда и район Колпашева, где стоит рыбозавод, носит название Матьянга. Очень удобно, что суда с рыбой с Оби заходят в речку Матьянгу и тут же оказываются у здания холодильника, расположенного прямо на берегу.

Началось восстановление рыбоконсервного завода. Прабабушка была зачислена в качестве "…ответственного исполнителя по кадрам…". Эти кадры были - люди из так называемого Сибирского лагеря заключённых, которых согнали на строительство завода.

Это были в основном сосланные по политической неблагонадёжности, высланные из прифронтовых районов люди нерусской национальности. Сокращённо от "Сибирского лагеря заключённых" этих людей называли сиблаговцами, а местное население в своём просторечье трансформировало это слово в "сиблонцы". Позже, через много лет слово "сиблонец" среди местных существовало уже как ругательное, и уже новое поколение не задумывалось о происхождении ругательства.

Мой прадедушка - единственный токарь по металлу из эвакуированных. После пуска завода из судоверфи перевели ещё одного токаря на рыбоконсервное производство, приняли пару учеников.

3. Всё для фронта, всё для победы

Личный указ Сталина был - восстановить завод за 12 месяцев. При ударном труде работников и рабочих строительство закончили на 5 месяцев раньше. Сами работники с гордостью говорили так: "На 5 месяцев раньше дали продукцию фронту". На всех основных работах были заняты специалисты, эвакуированные из Керчи, то есть не было затрачено время на обучение людей. Приехавших специалистов было много: и рыбообработчики, и соусовары, и работники жестянобаночного цеха, и лаборанты, и начальник консервного цеха Степанида Александровна Нестеренко, для своих - Стеша. Она очень похожа на торговку черноморскими бычками, сыгранную Галиной Волчек в фильме "Белеет парус одинокий". Тётя Стеша - член партии, всегда сидит в президиуме на праздничных собраниях. И вот однажды в своей речи с трибуны не то 7 Ноября, не то 1 Мая, не владея классическим речевым стилем, она произнесла: "…Благодаря, товарищи, Гитлера, мы все оказались здесь". Многим показалось, что сказано было с "…благодаря товарища Гитлера…" Прошло много лет, уже после войны году в 50-м тётя Стеша, награждённая Орденом Ленина за доблестный труд, вернулась в Керчь, а эта фраза, как анекдот, передавалась из уст в уста.

Когда завод был ещё в Керчи, инженером по рыбоконсервному производству там был наш родственник грек Христофориди Харлампий Георгиевич, которого, естественно, с первых дней войны выслали со всей семьёй и отправили в Сибирь, в село Александровское на севере Нарымского края на лесоразработки. Семья его была такова: мать - Христофориди Деспина Георгиевна, жена - Евгения Фейзопуло - Христофориди и младшая сестра красавица Афродита Христофориди.

Когда ему стало известно, что его родной завод эвакуирован и восстановлен тут же недалеко, в Колпашево, он обратился лично к Сталину и попросился на своё место на заводе, т. к. и Александровское, и Колпашево - места высылки, а на заводе, досконально зная производство, он принесёт большую пользу. Его просьба была удовлетворена, и он со всем своим греческим семейством приехал в Колпашево, в свой коллектив, и находился там вплоть до 1956 года, до тех пор, когда все сосланные были "откреплены от комендатуры", так это называлось тогда. Много людей уехало из Колпашево сразу - венгры, латыши, евреи, немцы…

4. Более подробно о Сибирском крае

Население довоенного Колпашева - охотники - промысловики на белку, соболя, колонка, боровую и водоплавающую дичь, охотники-медвежатники, рыбаки; белку бьют в глаз, медведя поднимают из берлоги. Руку нужно иметь твёрдую, меткую. Это про одного такого охотника написал В.Высоцкий в своём стихотворении "У Доски, где почётные граждане…":

…Раньше оба мы были охотники-

А теперь на нас ватные потники

Да потёртые подлокотники!

Я в Сибири всего

Только соболя бил, -

Ну а друг - он того -

На медведя ходил.

Он Колпашевский - тоже берлога! -

Ну а я из Выезжего Лога.

И ещё (если друг не хитрит):

Белку в глаз, да в любой, говорит…

Дома, избы Колпашева - деревянные, огромные огороды, засеянные картошкой, капустой, за "оградой" каждого двора - поленницы дров, у ворот со стороны улицы - жердяные стойки для просушивания рыбацких сетей.

На голове у многих - накомарник, сделанный из куска старой рыбацкой сети и пропитанный дёгтем. Это защита от гнуса. Гнус - это комары, мошка, пауты, слепни… У входа в каждую стайку и у крыльца в избу курятся дымокуры. Это чтобы гнус не залетал в стайку к скотине и в избу. В старом ведре надо разжечь костерок из щепок, и когда он разгорится, навалить и периодически подбрасывать в него свежую траву. Будет много дыма, тление будет продолжаться долго. Это хорошее спасение от гнуса.

Группа эвакуированных азово-черноморцев - так они называли себя - обрушились на тихий сибирский городок как лавина со своим южным темпераментом, европейскими привычками, речью, южным "г", громкоголосьем и непрестанным пением.

Да и понятно - ведь Керчь - город южный, певучий, музыкальный. Как рассказывал прадедушка, в Керчи какой-нибудь мальчишка-босяк бежит с моря домой с низкой ставридки, и напевает "…мальчик резвый, кудрявый, веселый…", из "Свадьбы Фигаро". А нищий в керченском порту не просто стоит с протянутой рукой и с закрытыми глазами, изображая слепого, а хорошим басом поёт, с примесью украинского языка: "Дайте, дайте не минайте, а хто минэ - того холера забэрэ". Моя прабабушка, с утра занимаясь домашними делами, поёт в полный голос, как можно петь в своём доме. Это или "Не брани меня, родная", или "Соловей" Алябьева, или "Помню, я ещё молодушкой была" и т. п.

Соседок-сибирячек это и удивляет и раздражает, вызывает неприязнь.

"Чё она распелась?" - спрашивают у бабушки, маленькой девочки. Постепенно привыкли. Отец, когда рыбозавод был уже восстановлен и понемногу стал обзаводиться "культинвентарём", принёс домой выданные ему под расписку в "Красном уголке" аккордеон, домру и балалайку. Музыкального образования он не имел, но от природы был очень музыкален. Вечером после работы прадед до поздней ночи музицировал. В то время это было единственным развлечением. Звучали "Мазурка" Венявского, вальсы Андреева, венгерские танцы, старинные русские романсы, отрывки из популярных довоенных оперетт, произведения, исполняемые Петром Лещенко, Александром Вертинским, Вадимом Козиным… Много чего звучало в эти вечера. Если было лето, то из кухни в сени выносилась керосиновая лампа. Она освещала и маленькие сени, и крылечко в одну ступеньку, и часть небольшого двора. Приходила пара соседей послушать, рассаживаясь на табуретках перед крыльцом, на колоде для рубки дров. Обязательно приходил сосед Александр Яковлевич Шнейдер, уже старик, высланный с семьёй немец из Саратова, очень высокий, худой, туберкулёзный, с пышными усами и шевелюрой полуседых волос, с тростью. Он очень похож на Максима Горького. Его все звали просто - дядя Саша.

Моей бабушке, воспоминания которой я сейчас пишу, прадедушка и прабабушка с ранних лет старались передать музыкальные познания. Так что в 4-5 лет она, качаясь на качелях, изо всех сил распевала арию Розины из "Севильского цирюльника" и прочее.

Да и сейчас бабушка помнит мелодии практически всех советских песен довоенных и послевоенных лет, опереточные и оперные мелодии. Сразу после окончания войны, когда люди немного успокоились от тревог, все эвакуированные горячо взялись за организацию самодеятельности. В самодеятельность вовлеклись некоторые люди из местного населения, организатором и ответственным лицом сделали Харлампия Христофориди, свои называли его просто Пико. К этому времени его сестра Афродита вышла замуж за молодого человека, хорошо игравшего на аккордеоне. Теперь она была Афродита Городович. Ещё тут был Владимир Турчанис. Место для занятий выделили в клубе имени С.М. Кирова. Старый гараж пожарных машин на Матьянге, отданный под клуб, был разделён на кинозал, "фойе", маленькие сени и комнату для кружковых работ. В этой комнате и репетировали самодеятельные артисты.

Пико Христофориди, отличный балалаечник, ещё и замечательный организатор. Он быстро создал струнный оркестр (домры, балалайки, гитары), небольшой хор, нашёл певцов - солистов, декламаторов.

Концерты давали и у себя в клубе, и в. центре города. Большим событием был концерт на "радиоузле", так в то время называли городскую радиовещательную точку. Готовились тщательно, репетиции проводились после работы каждый вечер.

Постепенно стали возвращаться в Керчь эвакуированные. Но остались ещё люди, которые были высланы, их освободили от "комендатуры" гораздо позже. И они продолжали нести музыку в народ. Например, в средней школе №4, которую окончила моя бабушка, преподавала пение Мария Карловна Розенберг. Вот выдержка из статьи моей бабушки в книге "Колпашевский район. Прошлое и настоящее": "…Это седая пожилая дама из сосланных латышских евреев. Интеллигентная, говорящая с акцентом, Мария Карловна среди местного населения выделяется всем: и лёгким белым пыльником, и лёгкой шелковой косынкой на шее, и светло-коричневым лакированным портфелем в какую-то шишечку, и медленной походкой. Вот она проходит по Матьянге на работу, полная, видная, из всех "оград" с нею здороваются и знакомые, и незнакомые. У незнакомых людей, видимо, возникает желание прикоснуться к чему-то светлому, чистому, высокому, а в условиях жизни сибиряков тех времён, среди огородов с картошкой, развешанных сохнущих сетей, огромных куч навоза со стаями жёлтых навозных мух, накомарников, пропитанных дёгтем, надетых на каждую пятую голову, Мария Карловна как раз была тем самым светлым, чистым и высоким. Во второй половине дня она проходит по Матьянге обратно, домой. По дороге собирает в газетный кулёчек грибы дождевики, в изобилии растущие вдоль улицы. Это белоснежные шарики, которые местное население считало поганками. Теперь и мы знаем, что эти грибы очень даже съедобны".

Так вот, об уроках пения. Уроки эти проходят в общем школьном коридоре сразу у всех начальных классов. Их всего четыре. Все дети сидят на деревянных диванчиках. Мария Карловна сидит за старым, видавшим виды фортепиано. Она прекрасная пианистка.

Перед детьми учительница одного из этих классов - Анохина Александра Георгиевна, у неё очень красивое сопрано и хороший слух. Вдвоём с Марией Карловной на два голоса они поют ту песню, которую хотят с детьми разучить. Песни не программные для начальной школы, а те, которые подбирают для учеников эти талантливые женщины. Мария Карловна, видимо, и не педагог по образованию, а, скорее всего, концертмейстер, потому что уж очень гармонично, верно звучал аккомпанемент в её исполнении. Ну и пели они прекрасно: у Марии Карловны - контральто. Она хорошо подбирает вторую партию. Уехала она из Колпашева после открепления от комендатуры домой в Ригу в начале пятидесятых, а помнит моя бабушка её до сих пор, уже пятьдесят с лишним лет.

В 1954 году прабабушка Вера Ивановна начала преподавать в школе техническое черчение, труд и стала на целых 15 лет бессменным председателем родительского комитета школы. Она нашла себя в педагогической деятельности.

К тому времени, когда разъехались все эвакуированные и высланные люди, уже стала подниматься на более высокий уровень культурная жизнь города. Построили кинотеатр, Дом культуры "Рыбник", принадлежащий рыбоконсервному комбинату, открылась музыкальная школа, в 1964 году создался народный хор, получивший позднее звание "академический".

Мои множественные наброски не очень-то складываются в связный рассказ, уж больно их темы различны. Поэтому следующая глава моего повествования называется…

5. Отдельные эпизоды из жизни семьи

Первые годы - самые трудные.

Оставшись в Сибири, бабушкины родители привыкли к ней и полюбили.

Сразу после войны, конечно, было очень трудно и голодно. Жили в маленькой квартирке в доме барачного типа. Не было вторых оконных рам чтобы утеплиться на зиму. Дров им, приезжим, взять было негде. Всё лето прадедушка ходил в лес и в поле с двухколёсной хозяйственной тачкой корчевать пни для топки печи. Пни смолистые, но корявые и сырые, их нужно долго сушить на солнце, а потом уже рубить. Рубить их очень сложно, настолько они корявые. Просто топором не разрубить. Прадедушка сделал в своём механическом цехе штук пять металлических клиньев и тяжёлую кувалду.

Вечером после работы, поев и немного отдохнув, прадедушка выходил во двор рубить пни. Сделав поверхностный надруб топором, вставлял в эту щель клин и начинал бить по нему кувалдой. Моя бабушка и её мама всегда выходили на крыльцо, усаживались и смотрели на эту работу.

Зрелище замечательное, т. к. с каждым ударом металла о металл из-под кувалды летят снопы искр и целые всполохи огня. Это было очень красиво в летние сумерки. Некоторые пни бывали подгнившими, и когда нарубленные куски заносили в дом и складывали за печку, всё запечье в темноте полыхало зелёным фосфорисцирующим светом от микроорганизмов, вызывающих гниение древесины. Добытых таким трудным способом дров, конечно, было мало и печь замой протапливалась слегка только для того, чтобы приготовить немудрёный ужин. Приходилось и зимой выезжать в поле за топливом, но это было очень тяжело: снег в Сибири - по пояс, найти что-то в снегу - нужно очень потрудиться. Однажды прадедушка заблудился в лесу и уже почти ночью прабабушка побежала к Христофориди звать на помощь. Вся их семья вместе с женщинами пошла в лес, прабабушка осталась дома, т. к. у них был ещё маленький ребёнок Игорь, родной брат моей бабушки. Через некоторое время привели домой промёрзшего прадедушку.

А по воскресеньям прадедушка брал с собой маленькие санки, складывал на них остатки того, что привезли с собой в эвакуацию: бабушкино красиво вышитое бельё, постельное бельё, и вёз на базарчик в город поменять на какие-нибудь продукты. Часто возвращался ни с чем, а однажды привёз свиную требуху. Прабабушка стала срочно мыть её и чистить, затопила уже в сумерках печь и стала варить этот продукт, который распространял по дому очень неприятный запах. Взрослые поели, а бабушка в этот вечер легла спать голодная. Семья так обеднела, что у них на двоих взрослых были одни валенки, старые, растоптанные, в заплатах, и в туберкулезный диспансер на приём прабабушка ходила зимой в резиновых ботиках и в пальто с высоко поднятым воротником без платка, т. к. его не было - обменяли на продукты.

6. Природа Сибирского края. Об охоте и рыбалке

В те же ещё довольно трудные годы - конец пятидесятых, прадедушка очень пристрастился к охоте на водоплавающую дичь и ловле рыбы на удочку. Постепенно завёл себе целое рыболовное хозяйство: изготовил из черёмуховых молодых тонких стволов удилища, приобрёл крючки, целую бобину тонкой суровой нити (лески и капроновой нити ещё не было), грузила и поплавки сделал сам.

А весной и осенью прадедушка ходил на охоту.

Сначала, когда своего ружья не было и приходилось его у кого-то просить, ходил только на вечернюю зорьку на болота, которых вокруг Колпашево - изобилие. Позднее прадедушка купил двуствольное ружьё Ижевского оружейного завода, "ижевку", как сами охотники называли, и ещё позднее - "тулку" - ружьё тульского оружейного завода, тоже двуствольное.

Бабушка ездила в город в магазин, который среди охотников называли "охотсоюз", по прадедушкиному охотничьему билету покупала положенное количество дроби, пороха. Порох был дымный и бездымный. Сейчас бездымный порох по внешнему виду напоминает бабушке чай "матэ", выращиваемый в Латинской Америке. Когда не было в продаже дроби, её делали сами. В сосновом брусочке шириной примерно 6 сантиметров нарезали 3 - 4 дорожки нужной ширины, например, самой популярной дробью была дробь №3, т. е. дробина имеет диаметр 3 миллиметра. Вот для этой дроби дорожки были шириной 3 миллиметра. В эти дорожки заливался расплавленный в жестяной банке свинец, который легко плавится на керогазе. Когда эти свинцовые "палочки" остынут и застынут, их обычным ножом режут на кусочки длиной 3 миллиметра. Эти кусочки ссыпают в чугунную сковородку, сверху ставят ещё одну и начинают вращать. Свинец металл мягкий, очень быстро укатывается в шарики, правда шарики с углублениями, трещинками по бокам, часто кривоватые, но это уже дробь.

Когда прадедушка садился заряжать патроны, никто не должен был к нему подходить, считалось, что это опасно, хотя прадед работал очень осторожно.

Сначала нужно в пустую патронную гильзу 16 калибра осторожно вбить молотком капсюль. Когда всё запланированное количество патронов уже заряжено капсюлями, всыпается мерка пороха, вдавливается картонный пыж. Затем всыпается мерка дроби и вдавливается уже войлочный пыж. Этих пыжей в любой охотничьей семье можно было нарубить сколько угодно, поскольку вся Сибирь в те годы ходил в войлочных валенках. Валенки ставили на ночь сушить на протопленную печь, а то и клали их в духовку. Печи были сложены из кирпича, топка, естественно, находилась в кухне, а нагревающаяся часть печи, где находился дымоход, её называли щитом, выходила в спальню или в "горницу". Около щита обычно ставили кровать или топчан, чтобы было тепло спать. Так вот в щит была вделана духовка. В неё и клали валенки, или кошка забиралась спать в тепле. Очень часто, начиная топить печь, хозяйка забывала, что в задней комнате сохнут валенки, и обнаруживалось это только когда в доме начинало пахнуть палёной шерстью. А то бывало, и тоже очень часто, что духовку закрывали на задвижку, а там спокойно спала кошка. И когда раздавался ужасный вой в доме и грохот в духовке, разносился запах горелой шерсти, сломя голову бегут открывать духовку и "спасать" валенки; кошки же пулей с воем выскакивают сами и просятся на улицу. Вот поэтому у многих сибиряков валенки были с рыжими подпалинами, а кошки хроменькие. Набив патронтаж патронами прадедушка готовил для похода на охоту на несколько дней старое ватное одеяло, мешок с чучелами уток, скрадок из рогожи, сумку с немудрёной едой, надев резиновые бродни, тёплую фуфайку, взяв весло для обласка, навьюченный прадедушка уходил на охоту дня на 3 -4, смотря сколько получил отгулов.

В назначенный день прадедушка возвращается с охоты - уставший, загорелый, искусанный гнусом, приносит добычу - от двух до тридцати уток.

Когда моя бабушка была уже девушкой, вся семья часто садилась в лодку с вёслами и уплывала подальше от города, туда, где по весне буйствуют в белоснежном цвете заросли черёмухи. Во время разлива Матьянги затапливается вся прибрежная зона вместе с черёмуховыми зарослями, и в них, в эти заросли можно въехать на лодке, как в шатёр, остановиться и сидеть тихо: слушать как в кронах гудят сотни пчёл, потом, после прогулки наломать букет цветущих веток и вернуться домой.

В Сибири в те времена черёмуховые ягоды были очень популярны, невзирая на то, что эта ягода имеет крупную косточку с запахом горького миндаля. Но ягоды собирали вёдрами, сушили на солнце, тонко перемалывали вместе с косточками и пекли пироги.

Об инспекторах, малярии и дизентерии и ещё немного о природе. В конце пятидесятых годов по дворам, квартирам ходило множество официальных лиц, это было часто, раза 2 - 3 в неделю. То приходит так называемый "фининспектор", делает чуть ли не обыск, выясняя, не шьёт ли хозяйка одежду "на сторону" и не скрывает ли доход от органов. То приходит другой инспектор, рыщет по стайкам и сараям, выискивая, не держат ли хозяева корову или поросёнка, не платя за это налог. То приходит с малярийной станции медработница, каждому в рот кладёт противомалярийную таблетку, то раздаёт какие - то горошины от дизентерии, то предупреждают, что к такому - то дню нужно всей семье собрать коробочки с калом, а потом в назначенный день собирает по всей улице эти коробочки в хозяйственную сумку. Поскольку жили в окружении болот, а водокачек до определённого момента не было, пользовались болотной водой для питья.

Прабабушка воду тщательно кипятила, и никто в нашем роду никогда не болел дизентерией, а вот местное население относилось к санитарно-гигиеническим требованиям спустя рукава, и дизентерия иногда со смертельными случаями прямо косила народ. И малярия была серьёзной проблемой для населения.

Опять же из-за болот. Малярией болела половина населения. Зато моей бабушке болота доставляли только эстетические чувства. Весной, после таянья снега болота до краёв наполнены коричневой, настоянной на торфе водой до самых краёв. В этой воде отражается небо со светлыми облаками. Вскоре из воды вытягивается множество стеблей болотного растения калужницы. У неё сочная тёмно - зелёная листва и ярко - жёлтые цветы. Когда цветет всё болото - это очень красиво; затем калужница исчезает, начинается брачный период у лягушек. Уже начало лета, и на ночь от жары открывается окно и вставляют лёгкую раму с марлей от гнуса. Семья ложится спать, на улице светит луна. Вдруг слышится одиночный "квак" лягушки. Тут же откликаются ещё несколько голосов, и через минуту уже всё болото стонет от "пения" сотен лягушек. Вам может показаться, что это неприятно для "изысканного" человеческого слуха. Нет! Можно до пол - ночи лежать и слушать этот удивительный концерт с удовольствием. Замолкают лягушки лишь под утро.

7. Память сердца

Прошло уже много лет.

Давно умерли прабабушки и прадедушки, одни из эвакуированных, не вернувшиеся в Керчь. Дело в том, что сразу после войны прабабушка заболела туберкулёзом, это задержало отъезд.

Слава Богу, всё обошлось, её смогли излечить от недуга. За это время они привыкли к Сибири, прабабушке понравилась зима с морозами до пятидесяти градусов, и они остались. Но тоска по родине, конечно, была. Прадед часто вспоминал, как на керченском приморском бульваре каждый вечер играл вальс "Грёзы" Эбана духовой оркестр моряков в белоснежных парадных морских кителях и в фуражках с "золотом". Прадед попросил у капельмейстера ноты этого вальса для переложения в своём оркестре на народные инструменты, но началась война, он привёз ноты в Колпашево, всю жизнь мечтал отослать их в оркестр народных инструментов имени Гуляева, для того, чтобы этот знаменитый оркестр исполнил любимый вальс, но так и не осмелился. А однажды, уже в конце жизни он, расплакавшись, порвал эти ноты и выбросил.

А свою родную Керчь они помнили всегда.

Как-то, осенью пятьдесят третьего года прадедушку Володю за хорошую работу премировали живым поросёночком, маленьким, хорошеньким. Надо сказать, что премии часто были такие: в январе сорок пятого года "премирован американским одеялом за хорошую работу" в мае сорок четвертого года "за хорошую работу премирован отрезом на костюм", в январе сорок шестого - "премирован за хорошую работу комбинезоном", и т. п. Это я привела записи из трудовой книжки прадедушки. Но вернёмся к поросёнку. Прадеды не знали, что с ним делать. В Крыму никогда поросят их семьи не держали и они не умели это делать. Соседки уверили прабабушку Веру, что при их консультации поросёнок вырастет. И правда, он вырос и был по размерам приличным. Стайки для скотины у них не было, но прадед отделил в холодной кладовке угол для него, набил соломой и поросёнок жил, зарывшись в солому. Но в лютые морозы он всё же обморозил себе уши и кожу на спине. А однажды, вырвавшись из своего закутка, чуть не опрокинул бабушку, сидящую в сенях на горшке. В марте пятьдесят четвертого его забили на мясо, прабабушка наделала колбас, и когда они жарились в духовке на противнях, распространяя на всю округу невиданный запах чеснока и жарящегося мяса, по какому-то делу зашел Пико Христофориди. Он потянул носом воздух и, остолбенев, воскликнул: "Вера! Это что? Домашняя колбаса?". Прабабушка приоткрыла тайну и сказала, что готовит угощение к особому случаю.

И вот, 10 апреля 1954 года были созваны гости, впервые после окончания войны. Прабабушка к этому случаю сшила из белого простынного полотна "парадную" скатерть с семейным вензелем, 12 салфеток, накрыла стол "по-европейски": сыр, балык осетровый, нарезанный тонкими ломтиками, заливное мясо, огурчики-пикули, что-то ещё. И на горячее - румяная, с хрустящей корочкой, брызгающая жиром домашняя колбаса с пюре.

Гости - вся семья Христофориди и ещё несколько не уехавших пока керчан. Поднялся прадедушка со стаканом вина в руке (фужеров ещё не было; водки в доме не держали) и сказал, что они (с прабабушкой) для своих земляков устраивают праздник, т. к. именно в этот день, 10 апреля 1944 года была окончательно освобождена их родная Керчь от немецко-фашистских захватчиков. Все были ошеломлены, кто-то прослезился.

8. Переезды

В 1981 году моя бабушка решилась уехать на заработки в Приморский край.

Там же моя мама нашла своего мужа - Оськина Николая Владимировича - в 1987 году. Через 3 года родилась моя старшая сестра - Оськина Регина Николаевна, а еще через три года родился Я.

Через год после моего рождения мои родители разошлись и мы уехали оттуда на Кубань, и поселились в хуторе Латыши. Там прошло мое детство, но его вспоминать не очень хочется в этом реферате. Но пару слов о нем я все-таки скажу.

Бабушка в то время устроилась на работу на местную ферму, лаборантом. Там же она и проработала около 3 лет, после чего ферму закрыли, поэтому бабушка начала заниматься домашним хозяйством. У нее был большой огород и много всякой живности, за которой нужно было все время смотреть и ухаживать за ней.

На этом фрагменте я пожалуй остановлюсь.

Когда мне едва стукнуло 6 лет, мы снова переехали в город Тихорецк и снимали некоторое время там квартиру. Через 2 или 3 года мама нашла себе ухажера, который до сих пор живет с ней. Он дал нам крышу над головой и лично мне он стал истинным отцом, в отличии от биологического.

Там же в городе Тихорецке я окончил 11 классов в школе №4. Школьные годы это самое веселое время, которое я только помнил! После я поступил в НПИ и сейчас там учусь и хочу оправдать надежды моих родителей, в отличии от моей сестры.

Наверно, именно на этом я и прервусь.

Заключение

Наша семья дружная и крепкая. Мы часто встречаемся, помогаем друг другу, и очень счастливы вместе. У нас есть свои устоявшиеся традиции. Дни рождения мы встречаем с конкурсами, играми, призами. Подарки готовим с вечера, чтобы именинник, открыв глаза, сразу увидел желаемое.. А в новогоднюю ночь, как только часы пробьют 12, на пороге обнаруживается огромный мешок с подарками для всех. Новый год мы отмечаем вместе с бабушками у нас дома. Бывает всегда шумно и весело, особенно, когда начинается просмотр подарков. Еще одна традиция - поездки на море летом. Мы очень любим, когда мама читает нам интересные книги. Такие вечера бывают очень приятными. По ходу дела мы обсуждаем прочитанное, это так интересно. Мы постоянно ходим в гости к бабушкам. Традиций в нашей семье много, кое-что пытаемся перенять от старших поколений. Моя семья - это частичка большого рода, и счастье в том, что я знаю, откуда я и кто я. Моя семья - это мое богатство. Давно уже нет многих моих старших родственников. Но я знаю, что когда-нибудь через много-много лет они встретят меня в том, другом мире. И я скажу, что история нашей семьи и ее традиции хранятся у моих детей и внуков. Я верю, что эта связующая нас нить не оборвется никогда.

Список литературы

Домашние архивы, воспоминания родных, собственные воспоминания и другие подобные источники.