Статистика 30-х годов в структуре государственной власти СССР

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Статистика 30-х годов в структуре государственной власти СССР

Статистика 30-х годов в структуре государственной власти СССР

Статистика 30-х годов в структуре государственной власти СССР

Усиленная политика огосударствления, проводившаяся с начала 30-х гг., отразилась и на статистике. Об этом стоит поговорить особо, поскольку известно, что статистические показатели отражают реальные процессы, протекающие в экономической и социально-политической жизни страны и охватывающие также духовную сторону развития общества. Учитывая это обстоятельство, правительство с начала 30-х гг., изыскивало способы поставить статистику под строгий государственный контроль, интегрировать ее в командно-административную систему. Отсюда история статистики 30-х связана с постоянной централизацией ее организации, унификацией и схематизацией ее программ и показателей. В 20-е гг. статистика в России была относительно самостоятельной и весьма разнообразной. Это была и статистика центральных статистических учреждений, и ведомственная статистика, и фабрично-заводская, и отраслевая. В те годы сохранялась даже моральная статистика. В области статистики работали такие квалифицированные специалисты, связанные в прошлом с земской статистикой, как В.Г.Михайловский, С.А.Новосельский, О.А.Квиткин и другие.

Разрабатывалось большое количество самых разнообразных показателей для статистических обследований. Они часто не стыковались друг с другом и не согласовывались. Однако отсутствие унификации имело свои плюсы, так как нередко оказывалось, что именно «непричесанные» показатели были более важными, нежели те, которые поддавались сопоставлению. Кроме того, они позволяли уловить противоречивый характер развивающихся процессов, изучить явления глубже и разностороннее. Характерно и разнообразие проводившихся в 20-е гг. статистических обследований: переписи - всеобщие (в 1920 и 1926 гг.), сельскохозяйственная (в 1920 г.), городская (в 1923 г.), промышленная (в 1923 г.), профсоюзная и другие, систематические обследования, гнездовые выборочные сельскохозяйственные опросы, периодические переписи скота и т.д. Текущая статистика велась отделами ЗАГС и сельсоветами. У всей этой статистики были общие черты: самостоятельность и относительная независимость. Это особенно видно, если изучать историю разработки программ переписей 1920-х гг. Они разрабатывались специалистами ЦСУ и созданных для этих целей бюро переписей. Правительство, хотя и интересовалось ходом подготовки к проведению переписи, но не вмешивалось, не директировало и не контролировало каждый шаг. Сама программа переписи складывалась в ходе свободной творческой дискуссии специалистов, о чем свидетельствуют протоколы заседания переписных комиссий.

Публикации были обширными и открытыми, данные давались в абсолютных цифрах, не было принято объединение показателей по разным отраслям или различным категориям населения, как это начало практиковаться позднее, чаще всего для того, чтобы скрыть неблагополучные сведения, собранные переписью или обследованием.

На рубеже 30-х гг. начинает меняться режим работы статистических органов. Это выражается прежде всего в непосредственном включении их в государственный аппарат и в подчинении их всем его законам. Еще в 1930 г. ЦСУ стало частью Госплана СССР. В 1931 г. ЦСУ преобразовывается в ЦУНХУ (Центральное управление народно-хозяйственного учета). Эта трансформация таила глубинный замысел, имевший самые отрицательные последствия для статистики. В самом деле, согласно этому преобразованию административного порядка были соединены воедино учреждение, вырабатывающее план и прогноз, и орган, собирающий информацию по выполнению этого плана, по результатам и последствиям социально-экономического прогнозирования. Уже в самом соединении этих двух структур была заложена возможность получения и выдачи скорректированной информации. Эта возможность была тем более реальной, что ЦУНХУ заняло подчиненное положение по отношению к руководству Госплана. Например, выяснилось, что ЦУНХУ с начала 30-х гг. вело двойную статистику: одну для себя (она близка была к действительности), а другую для подачи «наверх», вплоть до высших структур власти. Например, велся двойной счет численности населения СССР в 30-х гг. Один из них (для себя) учитывал потери населения в результате голода начала 30-х гг., массовых переселений раскулаченных, нарастающих репрессий, а другой - строился на якобы постоянно «увеличивавшемся» приросте населения. Эти прогнозируемые данные фигурировали на съездах партии, официальных справочниках, попали во второй пятилетний план. Как известно, И.В.Сталин назвал на XVII съезде ВКП(б) официальную цифру - 168 млн чел., проживающих в стране, а цифра, зафиксированная переписью 1937 г. составила 162 млн чел., что имело для организаторов и руководителей переписи трагические последствия, о чем неоднократно писали в современной исторической и публицистической литературе.

Поскольку ЦУНХУ стало частью госаппарата, соответственно руководство его стало строго подотчетным руководству Госплана даже по самым малозначительным вопросам. Деятельность ЦУНХУ регламентировалась и ограничивалась многочисленными инструкциями.

Вся информация была сосредоточена в руках госаппарата, в его государственном центральном органе при Госплане и местных, соответствующих центральной, организациях УНХУ. Но этого было мало. Надо было лишить всякой «самостоятельности» местные органы статистики. Поэтому на государственном уровне была проведена унификация отчетности. Все было регламентировано до мелочей соответствующими правительственными постановлениями. Например, СТО постановлением от 13 августа 1934 г. ввел формы периодической отчетности по сверхлимитному капитальному строительству в промышленности и на транспорте. Эти формы должны были неукоснительно заполняться и направляться в ЦУНХУ и Госплан. Причем строгий перечень обязательных форм получил в директивном порядке и сам Госплан. Любопытно и характерно для того времени, что в указанном постановлении пункт 4 гласил: «запретить всем ведомствам и учреждениям внесение каких-либо изменений в утвержденные в соответствии с настоящим постановлением формы отчетности без разрешения СТО». Следовательно, ни Госплан, ни тем более ЦУНХУ хозяевами в сборе информации вовсе не являлись. Эти формы были переданы за подписью В.Молотова лично работникам ЦУНХУ -В.В.Осинскому, П.И.Попову и другим. Уже сама унификация форм вела к сужению информации и потере специфики материала, получаемого с мест. Мало того, число показателей по сравнению с прошлыми годами было сокращено на 71%, что значительно обедняло получаемый статистический материал.

Постановление такого рода не единственным было, принимались они не только по капитальному строительству. Почему же правительство прибегало к такой строгой регламентации показателей по статистике? Несмотря на то, что к 1934 г. в основном статистика стала централизованной, обилие и разнообразие существовавших в ней показателей приводило к тому, что так или иначе «просачивалась» нежелательная информация через нестандартные формулировки и документы. Так, среди документов о причинах смертности населения в 1933 г. мелькают такие, в которых в качестве причины гибели человека указана «смерть от истощения». Такое прямое указание на страшный голод в ряде районов страны строжайшим образом запрещалось, а сам факт голода замалчивался.

Как звено командно-административной системы ЦУНХУ отражало в себе все ее черты. Организации и учреждения этой системы контролировали друг друга. В соответствии с этим режимом начальник ЦУНХУ назначался не только и не столько с ведома и одобрения руководства Госплана, сколько - ЦК ВКП(б), СНК СССР, НКВД и наконец лично Сталина и Молотова. Перед этими всеми организациями и лицами ЦУНХУ было обязано отчитываться в своей деятельности и подчиняться их указаниям.

Будучи одним из ключевых звеньев госаппарата, ЦУНХУ буквально пронизывалось сетью НКВД, который играл здесь особую роль. Руководство ЦУНХУ не только назначалось с одобрения НКВД и прямо было подотчетно ему, но формирование всего состава Центрального органа статистики согласовывалось с НКВД. В кадровый состав ЦУНХУ вводилось немало служащих НКВД, опытных работников ОГПУ-НКВД. К такого рода работникам обязательно принадлежал начальник отдела кадров ЦУНХУ. В архиве сохранилась переписка по поводу кадрового состава центрального статистического органа и местных УНХУ с В.Молотовым и Л. Кагановичем, тогда председателем комиссии партконтроля при ЦК ВКП(б). В этой переписке согласовывались вопросы кадрового назначения и перемещения рядовых сотрудников ЦУНХУ, причем при характеристике тех или иных работников в качестве положительного момента отмечался прежде всего опыт работы в органах ОГПУ, а уже затем их профессиональный уровень.

Влияние в ЦУНХУ органов ОГПУ и партийных органов возрастало с начала 30-х гг. год от года. К 1934 г. это влияние прослеживается уже очень ярко.

Одновременно с подчинением органам НКВД в статистике усиливалось влияние партаппарата. Это сказывалось по многим линиям, в частности в «укреплении» ЦУНХУ кадрами коммунистов. При рекомендации работника в органы статистики партийная принадлежность подчеркивалась прежде всего. Например, в марте 1934 г. начальник ЦУНХУ В.В. Осинский писал лично Сталину о необходимости выполнения январского решения 1933 г. «О срочной посылке в ЦУНХУ 30 высококвалифицированных коммунистов». На деле, подборка высококвалифицированных статистиков-специалистов среди коммунистов была трудным делом и речь на практике шла о другом: иметь в статистике кадры, подчиняющиеся партийной дисциплине, беспрекословно выполняющие любые указания партийного руководства.

Соответственно при таком комплектовании кадров на ЦУНХУ вскоре распространились принципы и режимы работы, принятые в то время в гос- и партаппарате. Без ведома и без согласования с руководством ЦУНХУ любой работник-коммунист перемещался с одной должности на другую, а то и вовсе переводился в другое учреждение. Часто это делалось без согласия и самого работника. Вот письмо того же В. Осинского И. Сталину от 5 марта 1934 г., в котором он пишет, что «сегодня совершенно неожиданно» им получено распоряжение об освобождении от работы в ЦУНХУ ведущего сотрудника члена коллегии и начальника сектора учета советской торговли Л.М.Гатовского и переводе его в ИМЭЛ. «Отзыв Гатовского не только со мною не согласован, но по этому вопросу ни со мной, ни с моими заместителями не велось переговоров, хотя речь идет не о рядовом работнике, а о руководителе одной из ответственных отраслей учета и статистики... Одновременно должен сообщить, что отзыв ответственного работника ЦУНХУ в таком порядке, без согласования со мной, уже не первый. Так, во время партийного съезда... невзирая на мой протест был отозван заместитель начальника сельско-хозяйственного сектора, окончивший ИКИ, тов. Соловьев и направлен на преподавательскую работу в г. Одессу... Добавляю, что сам тов. Гатовский решительно возражает против перевода его с оперативной работы на преподавательскую... Коммунистов, хорошо знающих советскую торговлю, имеющих достаточное теоретическое образование крайне небольшое количество и в свое время я специально просил тов. Гатовского на этот участок работы. В то же время имеется большое число товарищей, знающих труды Маркса-Энгельса-Ленина и могущих быть посланными на работу в ИМЭЛ».

Письмо характерно для того времени. Оно не единственное. В том же духе написано письмо на имя Сталина от 25 ноября 1934 г. о неожиданном и нецелесообразном перемещении на другую работу начальника сектора кадров тов. Д.В. Шленова.

Все эти письма адресованы лично Сталину как секретарю ЦК ВКП(б), поскольку все кадры ЦУНХУ были рекомендованы партийными органами и утверждены политбюро ЦК ВКП(б). Однако просьбы Осинского, вероятно, не были приняты в расчет, отзывы сотрудников ЦУНХУ в самое неподходящее время были нормой.

Утвержденный парторганами работник ЦУНХУ поступал в распоряжение прежде всего райкомов, крайкомов, горкомов, ЦК ВКП(б) и мог по приказу перемещаться в любом направлении. При этом не было принято считаться с образованием и профессиональной подготовкой сотрудника. Многочисленные письма Осинский посылал на имя Кагановича. Они хронологически по большей части относятся именно к этому периоду, когда органы статистики только что потеряли свою самостоятельность, а привычки к этому у того же Осинского еще не было. Он все еще продолжал требовать согласования кадровых вопросов с ним лично или с его заместителями и выражал возмущение самоуправством парторганов во вверенном его руководству учреждении. В одном из писем (август 1934 г.) идет речь о частых отзывах работников местных УНХУ по линии крайкомов партии на разные сельскохозяйственные кампании, в частности это касается начальника Западно-Сибирского краевого УНХУ Мигульского, которого постоянно отвлекали на сельскохозяйственные работы в районе. Тот же Мигульский отзывался на работу в комиссии по чистке партии в Прокопьевском районе. В результате он в самое напряженное время для учета урожая и скота был вынужден выезжать в Прокопьевск, а свою основную работу перекладывать на заместителя, по мнению Осинского, еще неопытного. Осинский справедливо считал, что такого рода мобилизации и многочисленные партийные поручения приносили ущерб и снижали уровень профессиональной деятельности работников статучета. Профессиональный уровень подготовки сотрудников-статистиков был особенно важен в те годы в связи с введением новых систем учета в условиях коллективизации сельского хозяйства. Указывая на это, Осинский просил об освобождении Мигульского хотя бы на период напряженной для органов статучета работы в осенне-летнее время и возвращения его к основной работе.

Партконтроль, мобилизации, перемещения по приказу партии не были случайными, одноразовыми мероприятиями. Лихорадочная перетасовка кадров наносила ущерб профессиональному уровню их подготовки, зато обеспечивала взаимозаменяемость и возможность избавляться от ненужных системе людей, ставить на их место более покладистых и «удобных», управляемых. Все эти принципы работы разрушали сложившуюся школу российской статистики, не позволяли опытным специалистам обрастать учениками, передавать свой опыт. Особая роль принадлежала систематическим чисткам кадров, которая проводилась во всех звеньях аппарарата. Цель состояла в укреплении его «проверенными работниками». Например, в июле 1934 г. проходила чистка районных инспекторов по учету и статистике. Они подвергались тщательной проверке не только со стороны собственного руководства, но и райкомов и крайкомов партии. В июле было проверено 1479 инспекторов, из них 716 (48%) подлежали замене. Вместо них райкомами и крайкомами было рекомендовано 292 чел. Это было явно недостаточно, не говоря уже о том, что ЦУНХУ нашло почти половину из них непригодными к работе по уровню образования и квалификации. Приведем данные по этой чистке.

Данные о проверке кадров районных инспекторов по учету и статистике по отдельным республикам, краям и областям

Как видно из табл., «вычищены» были многие кадры статистиков, а из вновь выдвинутых кандидатур квалифицированных было немного, ЦУНХУ не нашло возможным их утвердить как специалистов. Кроме того, в ряде регионов очень трудно было найти профессиональные кадры и заменить «непригодных» (см. например, Западно-Сибирский край, Сталинградская область, ДВК). Всего же ЦУНХУ смогло утвердить лишь чуть более половины всех рекомендованных, однако взято на работу было еще меньше - 10 чел. Видимо, не его слово здесь было решающим, а вышеупомянутых инстанций, которые утверждали кадровый состав ЦУНХУ.

В соответствии с включением органов статистики в госаппарат на них распространялись полагающиеся ему блага. Руководящий состав ЦУНХУ и УНХУ, секретари различных рангов еще в 1933 г. вошли в номенклатуру. с высокими должностными окладами от 250 до 500 руб. в месяц. К этому (начиная с 1934 г. вместе с введением в номенклатуру) присовокуплялись льготы, дарованные специальным постановлением СНК за подписью В.В.Куйбышева, тогда зам. председателя СНК. Они касались квартплаты, налогов, транспортных расходов, продуктов и промтоваров, которыми снабжались номенклатурные работники, домов отдыха и санаториев. Сохранились курьезные документы относительно допуска сотрудников ЦУНХУ в привилегированный дом отдыха «Сосны». Составлялись особые списки имеющих право на отдых в нем и менять этот список можно было лишь с ведома самого В.М.Молотова. Само право пользования этой здравницей было строго оговорено должностью. Например, член коллегии ЦУНХУ В.П.Романов был переведен на руководство подчиненным ЦУНХУ объединением «Союзоргучет» и сразу «выпал» из имеющих право на «Сосны».

В 1934 г. срастание органов статистики с госаппаратом не было завершено: не удалось еще полностью подчинить текущий и единовременный учет населения. На это и направило свое внимание правительство, поскольку данные того и другого учета могли приподнять завесу над скрываемой тайной и показать масштабы человеческих жертв голода начала 30-х и массовых репрессий.

Весной 1935 г. разразилась гроза над статистикой текущего учета населения. Органы ЗАГС были подвергнуты полному разгрому. Было обнаружено в связи с проектировками прироста населения и коэффициентов рождаемости и смертности на вторую пятилетку, что данные текущей статистики не соответствуют официальным прогнозам и фиксируют резко возросшую смертность, особенно в 1933 г. Немедленно органами НКВД этот факт был расценен как «вредительская, контрреволюционная работа и преступное отношение к делу», в результате чего имел якобы место «значительный недоучет воспроизводства населения», за счет переучета смертности. По следам письма на этот счет наркому НКВД Ягоде была создана специальная комиссия по обследованию работы органов текущего учета населения. В состав комиссии вошли сотрудники ЦУНХУ, в том числе С.Каплун, Госплана СССР, УНХУ РСФСР. Возглавил ее И. И. Клевцов (Институт экономических исследований Госплана СССР). Комиссия работала с 15 мая 1935 г. по 3 июня 1935 г. За работой комиссии наблюдал и лично участвовал в ней председатель Госплана СССР Н.А.Вознесенский.

О результатах работы комиссии в архиве сохранились двоякого характера материалы, прямо противоречащие друг другу. Одни - угодные правительству, их авторами являлись председатель И.И. Клевцов и Н. А.Вознесенский, а другие - принадлежали рядовому члену комиссии С. Каплуну. С.Каплун протестует в секретных докладных записках Кравалю (тогда председателю ЦУНХУ) против фальсификации данных о смертности населения, допущенной вопреки воле других членов комиссии ее председателем Клевцовым, который произвольно внес поправку к полученным данным при обследовании смертности населения, приуменьшив ее почти на 10%. Тот же С.Каплун написал пояснение к официальной записке Н.А.Вознесенского «О статистике народонаселения», поданной «наверх». Свое письмо Каплун адресует в Комиссию партконтроля Л.Кагановичу и Комиссию совконтроля В.Куйбышеву. Это письмо для нас представляет ценность потому, что откровенно свидетельствует о том, что на самом деле обнаружила комиссия Клевцова при выездах на места. По свидетельству С. Каплуна, все члены комиссии и выезжавший в районы Вознесенский «не выявили сколько-нибудь значительного переучета смертей», конечно, встречались злоупотребления, но они «носили единичный характер». Как правило, отдельные случаи переучета смертей были связаны с техническими причинами. Напротив, пишет автор, «всеми товарищами, принимавшими участие в обследовании, в том числе и Вознесенским и его заместителем Левиным, были выявлены многочисленные факты весьма большого недоучета смертей». Далее он приводит факты о массовой гибели населения в голодные годы начала 30-х гг.: «Так, в Прочно-Окопском стансовете Азово-Черноморского края в поименном списке умерших значится 984 чел., из коих только 557 зарегистрировано в книгах ЗАГС. По справке Киевской Медицинской инспектуры число трупов, подобранных покоем г. Киева составляет 9472 чел., из которых зарегистрировано только 3991 чел. Число неучтенных умерших по Песчаному сельсовету Киевской области достигает нескольких сот человек. По Николаевскому сельсовету Аткарского района Саратовского края число неучтенных превышает 50%. По десяти обследованным сельсоветам Павлоградского района УССР действительное число умерших составляет 3584 чел., между тем в книгах зарегистрировано только 3344. Факты чрезвычайно большого недоучета смертей отмечены и в ряде других районов Украины, Северного Кавказа, Нижней Волги, ЦЧО. Обследованием установлено, что в отдельных районах Украины и Северного Кавказа работниками советов давались прямые указания районным властям временно не регистрировать случаев смертей». Однако, как было выяснено, это было «незлонамеренным» деянием, а объяснялось тем, что регистрационных книг в ЗАГСах не хватало «при массовых смертях». «Комиссии, создаваемые при сельсоветах, имели своей первой целью убрать трупы и их вовремя захоронить. В этих экстремальных условиях регистрация была для них делом второстепенным». Важно для нас и другое заключение Каплуна: «... Считаю необходимым указать, что несмотря на все бесспорные дефекты первичного учета смертей и рождений в сельсоветах... эти записи... даже конъюнктурные данные 1933 г. при всей их указанной выше неполноте, бесспорно своевременно и достаточно чутко отражали основные процессы, происходившие в движении населения».

Документы эти свидетельствуют о том, что среди статистиков было немало самоотверженных людей, которые пока еще (в 1935 г.) отваживались открыто протестовать против давления «сверху». Репрессивный аппарат заставил их изменить тактику поведения, благодаря чему статистика 30-х гг. сохранила объективную информацию.

Передав ЗАГСы в ведение НКВД, и таким образом покончив с их самостоятельностью, правительство занялось единовременным учетом населения, то есть переписями.

Очередная перепись должна была состояться в 1935 г., но была отложена, поскольку не была «соответствующим образом» подготовлена. Ее срок был перенесен на январь 1937 г. Правительство рассчитывало «нарастить» численность населения запрещением абортов в 1935 г. и замаскировать его убыль, обнаруженную органами текущего учета. Кроме того, организацию самой переписи правительство взяло в свои руки. Перепись была объявлена в печати государственным делом огромного политического значения. Во главе ее встал лично И. В. Сталин, он занялся редактированием переписного листа. До этого времени вся документация переписи, ее программа и инструкции лишь формально утверждались в СНК. Редактура Сталина была произведена по линии сокращения статистической информации. И. А. Краваль, характеризуя подготовку к переписи, на одном из совещаний заявил, что Сталин «улучшил» переписной лист, сделав его «лаконичным и кратким». На многие вопросы, которые могли бы дать полную демографическую информацию, должны были следовать ответы: «да» или «нет». В. Молотов навязал переписи схему социальной структуры общества, так называемую «трехчленную» группировку, которая на долгие годы внедрилась в советские переписи.

Кроме того переписи навязывался заранее заданный результат по общей численности населения, особенно городского, и по количеству национальностей, населяющих СССР. Эти цифры прозвучали на съезде партии, в официальной печати еще в 1934-1935 гг. и переписи предстояло их подтвердить.

Вокруг переписи в ее канун была организована пропагандистская шумиха в прессе, от переписи ждали доказательств «громадных успехов социализма», «грандиозных достижений» в области грамотности, образования, культуры и проч. Видимо, эта пропагандистская кампания имела целью оказать давление на статистиков.

Заинтересованные в получении объективной информации статистики с помощью инструкций, дополнительных вопросов со стороны счетчиков к респонденту, вспомогательных справочников «расширили» сокращенный переписной лист, добросовестно просчитали население. Результаты превзошли все опасения правительства, их не решились опубликовать даже в самом общем виде. Обнаруженные в архиве документы свидетельствуют о том, что сначала было дано указание фальсифицировать данные по численности населения СССР. Такая работа была проделана и население произвольно было решено увеличить в среднем на 4,5%, а по районам, пострадавшим от голода от 6 до 16%. Однако вскоре было принято другое решение, согласно которому перепись была объявлена дефектной, а ее организаторы расстреляны. Об этом уже немало писалось в печати. Во исправление этой переписи была проведена другая - в 1939 г.

Ситуация вокруг этой переписи сложилась еще более неблагоприятная. Все дело переписи было поставлено теперь под контроль СНК СССР, лично В.Молотова. Каждый шаг, каждое слово Бюро переписи согласовывалось теперь непосредственно с ним. Впервые в истории советских переписей введена была уголовная ответственность за отказ отвечать на вопрос переписного листа или попытку вовсе укрыться от переписи. Были введены контрольные обходы населения якобы для проверки точности его учета и устранения возможных пропусков переписных участков счетчиками.

Широко была развернута подготовка счетчиков. Их тщательно отбирали, проверяли и обучали на специальных курсах, где сдавался экзамен. В программу курсов было включено изучение «ошибок» переписи 1937 г., в основном надуманных, которые якобы «привели к недоучету населения». Кроме того счетчиков и инспекторов постоянно запугивали судьбой расстрелянных и репрессированных к тому времени организаторов переписи 1937 г.

Введена была строжайшая и мелочная контрольная система над ходом подготовки и проведения переписи. Изобретены были формы за номерами, которые еженедельно заполнялись на местах и посылались в центр.

Вся система подготовки и проведения была тщательно продумана. Специальным постановлением СНК предусматривалось выискивание в городах непрописанных, бродяг и проч. категорий населения. В этих целях предписывалось обыскивание котлов для варки асфальта, нежилых помещений и т.д. Посылались экспедиции в труднодоступные районы страны, на Крайний Север и в пустыни Кара-Кума.

Был выдвинут лозунг «Не пропустить ни одного человека!», который повторялся из брошюры в брошюру и, наконец, стал лозунгом соцсоревнования за проведение переписи «на отлично». В это соцсоревнование были вовлечены все районы, города и села страны.

Наперед заданные результаты, навязывавшиеся переписи 1937 г., зазвучали еще назойливее и обрели теперь прямо директивный характер. В категорической форме в печати было заявлено: «Перепись подтвердит еще раз сталинский анализ величайших изменений, покажет неслыханные успехи в области численности населения при социализме», в условиях которого ежегодный прирост населения равен числу жителей такой страны как Финляндия. Эти прогнозы были распечатаны накануне переписи в 3-х млн брошюр, 15 млн лозунгов, 2,5 млн плакатов и т. д. Одновременно в редакционной статье «Правды» разъяснялось, что «каждый, кто по вражескому наущению или собственной несознательности мешает безукоризненному проведению переписи, тем самым наносит ущерб интересам нашей Родины». Таким образом, всякое неповиновение рассматривалось теперь как политическое преступление.

Обстановка вокруг переписи и ее итогов все более накалялась. Статистики-организаторы переписи были крайне обеспокоены сложившейся ситуацией, ведь уберечь собранные данные от фальсификации теперь было гораздо сложнее, чем в 1937 г. К их большой чести надо сказать, что они многое сумели в тогдашней сложной обстановке спасти, отстоять, особенно в программе переписи. Пользуясь тем, что внимание Молотова было сосредоточено в основном на численности населения, статистики расширили программу переписного листа, приблизив ее к первому варианту разработанному в 1936 г., то есть еще неотредактированному Сталиным. Они ввели дополнительный вопрос об источнике дохода респондента, тем самым в значительной степени уточнив вопрос о социальной структуре населения, расширили круг вопросов по образованию населения, семье и проч. Они не смогли уберечь цифру общей численности населения от фальсификации, но зато удалось сделать ее минимальной. Преднамеренный переучет населения составил всего 1,8%. Это допустимая неточность даже по международным нормам, тем более, что из архивных документов нам известен подлинный итог переписи - 167,3 млн чел. Благодаря статистикам получен замечательный по богатству информации среди советских переписей источник, поскольку последующие переписи проводились по более узкой схеме.

Материалы, полученные в результате переписи населения 1939 г., вновь не устроили правительство, поэтому они также, как и перепись 1937 г. были строго засекречены и погребены в архивах. Был опубликован лишь самый общий итог по переписи в «Правде». Он занял всего две страницы. Подготовленные же итоги переписи 1939 г. к публикации тогда же в 1939-1940 гг. насчитывали 7 томов. Лишь в 1992 г. часть этих материалов увидела свет.

В цифрах, собранных переписями 30-х гг., как в зеркале, отразились черты самой командно-административной системы. Во-первых, это нашло выражение в гигантски разбухшем бюрократическом аппарате как партийном, так и государственном. Уже до переписи 1937 г. стало ясно, что его численность выросла по сравнению с 1926 г. в 6 раз, а перепись 1939 г. показала его разветвленный характер и состав его кадров во всех регионах СССР. Во-вторых, выявились типичные для системы черты этого аппарата: быстрая сменяемость кадров, в связи с этим значительная доля в нем молодых людей в возрасте до 26 лет, особенно среди судей и прокуроров; низкий уровень образования: среди аппаратчиков встречались даже неграмотные, большая часть не имела законченного среднего образования, лишь немногие имели высшее образование. Так, среди юристов высшего звена 40% прокуроров и судей не получили даже неполного среднего образования. Высшим образованием могло похвастаться всего лишь несколько процентов. Статистика фиксировала широкое распространение всякого рода краткосрочных курсов заочного обучения и сокращенных программ высших учебных заведений, на которых обучалась часть этих кадров. Но и при этом 57% судей и прокуроров нигде не учились. В-третьих, происходило проникновение командной системы во все сферы и поры жизни: повсеместно - в экономике, культуре, идеологии, науке - рос государственный аппарат. Одновременно рос партийный аппарат. Срастание партийного аппарата с государственным прослеживается по детально разработанной схеме профессий в переписи 1939 г., в которой в одном ряду перечисляются должности государственного и партийного аппарата высшего звена, в одном ранге по значимости, а не рассматриваются каждый в отдельности. В-четвертых, аппарат разрастался в ущерб культуре, науке, искусству.

Из всего сказанного следует, что несмотря на все усиливавшийся правительственный диктат, статистику в 30-е гг. так и не удалось полностью лишить самостоятельности. Она содержит ценный и уникальный материал. Кроме того, в ней нашли отражение черты самой командно-административной системы тех лет.