Религиозная культура

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Религиозная культура

Религиозная культура

• Введение
• 1. Христианство и русская культура
• 2. Религия и народная культура
• 3. Христианство и искусство
• 4. Выдающиеся деятели православия и русская культура
• 5. Русское искусство и православная вера
• 6. Русская жизнь и искусство
• 7. Идеология и религия
• 8. Проблема взаимодействия культуры и религии
• Заключение
• Список использованной литературы

Приобщение к христианству -- событие огромного значе-ния, определившее пути развития русской культуры. Когда бо-лее чем тысячу лет назад, в 988 г. Киевская Русь приняла хри-стианскую веру, она стала органической частью огромного хри-стианского мира, и не только восточного, но и западного, ибо крещение произошло почти за 70 лет до формального разделе-ния церквей (1054). Древняя Русь приобщилась к богатейшей сокровищнице культуры Византии, а через нее -- к культуре Древнего Рима и Древней Греции, а также к культурам народов Вавилона, Ассирии, Ирана, Иудеи, Сирии и Египта.

В работе освещены культурно-исторические последствия принятия христианства Киевской Русью, роль христианства в процессе становления древнерусской культуры, взаимодействие культуры и религии, вклад деятелей Русской Православной Церкви в развитие русской культуры, религия и творчество русских писателей и мыслителей XIX века.

Выбор веры -- один из постоянных сюжетов мировой куль-туры. Интересен не только сам факт обращения Киевской Руси к византийскому варианту христианства, но и то, как он моти-вировался. Древнерусские люди использовали при выборе веры эстетический критерий: их прежде всего поразила красота ви-зантийского церковного обряда красота службы, храма, пения. Вот как описано впечатление от посещения византийского храма посланных Владимиром в Царьград десяти «славных и умных» мужей в первой русской летописи -- «Повести Времен-ных лет»: «И пришли мы в Греческую землю, и ввели нас туда, где они служат Богу своему, и не знали -- на небе или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и. не знаем, как рассказать об этом... И не можем мы забыть красо-ты той, ибо каждый человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом горького...» И эта связь христианской религии и красоты, прочувствованная и воспринятая русским человеком, долго и тщательно сохранялась в отечественной культуре и послужила источником создания многих художественных шедевров.

Вступив в христианский мир, Русь не только не потеря-лась, но обрела в нем через кирилло-мефодиевское наследие свое собственное лицо. Принятие христианского наследия нашими предками можно уподобить обильному весеннему дож-дю, на который земля отвечает красотой своего цветения, бла-гоухания и изобилия. Если хотя бы бегло взглянуть на те пло-ды, которые произросли на отечественной почве в области культуры благодаря Благой Вести, то невольно поражаешься как обилию этих плодов, так и их глубинному значению для самопознания человека. Не стремясь к хронологической и жан-ровой последовательности, приведем несколько примеров. Это и шедевр древнерусской литературы «Слово о Законе и Благо-дати» митрополита Илариона, и поражающий «прелестью про-стоты и вымысла» (слова А.С. Пушкина) Киево-Печерский патерик; и соборы Киева, Новгорода, Пскова, Владимира, Суз-даля; и картины на библейские сюжеты А.А. Иванова, Н.Н. Ге, В.М. Васнецова, М.В. Нестерова; и стихотворения на библей-ские темы, написанные А.А. Блоком Г.Р. Державиным, В.А. Жуковским, М. Лермонтовым, А.С. Пушкиным, М.В. Ло-моносовым, А.С. Хомяковым, и русская классическая религи-озная философия конца XIX -- начала XX в.; и шедевры рус-ской церковной музыки (Д.С. Бортнянский, С.В. Рахманинов, П.И. Чайковский); и наконец, русская икона, мировое значе-ние которой сегодня общепризнано.

Христианская вера сформировала картину мира древнерус-ского человека. В центре ее находились представления об от-ношениях Бога и человека. В русскую культуру органично во-шло представление о любви как о силе, доминирующей в жиз-ни людей и в их отношениях с Богом и между собою. Важней-шая для христианской веры идея личного спасения ориентиро-вала человека на самосовершенствование и способствовала развитию индивидуальной творческой деятельности. Человек имеет несколько «оболочек»: внешнюю, т.е. тело, и внутрен-ние, как бы вложенные одна в другую -- Душу, Дух. Духовный центр человека -- образ Божий. Развитие, совершенствование человека мыслилось как переход от внешних оболочек к внут-ренним -- до того предела, пока внешние оболочки не сдела-ются совершенно прозрачными и не проявится во всей полноте и ясности содержащийся в человеке образ Божий.

Христианская картина мира определяла не только отноше-ния Бога, Человека и его Души, но и положение человека в мире природы и в истории. Языческое сознание космогонично и циклично. Христианское же сознание обладает историзмом. Время для язычника движется по кругу, определяемому сменой времен года. Коляда, Овсень, Масленица, Кострома и другие мифологические персонажи каждый год приходили в мир лю-дей и покидали его, чтобы вернуться в следующем году Хри-стианин живет в системе разомкнутых временных координат, ощущая свою связь с всемирной историей и с будущим; само же время рассматривается им как спираль. Любое историческое и даже частное событие может иметь аналогию в прошлом. Христианское богослужение всегда включает в себя воспомина-ние о событиях Священной истории. Наверное, переход от космогонического к историческому мировосприятию, проис-шедший с русскими людьми на рубеже IX--Х вв., и вызвал по-явление такого неповторимого явления, как русские летописи, которые буквально пронизаны острым ощущением потока дви-жущегося времени.

Человек в христианском мире обладал даром свободы. Ис-тория же -- результат свободного творчества человека, итог сознательно осуществляемого выбора. Согласно представлениям древнерусского человека, в истории проявляется действие двух начал -- добра и зла. Доминирующим началом русский человек считал добро; зло же, как предполагалось, существует в ограни-ченном масштабе для проверки человека. Зло осуществляет себя в насилии и разрушении, добро -- в милосердии и в созида-тельной человеческой деятельности. Важнейшая форма такого созидания -- творчество в сфере духовной культуры.

Когда слышишь словосочетание «Древняя Русь», то на па-мять приходят размеренные, торжественные строки былин и духовных стихов, изумительная по своей красоте и скромности церковь Покрова на Нерли, величественный собор Софии в Киеве. Появление всех этих памятников связано с принятием православия. Вместе с христианской верой из Византии и Бол-гарии на Русь пришли искусство каменной архитектуры и ико-нописи; книги Священного Писания, Ветхого и Нового Завета (прежде всего Евангелия и Псалтырь); «Палеи» (книги, толковавшие текст Священного Писания); «Торжественники» (тол-кования текста Писания, приуроченные к христианским празд-никам); богослужебная литература -- многочисленные «Часо-словы», «Требники», «Служебники», «Тропари», «Триоди» -- Цветная и Постная; «Паремийники» (сборники отрывков из разных книг Библии), «Лествицы», сборники христианских проповедей -- «Златоусты», «Златоструи» и «Маргариты»; жи-тия святых, а также некоторые светские произведения -- по-вести, романы («Александрия», «Повесть об Акире Прему-дром», «Девгениево деяние») и исторические хроники (например, греческая «Хроника Георгия Амартола»). Из цер-ковных книг древнерусские люди узнавали о новых нормах морали и нравственности, получали исторические и географи-ческие сведения, информацию о живой и неживой природе (книги «Физиолог», «Шестоднев»). Творения «отцов церкви» -- Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Григория Богослова, Василия Великого, Иоанна Дамаскина, Иоанна Лествичника и др. -- органически влились в русскую духовную культуру. Образы, созданные ими, посредством книг прочно входили в русское искусство и послужили источником для поэтических откровений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютче-ва, А. К. Толстого, А.А. Фета, великого князя Константина Константиновича (К. Р.).

Древнерусские люди (даже самые богатые и знатные) были довольно скромны в быту. Неприхотливы были их жилища, пища, которую они употребляли, проста одежда. Местом кра-соты был хром -- именно там, среди прекрасных икон и фре-сок, находила приют и успокоение душа человека.

Древнерусскому государству требовалось много грамотных людей -- для службы у князя, управления государством, связи с чужими землями, торговли. Судя по летописям, князья того времени не только были знакомы с иностранными языками, любили собирать и читать книги, но и проявляли заботу о соз-дании школ. Первые учебные заведения возникли при Влади-мире I Крестителе. Именно он велел «собирать у лучших людей детей и отдавать их в обучение книжное». Ярослав Мудрый, сын Владимира, также приказал учить 300 детей. По мнению некоторых современных исследователей, это вполне могли быть школы высшего типа -- своего рода университеты. В них получали знания по богословию, риторике, грамматике. Все больше и больше становилось на Руси людей, «насытившихся сладости книжной». Например, в Древнем Новгороде, как можно предположить исходя из анализа берестяных грамот, читать и писать умело почти все взрослое население.

Древнерусские люди, усвоившие учение Иоанна Дама-скина, считали, что человек состоит из двух субстанций -- души и тела. Соответственно, у него есть два ряда органов чувств -- чувства телесные («слуги») и чувства духовные: есть «телесные» очи и «духовные» («умные»); «телесные» уши и «духовные». «Умные» очи устремлены к небесам («к горе»), телесные -- «вперены в землю». Подлинный, духовный мир человек может увидеть только «умными» очами, а раскрыть их могут книги. Поэтому именно книги и находились в центре древнерусской культуры.

Мысль о том, что искусство должно изображать мир, каким его воспринимает духовное око, созвучна не только древнерус-ской, но и современной культуре. Так, по мнению Ф.М. Дос-тоевского, художник должен смотреть на мир «глазами телес-ными и, сверх того, глазами души, или оком духовным». Только такое постижение действительности может быть подлинной художественной правдой, реализмом в высшем смысле слова.

Книга для древнерусского человека была подлинным средото-чием духовности, а «книжник» -- переписчик древних рукописей -- центральной фюурой древнерусской духовной жизни. Перепи-сыванием книг занимались многие русские святые, например Сергий Радонежский. Образ древнерусского «книжника» -- летописца -- А.С. Пушкин воплотил в образе монаха Пимена из трагедии «Борис Годунов». Передавая свой труд Григорию, Пимен называет основные принципы летописания:

< Описывай, не мудрствуя лукаво, Все то, чему свидетель в жизни будешь:

Войну и мир, управу государей, Угодников святые чудеса, Пророчества и знаменья небесны...

Книги в идеале не могли быть предметом чьей-либо нажи-вы, купли-продажи; их нельзя было покупать или продавать -- только дарить, завещать, получить в наследство. Книги были не материальной, а духовной собственностью, основной частью духовного богатства человека. Не случайно люди в своих заве-щаниях в первую очередь наравне с недвижимостью -- землями и домами -- упоминали книги, а уж затем -- остальное имуще-ство. Книги и были для русского человека духовной недвижимо-стью, ценностью, которая от отца должна была перейти к сыну и помочь ему противостоять быту, повседневности. При этом не столько человек владел книгой и использовал ее в своих конкретных целях, сколько книги владели человеком, лечили, «пользовали» его, определяли его духовный путь и предназна-чение. Книги были своеобразными духовными «маяками», све-тившими человеку, указывавшими ему путь во тьме истории. Они выступали в качестве мудрых друзей и советчиков. В труд-ные моменты жизни к книге обращается Владимир Мономах, ища в ней совет, как поступать в сложнейшей этической ситуа-ции -- как вести себя в междоусобной братоубийственной вой-не: «...Взял Псалтырь, в печали разогнул ее, и вот что мне вы-нулось...» («Поучение Владимира Мономаха»).

В «Повести Временных лет» сказано: «Велика... польза от учения книжного; книгами наставляемы и поучаемы... от слов книжных обретаем мудрость и воздержание. Это ведь -- реки, напояющие вселенную, это источники мудрости; в книгах ведь неизмеримая глубина; ими мы в печали утешаемся; они -- узда воздержания». Древнерусский человек воспринимал эти слова почти буквально: главная река -- Библия, точнее, Ветхий Завет -- широкая полноводная река, а Новый Завет -- это огромное безбрежное море, в которое эта река впадает. Все остальные книги -- это речки и ручейки поменьше, впадающие в главную реку и море.

В летописи сохранились строки, правда весьма лаконичные, о создании на Руси при Ярославе Мудром первой библиотеки. Яро-слав (про которого летописец с уважением написал: «...книги лю-бил, читая их часто и ночью и днем») собрал «писце многы», и переводили они с греческого на славянский язык, и «написали они книг множество», и засеял Ярослав «книжными словами сердца верующих людей». Эти книги -- а число их было весьма внушительно -- хранились в каменном Софийском соборе, и на них воспитывались поколения русских людей. Библиотеки были и в древнерусских соборах Новгорода, Полоцка, Ростова и многих других городов. Созданы они были и в монастырях одновременно с принятием Студийского монастырского устава (до наших дней дошло около 130 книг XI--XII вв.).

Переводились книги не только с греческого, но и с латин-ского, древнееврейского, болгарского и сербского языков.

Древнеболгарский, или, как его еще иначе называют, старосла-вянский, язык лег в основу языка русской культуры -- церковно-славянского языка. Многие церковные рукописные книги, соз-данные в Древней Руси, уже сами по себе могут считаться про-изведениями искусства: они украшены изящными миниатюра-ми, богатыми окладами, прекрасными заставками и орнамен-том, золотыми и киноварными буквами, знаменующими начало «красной строки». Самой древней из дошедших до нас книг считается «Остромирово Евангелие», написанное в середине XI в. дьяконом Григорием для новгородского посадника Ост-ромира. Процесс создания древнерусской книги занимал много времени, поэтому в конце ее иногда встречаются надписи типа:

«Яко радуется жених невесте, так радуется и писец, закончив свою летопись...».

Но из самых замечательных произведений древнерусской письменности, дошедших до наших дней, -- «Слово о Зако-не и Благодати». Создано оно было митрополитом Иларио-ном (первым русским митрополитом на Руси -- до него ми-трополиты были греками и приезжали из Византии), челове-ком широкого кругозора, отмеченным мудростью и бесспор-ным писательским даром. Иларион был среди тех «книжных» людей, которых Ярослав Мудрый собрал вокруг себя, и, вероятно, он причастен к созданию первой русской летописи -- «Повести Временных лет». Иларион мог быть составителем предполагаемого «Сказания о принятии хри-стианства на Руси». Некоторые историки считают, что именно он и князь Ярослав были инициаторами сооружения собора Софии в Киеве. И не исключено, что -именно в этом храме -- тогда самом величественном и роскошном -- в при-сутствии самого князя и членов его семьи и произнес он свое «Слово» (может быть, это произошло вскоре после освящения храма).

Древнерусские люди, сравнительно недавно принявшие христианство, скорее всего, ощущали себя провинциалами в христианском мире, и смиренно побирающимися под окнами европейского храма мудрости. Это чувство духовной неполно-ценности, которое могло быть у русских людей, и попытался развеять Иларион. В своем «Слове» он показал место Русского государства среди других христианских народов. Благодать, т.е. христианское вероучение, воплощением которого является Но-вый Завет, противопоставляется Иларионом Закону, сформули-рованному в Скрижалях-Моисеевых и воплощенному в книгах Ветхого Завета. Благодать универсальна. Закон имеет нацио-нальный характер. Закон ограничен в пространстве и во време-ни (он дан для одного народа -- древних иудеев, имеет начало и конец). Благодать имеет начало (Рождество Христово), но не ограничена ни во времени, ни в пространстве (для всех на-родов во все времена). Явление Благодати Иларион связыва-ет с истиной, познанием, красотой и свободой, воплощен-ными в выборе Русью православной веры. Русский народ в силу самой природы этой веры, не может быть ниже других христианских народов.

«Слово о Законе и Благодати» впитало в себя большое ко-личество литературных источников, а очень скоро и само стало источником для заимствований и подражаний. Его часто чита-ли и неоднократно переписывали, включая в разного рода «Требники» и «Служебники».

Столетие спустя после митрополита Илариона развернул свою деятельность другой церковный писатель и замечательный мыслитель и проповедник -- Кирилл Туровский. Его интересо-вал прежде всего человек -- «венец творения», его Душа и тело. «Поучения» и «Слова» Кирилла Туровского по поводу церков-ных праздников отличались проникновенным лиризмом и глу-биной духовного постижения их смысла. Произведения Ки-рилла свидетельствуют о высоком уровне древнерусского ораторского искусства, а также том, что книжники XII в. в совершенстве овладели античной и византийской традицией словесного творчества. О Кирилле Туровском современники отзывались так: «Златоуст, паче всех воссиявший нам на Руси».

Произведения этого монаха пользовались громкой славой. Они вошли древнерусские сборники-антологии -- «Торжественник», «Златоуст».

Любимейшим чтением русских людей были жития святых (называемые также агиографией). Вначале на Руси, естественно, были лишь переводные жизнеописания. Потом их стали созда-вать и на собственном материале. Так появились жития первых русских святых Бориса и Глеба, Феодосия Печерского, Мсти-слава и Ольги, Александра Невского. Автором первых русских житийных произведений -- о Борисе и Глебе, о Феодосии Пе-черском -- был монах Нестор, один из составителей «Повести Временных лет». Позднее жития включались в различные книги -- «Прологи», «Четьи-Минеи» (сборники, содержащие жития святых, «Слова» и «Поучения», расположенные по ка-лендарному принципу -- в соответствии с днями памяти каж-дого святого), «Патерики» (сборники, в которых описывались отдельные эпизоды жизни и деяния подвижников -- монахов, отшельников -- какой-либо одной местности). Особой любовью у русских людей пользовался сложившийся в XII--XIV вв. Кие-Во-Печерский патерик, в котором описывались деяния монахов Киево-Печерской лавры.

В житиях русских святых выразились три основных нацио-нальных идеала человеческого поведения: добровольный крот-кий и страдающий мученик--страстотерпец во имя идеи, не противящийся угнетению и смерти (Борис и Глеб); суровый аскет, живущий в уединении и обнаруживающий о при этом великую силу духа и разума (Антоний, Иосиф Волоцкий); кроткий радетель человеческого счастья, устроитель и заступ-ник (Феодосии Печерский, Сергий Радонежский).

Жития «святых любили читать многие русские писатели XIX в. -- Н.В. Гоголь, А.И. Герцен, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой. Следы воздействия житийного жанра мы можем обнаружить во многих их произведениях -- в «Шинели» и «Выбранных местах из переписки с друзьями» Н.С. Гоголя, в «Житии одной бабы» Н.В. Лескова, в «Народных рассказах» и «Отце Сергии» Л.Н. Толстого, в «Братьях Карамазовых» Ф.М. Достоевского, в рассказах А.П. Чехова.

Жанровые каноны жития оказались в русской культуре на-столько сильны и продуктивны, что продолжали существовать даже в советскую эпоху. Форму жития мы можем увидеть и в канонизированных биографиях В. Ульянова (Ленина), и в жизнеописании пионера-героя Павлика Морозова, и в романе о Павле Корчагине.

Русская Православная Церковь жила единой жизнью, еди-ными заботами со своим народом. Служение Отечеству ее вы-дающихся подвижников деятельно способствовало становлению патриотизма как ценнейшей традиции русской культуры.

В начале сентября 1380 г. князь Дмитрий Донской отпра-вился в поход против полчищ Мамая. Достигнув Дона, Дмит-рий заколебался: идти ли ему за реку навстречу Орде или ждать здесь. И в это время князь получил грамоту: «Без всякого со-мнения, господине, с дерзновением пойди противу свирепства их...». Эти слова принадлежали Сергию Радонежскому, основа-телю Троице-Сергиевой лавры, ближайшему советнику и еди-номышленнику Дмитрия Донского. О делах, творимых препо-добным Сергием, мы узнаем из его «Жития», принадлежащего перу его ученика и сподвижника, выдающегося писателя конца XIV--начала XV в. Епифания, прозванного Премудрым. Из-вестно, что, перед тем как выступить в поход, князь Дмитрий заезжал в монастырь к преподобному Сергию, который, благо-славив его, предсказал успех в сражении и отпустил с войском двух иноков -- Пересвета и Ослябю.

Победа на Куликовом поле была не просто воинским под-вигом. Она являлась торжеством этнического самосознания. Куликовская битва стала символическим завершением духовного освобождения русского человека. Поколение Сергия Радонеж-ского было поколением людей, впервые после долгих десятиле-тий ига почувствовавших себя свободными. Среди друзей и единомышленников Сергия мы можем назвать и князя Дмит-рия, и крестителя зырянской земли Стефана Пермского, и ве-личайшего древнерусского художника Андрея Рублева, и писа-теля Епифания Премудрого.

Преподобный Сергий Радонежский, великий святой Пра-вославной Церкви, был человеком широкого кругозора и боль-шой государственной прозорливости. Он энергично способст-вовал объединительной политике московских князей, внес вклад в развитие культуры своего времени и народной нравст-венности. Дело, которому служил Сергий, продолжили пред-ставители нескольких последующих поколений русских людей, а его имя вышло за границы того времени, в которое он жил.

Деятельность Сергия по духовному собиранию и нравст-венному воспитанию русского народа оказала огромное воздей-ствие на сознание русских людей. Сергий реформировал неко-торые церковные обряды и литургически переосмыслил празд-ник Святой Троицы (в честь которой он и назвал свою оби-тель), превратив его из ветхозаветной Пятидесятницы в Троицу Живоначальную, содержащую в себе тайну предвечного света, праздника «для избранных» в праздник для «всех званых». Троица Живоначальная была для Сергия и символом единения русских людей (что побеждает «ненавистную рознь мира сего»), символом взаимной любви Бога и человека. В этом он видел основу миропорядка, структуру мира и его гармонию как ос-новное начало. Троица раскрывает тесную связь больших и малью фактов бытия. Как писал, воспроизводя мысль Сергия, его биограф Епифаний Премудрый, «тричисленное число паче инех прочих чисел болши есть зело чтомо, везде бо троечисленное число всему добру начало». » Сергий был крупнейшим строителем и организатором русской культуры. Любимыми его авторами были святитель. Григорий Богослов, синайский отшельник Иоанн Лествичяик -- автор знаменитого руководства к монашеской жизни «Лествицы», «учителя Церкви» Василий Великий и Иоанн Златоуст. В основанном Сергием монастыре была собрана обширная библиотека. Начало ей положил сам Сергий, ко-торый пришел на место будущего монастыря, в дремучий лес, «в пустынь», имея при себе две книги: Псалтырь и Евангелие. Позднее монастырь стал крупнейшим культур-ным центром, местом производства рукописных икон и книг. Игумен Сергий одобрял занятия монахов чтением, заботился о создании библиотеки, которая продолжала попол-няться и при его преемниках.

С именем Сергия связано и еще одно крупнейшее событие русской культуры. Именно по заказу Сергия Андрей Рублев сотворил свою гениальную икону «Троица», выразив в ней ду-ховный идеал древнерусского человека -- красоту гармонич-ной, «соборной» жизни.

Отец Павел Флоренский, размышляя о рублевской «Троице», писал: «Из всех философских доказательств бытия Божия наи-более убедительно звучит именно то, о котором даже не упо-минается в учебниках... «Есть «Троица» Рублева, следовательно, есть Бог».

В целом начиная с конца XVII в. в русской культуре, как и в культуре других европейских народов, начинается процесс секуляризации. На русской почве он осуществлялся небезбо-лезненно, сопровождался сложными коллизиями.

Разделение искусства и религии, происшедшее в начале XVIII в. вследствие проведенных Петром I реформ, стало крупнейшей трагедией русской культуры. Оно имело печальные последствия как для Православной Церкви (они отдалилась от значительной части русской интеллигенции), так и для искусст-ва -- литературы, живописи и музыки (которые утратили часть позитивных ценностей, выраженных в религиозных идеалах).

В XIX в. в русской культуре достаточно четко обозначились два идейных течения. Одно было связано с традиционными духовными ценностями, воплощенными в православной вере; другое -- с либеральными ценностями западной культуры. Пер-вое течение ориентировало общество на медленное, постепен-ное развитие, основанное на соблюдении национальных тради-ций; второе -- на быструю модернизацию, реформы, которые должны были сблизить Россию с Западной Европой.

В принципе, в нормальных условиях обе тенденции долж-ны были бы дополнять друг друга, однако в России они вызва-ли противостояние в обществе, привели к трагическим кон-фликтам, основанным на взаимном непонимании. В жизни В.Г. Белинского, например, были периоды веры и воинствую-щего безверия. В обществе предпринимались попытки религиозного синтеза, принципов православия с католицизмом или протестантизмом (религиозные поиски В.С. Соловьева). Тра-гичность этого конфликта хорошо выразил П.Я. Чаадаев в сво-их «Философических письмах».

Противостояние двух идейных течений было более заметно в русской публицистике и критике. Эта полемика между славя-нофилами, или почвенниками с одной стороны, и «западниками», революционерами-демократами или народни-ками (а позднее и марксистами) -- с другой.

Менее заметным было противостояние в самом искусстве: конфликты между писателями, художниками и композиторами зачастую определялись личными взаимоотношениями, а уже затем приобретали идеологическую окраску. Различие между ними в большей степени проявлялось в преобладании отри-цающего или утверждающего пафоса произведений Последний чаще бывал связан с религиозными ценностями. И все же, как правило, русские деятели культуры стремились в своем творче-стве сочетать оба типа ценностей.

Несмотря на внешний отрыв искусства от христианства в его церковнобытовом обличий, именно христианство нужно признать одним из самых важных источников характерного для русского искусства нравственного идеала. Из этого источника черпали вдохновение и силы писатели и художники, компози-торы и мыслители. Следуя этой тенденции, русская культура, на наш взгляд, не порывала со своими христианскими истока-ми, а, наоборот, питаясь от них, несла обществу огромные нравственные силы, пленяя умы и сердца тех, кто оставался глух к церковной проповеди.

По нашему убеждению, на протяжении и XVIII--XX вв. русская литература, живопись и музыка неоднократно пыта-лись вернуться к утраченному синтезу религии и искусства. К такому выводу мы приходим на основании исследования творчества ряда русских художников. Религиозные по своему происхождению мотивы, сюжеты и образы можно обнару-жить и в творчестве всех значительных мастеров художест-венного слова XVIII--XX вв. Интересно, что при наличии сильных западных влияний, при кажущемся отрыве от пра-вославных корней эта литература оказалась подлинно рус-ской, христианской и во многом православной. Человек, о котором она говорит, -- христианин, и даже не в смысле его принадлежности к Церкви или духовно-нравственного состояния, а в смысле тех ценностей, которые являлись для него основными.

Как известно, А.С. Пушкин в своей духовной эволюции проделал путь от безбожия к христианству и православию. В связи с этим интересна оценка русским религиозным мыслите-лем XX в. Г.П. Федотовым его «Капитанской дочки» как са-мого христианского произведения в мировой литературе. Как известно, никакой специфической религиозной проблематики в повести нет. Однако при внимательном чтении легко обнару-жить, что в основе произведения лежит христианский подход к человеку и ко всем происходящим событиям, здесь, как в се-мени, заложены те ценности, которые позже расцветут и раз-множатся в русской литературе, составят ее духовно-иравственный идеал: жалость, сострадание к человеческой судьбе, тихая, ненавязчивая красота добродетели.

Христианские идеи были особенно близки Н.В. Гоголю. Любимым чтением писателя были религиозные произведения Ефрема Сирина, Тихона Задонского, Дмитрия Ростовского. Читал он и древнерусские жития, и проповеди, и книгу «Златоуст». Как и многие другие русские писатели. Гоголь пы-тался передать в своем творчестве православный морально-этический идеал, стремился раскрыть универсальные воплоще-ния добра и зла и настаивал именно на такой трактовке своих Произведений.

С ценностями христианской веры был связан замысел трехтомной поэмы Гоголя «Мертвые души». Автор вместе с читателем и героями должен был проследовать путем духовного возрождения из «ада» (первый том) в «чистилище» (второй том) и далее -- в «рай» (том третий). Предполагалось, то слово «мертвый» *в названии поэмы будет указывать на неизбежное грядущее возрождение: душа на самом деле не может умереть и должна воскреснуть. Главы «Мертвых душ» -- это своеобразные ступеньки духовной «лестницы», по которой идет читатель.

Однако замысел поэмы «Мертвые души» оказался слишком грандиозным даже для гениального писателя. Гоголь стремился написать такую доходчивую и убедительную книгу, которую бы обязательно прочел каждый русский человек, а прочтя, понял, что так, как он жил раньше, теперь жить нельзя, и полностью изменил бы свою жизнь. Отсюда и духовный кризис писателя:

каким бы хорошим ни был второй том, он все равно не мог полностью удовлетворить художника -- ведь его целью, по сути, было создание чего-то похожего на новое Евангелие (книги, ме-няющей жизнь народов!) -- Евангелие от Николая Гоголя.

В другом произведении, «Выбранных местах из переписки с друзьями». Гоголь попытался раскрыть свои собственные 'ду-ховные искания (произведение создавалось в период работы над вторым томом «Мертвых душ») и показать русским людям путь личного самоусовершенствования. При этом писатель стремился достичь единства слова-откровения (благовестия) в слова.-проповеди, объясняющего откровение. В «Выбранных местах» Гоголь органично соединил исповедь и проповедь, слово мирское и слово религиозное.

Перу Гоголя принадлежали и собственно религиозные про-изведения («Размышления о Божественной Литургии»). Осмыс-ливая православное богослужение, таинства исповеди и при-частия, писатель стремился раскрыть высший смысл церковных обрядов.

Исследуя творчество Н.В. Гоголя, русские философы и критики нередко отмечали его пророческий (и даже апокалип-тический) характер, т.е. отражение будущего России. Видели они в нем и выражение извечной борьбы Бога и дьявола. По мнению великого русского философа Н.А. Бердяева, в своих произведениях Гоголь сумел раскрыть основные болезни ду-ховной жизни России. Русский мыслитель и писатель Д.С. Мережковский подчеркивал важность изображения в про-изведениях Гоголя борьбы человека с чертом: «Бог есть беско-нечное, конец и начало сущего; черт -- отрицание Бога, а сле-довательно, и отрицание бесконечного, отрицание всякого конца и начала; черт есть начатое и неоконченное, которое выдает себя за безначальное и бесконечное; черт -- нуменаль-ная середина сущего, отрицание всех глубин и вершин -- веч-ная плоскость, вечная пошлость». По мысли Мережковского, два главных героя Гоголя -- Хлестаков и Чичиков -- есть ипо-стаси именно такого «среднего» и пошлого черта.

Русские писатели часто обращались к евангельским сюже-там. Евангельские сюжеты и мотивы можно обнаружить даже в тех произведениях, которые по своим идеям весьма далеки от Священного Писания, например, в романе Н.Г. Чернышев-ского «Что делать?» («христоподобная» фигура «особенного» человека Рахметова) или в романе М. Горького «Мать» (Богородица, отдающая своего сына в жертву для спасения человечества).

Попытки создания нового варианта Писания, которое могло бы стать Заветом русских людей, предпринимали многие русские писатели. Можно вспомнить попытку Л.Н. Толстого вернуться к первоистокам христианства и создать свою версию Евангелия («Краткое изложение Евангелия»; «Учение Христа, изложенное для детей») или своеобразный замысел создания Третьего Завета -- завета Бога Духа Святого, возникший у Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус.

Душевный переворот, вызванный изменением отношения к религии, пережили многие русские художники. В их числе Л.Н. Толстой и Н.Н. Ге, пришедшие к новому пониманию от-ношений религии и искусства в 80-е гг. XIX в. Эти годы стали непродолжительным периодом стабилизации русской культуры, когда произошло краткое примирение основных противоборст-вующих сил. И обращение к религиозным ценностям было на данном этапе вполне закономерным.

Духовные поиски Л.Н. Толстого выходили за границы ор-тодоксального православия и во многом приближались к про-тестантизму (трактат «В чем моя вера?»). Но в то же время многие его идеи были созвучны поискам русской культуры. Примечательно, что в своем философском трактате «Что такое искусство?» Толстой в качестве важнейшего признака подлин-ного произведения искусства называл его связь с религией. Сущность искусства он видел в единении людей с Богом и между собой, а в отходе нового искусства от веры и в утрате им всемирности усматривал признаки «дурного искусства». «Искус-ство будущего», по мысли Л.Н. Толстого, должно вернуться к первоначальному синтезу и осуществлять «высшее религиозное сознание людей» с целью их «братского единения».

Показательно отношение Л.Н. Толстого к творчеству Н.Н. Ге, которое оказалось во многом созвучно идеям писате-ля. В 80-е гг. художник создал цикл картин на евангельские сюжеты. Библейские образы помогали Ге прикоснуться к выс-шей духовной правде. Вот как характеризовал его картину «Что есть истина?» («Христос перед Пилатом») Л.Н. Толстой: «Дос-тоинство картины... в том, что она правдива... в самом настоя-щем значении слова... Эпоху же в христианской живописи эта картина производит потому, что она устанавливает новое от-ношение к христианским сюжетам». Сущность и актуальный смысл этого «нового отношения» Толстой видел не в отноше-нии к Христу как к Богу или к исторической личности, а в «борьбе нравственного, разумного сознания человека, прояв-ляющегося в неблестящих сферах жизни, -- с преданиями утонченного и добродушного, и самоуверенного насилия, по-давляющего это сознание».

Воздействие религии на русскую литературу не ограничива-лось православием. Мы уже упоминали о фактах проникнове-ния в русскую культуру отдельных католических (П.Я. Чаадаев и В.С. Соловьев) и протестантских (Л.Н. Толстой) идей. В кон-це XIX в. в русскую литературу довольно активно стали прони-кать идеи мусульманской и буддийской религиозных систем. Об этом свидетельствует и упомянутый выше трактат Л.Н. Толстого «Что такое искусство?», в котором этические ценности буддизма, мусульманства и конфуцианства рассмат-ривались в одном контексте. Воздействие Корана можно обна-ружить в творчестве Ф.М. Достоевского. Однако наиболее по-пулярными в указанный период были буддийские сюжеты. К ним неоднократно обращались и Л.Н. Толстой, и С.Я. Надсон, и Н.М. Минский, и Д.С. Мережковский. Как правило, это бы-ло связано со стремлением по-новому взглянуть на проблему, поступок и его нравственное последствие, а также с попыткой найти восточные корни в русской культуре.

Религиозные формы прочно вошли в русский быт и рус-скую культуру. Даже в те периоды, когда в качестве государст-венной идеологии выступал атеизм, религия воздействовала на сознание людей. Содержание, привнесенное новой идеологией, неизбежно воплощалось в старых формах. Иногда новые явле-ния носили пародийно-гротескный характер, как, например, празднования «комсомольской Пасхи» или «комсомольского Рождества», в которых православные обряды были кощунст-венно вывернуты наизнанку (что подтверждало христианские представления о дьяволе как об обезьяне Бога). Чаще можно говорить об официальном, серьезном (и, возможно, вполне осознанном) использовании старых культовых форм для утвер-ждения новой идеологии, претендовавшей на то, чтобы стать, по сути, религией.

Галереи портретов В. Ульянова (Ленина) и членов Полит-бюро ЦК КПСС в парткомах и райкомах воспроизводили ико-ностас; съезды партии напоминали церковную литургию, во время которой генеральный секретарь, подобно патриарху в храме, произносил ритуальную проповедь. Быстрота проникно-вения коммунистической идеологии в сознание народа во многом объясняется ее религиоподобностью: изменив объект преклонения, она использовала многие прежние обряды. Ре-лигиозный характер носило почитание И.В. Джугашвили (Сталина). Вера в коммунизм заместила в сознании ряда людей веру в Бога.

Десятилетия «атеистического» развития русской советской культуры, естественно, не могли пройти для общества даром. Исчезли создававшиеся столетиями связи между православной религией и искусством, невозвратно разрушился быт, описан-ный И.С. Шмелевым, практически исчезли традиции народных религиозных праздников.

Следствием утраты национальных религиозных традиций можно считать и происходившую в 90-х гг. XX в. бурную аме-риканизацию русской культуры (культура как бы потеряла им-мунитет), а в какой-то мере и усиление аморальности. Про-никновение чужеродных верований вряд ли восполнит те ста-билизирующие начала, которые со времен Крещения Руси оп-ределяли развитие национальной культуры.

Восстановление традиционных и естествен-ных для русской культуры связей между бытовой культурой, искусством и религией -- процесс, от которого во многом зави-сит будущее нации. Но для этого необходимы длительные и напряженные усилия.

1. Аверинцев С.С. Крещение Руси и путь русской культуры // Контекст -- 90. -- М.: Наука, 2000

2. Давыдова Н.В. Евангелие и древнерусская литература: Учебное пособие для учащихся среднего возраста. -- М., 2002.

3. Златоструй. Древняя Русь. Х--Х1П вв. / Сост., автор. текст, коммент. А.Г. Кузьмина, А.Ю. Карпова. -- М., 2000.

4. Иванова С.Ф. Введение в храм Слова: Книга для чтения с детьми в школе и дома. -- М., 2004.

5. Изборник: Сборник произв. лит. Древней Руси. -- М., 1999.

6. Концевич И.М. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. - М., 2003.

7. Лихачев Д.С. Земля родная: Книга для учащихся. -- М., 2003;

8. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы: В 3 т. -- Л., 2000. Т. 1.

9. Федотов Г.П. Святые Древней Руси / Предисл. Д.С. Лихачева и А.В. Меня. -- М., 2003.

10. Шмелев И.С. Лето Господне // Избранное. -- М., 2001.