Шпоры по введению в языкознание

БОЛЬШАЯ ЛЕНИНГРАДСКАЯ БИБЛИОТЕКА - РЕФЕРАТЫ - Шпоры по введению в языкознание

Шпоры по введению в языкознание

1.Предмет Я. Связь Я. с другими науками.

На земном шаре существуют тысячи различных языков. И все же мы говорим не

только о «языках», но также о «языке» — человеческом языке как о чем-то

едином. Мы вправе поступать так потому, что при всех громадных различиях

между языками они все в самом главном имеют между собой много общего.

Каждый язык — достояние какого-то коллектива и тем самым — явление

общественно-историческое. Каждый язык — непременное условие развития

человеческой культуры, поразительное по тонкости и совершенству орудие

общения, непревзойденное средство формирования мысли и передачи ее другим

людям.

Каждый язык пользуется для выражения мысли звуками, произносимыми

человеком. Каждый язык членоразделен: нормальное высказывание на любом из

языков членится на элементы, повторяющиеся в других комбинациях в составе

других высказываний. Каждый язык обладает обширным набором таких

повторяющихся элементов и гибкой системы правил, по которым эти элементы

соединяются в осмысленные высказывания.

Языковедение (языкознание, лингвистика) — наука, изучающая языки (в

принципе — все существующие, когда-либо существовавшие и могущие возникнуть

в будущем), а тем самым и человеческий язык вообще. Как всякая наука,

языковедение возникло в связи с практическими потребностями, но постепенно

развилось в сложную и разветвленную систему дисциплин как теоретического,

так и прикладного характера. Внутри теоретического языковедения условно

различают частное и общее.

Частное языковедение занимается отдельным языком (русским, английским,

узбекским и т. д.) или группой родственных языков (скажем, славянскими

языками). Оно может быть синхроническим, описывающим факты языка в какой-

то момент его истории (чаще всего — факты современного языка), либо

диахроническим (историческим), прослеживающим развитие языка на протяжении

определенного отрезка времени. Разновидностью диахронического языковедения

является сравнительно-историческое, выясняющее путем сравнения родственных

языков их историческое прошлое.

Общими особенностями человеческого языка занимается общее языковедение.

Оно исследует сущность и природу языка, проблему его происхождения и общие

законы его развития и функционирования, оно также разрабатывает методы

исследования языков. В рамках общего языковедения выделяется типологическое

языковедение, осуществляющее сопоставление между собой как родственных, так

и неродственных языков, сопоставление, направленное на выяснение общих

закономерностей языка. Общее и, в частности, типологическое языковедение

выявляет и формулирует языковые универсалии, т. е. положения,

действительные для всех языков мира (абсолютные универсалии) или для

значительного большинства языков (статистические универсалии).

Абсолютными универсалиями являются, например, следующие утверждения: 1)

во всех языках существуют гласные и согласные звуки; 2) на всех языках люди

говорят предложениями; 3) во всех языках есть имена собственные; 4) если в

данном языке существует различие по грамматическому роду, то в нем

обязательно существует различие и по числу. Пример статистической

универсалии: почти во всех языках в местоимениях различается не менее двух

чисел (исключения:

древний и современный яванский).

Одной из важных задач общего языковедения является научное определение

понятий, которыми пользуется языковедение,— таких, например, как упомянутые

выше «гласный» и «согласный», «предложение», «имя собственное» и т. п.

Прикладное языковедение также решает и частные задачи, касающиеся одного

языка, и задачи, принципиально приложимые к материалу любого языка:

создание и усовершенствование письма; обучение письму, чтению, культуре

речи, неродному языку; создание систем автоматического перевода,

автоматического поиска, аннотирования и реферирования информации, создание

систем, обеспечивающих общение человека с машиной на естественном языке.

Языковедение тесно связано со многими другими науками. Прежде всего,

конечно, с философией, изучающей наиболее общие законы природы, общества и

мышления.

Так как язык — явление общественно-историческое, языковедение входит в

круг наук о человеческом обществе и человеческой культуре, таких, как

социология, история, этнография, археология.

Так как язык непосредственно связан с человеческим сознанием, мышлением и

психической жизнью, языковедение имеет тесные связи с логикой и

психологией, а через психологию также с физиологией высшей нервной

деятельности. Изучение проблем происхождения и раннего развития языка

осуществляется языковедением в контакте с антропологией.

Языковедение в ряде точек соприкасается с литературоведением, поэтикой и

фольклористикой, объединяясь с ними в комплексную дисциплину — филологию,

изучающую язык, литературу и культуру данного народа в их взаимосвязях.

Так как наша речь воплощается в звуках, важные области языковедения

связаны с акустикой — разделом физики, изучающим звук, а также с анатомией

и физиологией органов речевого звукообразования в человеческом организме.

Наконец, решая разнообразные прикладные задачи, языковедение

взаимодействует с педагогикой и методикой, с медициной, а в наши дни все в

большей мере с такими науками, как математическая, логика, статистика,

теория информации и кибернетика.

В последние десятилетия в результате взаимодействия языковедения с

другими науками возникли новые научные дисциплины на стыке традиционных

областей знания — социолингвистика, психолингвистика, математическая

лингвистика и некоторые другие.

2. Вербальное и невербальное общение.

Общение в широком смысле слова существует не только в человеческом

обществе, но и в животном мире, а в наши дни мы должны также учитывать

общение человека с машиной. Во всех случаях общение есть передача некоторой

информации, преднамеренно или же непроизвольно посылаемой отправителем и

воспринимаемой получателем. Анализируя факты или процессы общения, следует

различать в нем два плана: выражение, точнее, способ, или форму выражения

(например, движение кончика хвоста у кошки) и стоящее за этим выражением

содержание передаваемой информации (возбужденность животного).

У животных общение основывается главным образом на врожденных,

передаваемых по наследству (в меньшей мере на выработавшихся у данных

особей) реакциях на определенные стимулы. Каждый раз, когда общение

осуществляется, оно зависит от присутствия стимула в данной конкретной

ситуации. Так, животное, заметившее грозящую опасность, кричит и тем самым

предупреждает об опасности все стадо. Но этот крик обусловлен не осознанным

намерением передать соответствующую информацию, а непроизвольной реакцией

на возникшее у животного чувство страха. И другое животное, услышав этот

крик, как бы «заражается» тем же чувством и начинает вести себя

определенным образом. Поведение как отправителя, так и получателя

информации не выходит здесь, используя терминологию великого русского

физиолога И. П. Павлова (1849—1936), за рамки «первой сигнальной системы»,

т. е. системы безусловных и связанных с ними условных рефлексов — «ответов»

животного на поступающие извне раздражения.

Человеческое общение — феномен, глубоко отличный от того, что мы

наблюдаем в мире животных, качественно более сложный. Человеческое общение

осуществляется главным образом с помощью звукового языка (а также с помощью

письма и в других — производных по отношению к языку — формах). Вместе с

тем заметную роль в общении людей играют и невербальные (неязыковые) формы,

в своих истоках общие у человека и животного.

Языковое общение составляет, по И. П. Павлову, «вторую сигнальную систему

действительности», надстраивающуюся над первой, общей у человека с

животными. Языковое общение всегда основывается на усвоении (стихийном или

сознательном) данного языка участниками общения, не на врожденном, а на

приобретенном знании. За редкими исключениями языковое общение носит

преднамеренный, осознанный характер и, что очень важно, осуществляется не

только как прямая реакция на непосредственно наличный стимул. Это значит,

что, пользуясь языком, можно отвлечься от ситуации, говорить о том, чего в

данную минуту нет, о прошлом и будущем, обобщать и строить предположения,

т. е. мыслить, можно обращаться к воображаемому собеседнику и т. д.

Содержание информации, передаваемой языком, в принципе безгранично, как

безгранично само человеческое познание. Языковое общение выступает как

качественно особый обмен информацией — не просто сообщение каких-то фактов

или передача связанных с ними эмоций, но и обмен мыслями по поводу этих

фактов.

Иной характер носит невербальное общение людей, представленное прежде

всего непроизвольными проявлениями эмоций в форме смеха, плача, некоторых

телодвижений, а далее — уже сознательной имитацией подобных проявлений и

условными или ставшими во многом условными (и разными у разных народов)

мимикой и жестикуляцией. Сюда же относятся явления, реализуемые в процессе

речи, но обусловленные физическим или эмоциональным состоянием говорящего и

от его воли, как правило, не зависящие,— изменения тембра голоса, темпа и

плавности речи, дрожь в голосе.

Неязыковые формы общения генетически старше, чем звуковой язык, и у

ребенка они также появляются в более раннем возрасте, чем пользование

языком. Мимика и жест порой ярче и, так сказать, достовернее, чем слово,

могут выразить чувство или волевое побуждение, но они сами по себе не

способны выразить мысль, по крайней мере мало-мальски сложную, отчетливую и

логически расчлененную. При пользовании звуковым языком мимика и жесты

играют подсобную роль, сопровождая и своеобразно дополняя устную речь.

Письмо в своих истоках не было связано с фиксацией языковых высказываний,

но в дальнейшей истории общества оно становится второй формой языка, особой

разновидностью языкового общения, преодолевающей пространство и время.

Специфическими «отпочкованиями» языка (и письма) являются также построенные

человеком искусственные системы общения, применяемые в отдельных областях

жизни и производственной деятельности,— разного рода сигнализация

(дорожная, железнодорожная и т. д.), специальные коды и шифры, далее —

символические «языки» науки (системы символов, применяемых для записи

химических реакций, математических операций и т. д.), «языки

программирования» (системы знаков, служащие для ввода и обработки

информации в электронно-вычислительных машинах).

3. Функции языка

В языкознании слово «функция» обычно употребляется в смысле 'производимая

работа', 'назначение', 'роль'. Первейшей функцией языка является

коммуникативная (от лат. communicatio 'общение'), его назначение — служить

орудием общения, т. е. в первую очередь обмена мыслями. Но язык не только

средство передачи «готовой мысли». Он и средство самого формирования мысли.

С коммуникативной функцией языка неразрывно связана вторая его центральная

функция — мыслеформирующая.

Что же касается коммуникативной функции языка, то в науке выделяют ее

отдельные стороны, иначе говоря, ряд более частных функций: констатирующую

— служить для простого «нейтрального» сообщения о факте), вопросительную —

служить для запроса о факте, апеллятивную (от лат. appello 'обращаюсь к

кому-л.') — служить средством призыва, побуждения к тем или иным действиям,

экспрессивную — выражать (подбором слов или интонацией) личность

говорящего, его настроения и эмоции, контактоустанавливающую — функцию

создания и поддержания контакта между собеседниками, когда передачи сколько-

нибудь существенной информации еще (или уже) нет (ср. формулы приветствия

при встрече и прощании, обмен репликами о погоде и т. п.), метаязыковую —

функцию истолкования языковых фактов (например, объяснение значения слова,

непонятного для собеседника), эстетическую — функцию эстетического

воздействия. Особое место занимает функция индикатора (показателя)

принадлежности к определенной группе людей (к нации, народности, к той или

иной профессии и т. д.). В случае сознательного использования этой функции

она превращается в своеобразное средство самоопределения индивида в

обществе.

В конкретных высказываниях частные функции языка обычно выступают в

разнообразных сочетаниях друг с другом. Высказывание, как правило,

многофункционально. Яркая экспрессия может быть и в побудительном

предложении, и в вопросе, и в формуле приветствия, и при констатации факта,

и при объяснении слова, оказавшегося непонятным; предложение,

повествовательное по форме (например. Уже поздно), может содержать скрытое

побуждение, т. е. выполнять апеллятивную функцию.

4. Язык и речь

Человеческий язык существует в виде отдельных языков — русского,

английского, китайского и многих других. Ну, а в каком виде существует

каждый отдельный язык?

Как возникает язык в сознании каждого отдельного человека? Он не является

«врожденным», переданным по наследству. Термин «родной язык» не значит

«врожденный», а значит только «усвоенный в раннем детстве». В сознание

каждого человека язык проникает, безусловно, «извне», проникает потому, что

этим языком пользуются другие люди, окружающие. По их примеру им начинает с

детства пользоваться и сам данный человек. И, с другой стороны, язык

постепенно забывается, а в конце концов и начисто исчезает из памяти (даже

и родной язык), если человек почему-либо перестает им пользоваться. Из

всего этого явствует, что о подлинном существовании языка можно говорить

лишь постольку, поскольку им пользуются. Язык существует как живой язык,

поскольку он функционирует. А функционирует он в речи, в высказываниях, в

речевых актах.

Разграничение понятий «язык» и «речь» впервые в четкой форме было

выдвинуто и обосновано швейцарским лингвистом Фердинандом де Соссюром

(1857—1913). Заметим, что под речью (у Соссюра «la parole») современное

языковедение понимает не только устную речь, но также и речь письменную. В

широком смысле в понятие «речь» включается и так называемая «внутренняя

речь», т. е. мышление с помощью языковых средств (слов и т. д.),

осуществляемое «про себя», без произнесения вслух.

Отдельный акт речи, речевой акт, в нормальных случаях представляет собой

двусторонний процесс, охватывающий говорение и протекающие параллельно и

одновременно слуховое восприятие и понимание услышанного. При письменном

общении речевой акт охватывает соответственно писание и чтение (зрительное

восприятие и понимание) написанного, причем участники общения могут быть

отдалены друг от друга во времени и пространстве. Речевой акт есть

проявление речевой деятельности.

В речевом акте создается текст. Лингвисты обозначают этим термином не

только записанный, зафиксированный так или иначе текст, но и любое кем-то

созданное (все равно — записанное или только произнесенное) «речевое

произведение» любой протяженности — от однословной реплики до целого

рассказа, поэмы или книги. Во внутренней речи создается «внутренний текст»,

т. е. речевое произведение, сложившееся «в уме», но не воплотившееся устно

или письменно.

Почему произнесенное (или написанное) высказывание в нормальном случае

будет правильно понято адресатом?

Во-первых, потому, что оно построено из элементов, форма и значение

которых известны адресату (скажем для простоты — из слов, хотя элементами

высказывания можно считать, как мы увидим, и другие единицы).

Во-вторых, потому, что эти элементы соединены в осмысленное целое по

определенным правилам, также известным (правда, во многом интуитивно)

нашему собеседнику или читателю. Владение этой системой правил позволяет и

строить осмысленный текст, и восстанавливать по воспринятому тексту его

содержание.

Вот эти-то элементы высказывания и правила их связи как раз и являются

языком наших участников общения, частями их языка, т. е. языка того

коллектива, к которому данные индивиды принадлежат. Язык (у Соссюра «la

langue») того или иного коллектива и есть находящаяся в распоряжении этого

коллектива система элементов — единиц разных ярусов (слов, значащих частей

слов и т. д.) плюс система правил функционирования этих единиц, также в

основном единая для всех, пользующихся данным языком. Систему единиц

называют инвентарем языка; систему правил функционирования единиц, т. е.

правил порождения осмысленного высказывания (а тем самым и правил его

понимания),— грамматикой этого языка. Соотношение языка и речи и их

отдельных аспектов иллюстрирует рис. 1.

Наука вообще, как правило, идет от явления, от непосредственной данности

к сущности, к внутренним закономерностям и связям. Не составляет в этом

отношении исключения и наука о языке. Когда лингвист исследует живой язык,

ему даны не только тексты — устные или письменные, но и возможность

наблюдать речевые акты носителей данного языка. Кроме того, как подчеркнул

Л. В. Щерба, лингвист может в этом случае экспериментировать, т.е.

создавать сам слова, грамматические формы и целые тексты на исследуемом

языке и проверять приемлемость и понятность созданного, привлекая живых

носителей данного языка (в том числе и себя самого, если объектом изучения

является родной язык исследователя). Если же изучается мертвый язык, т. е.

такой, которым уже никто не пользуется (по крайней мере в качестве

основного средства общения), например латынь, древнегреческий,

старославянский и т. д., ученый располагает только письменными текстами,

более или менее ограниченными по объему (иногда даже только отдельными

словами или формами, так или иначе сохраненными в текстах других языков).

Ни наблюдения за актами общения, ни эксперимент здесь уже невозможны.

Что касается природных носителей живых языков, то у них владение языком

создается постепенно, начиная с раннего детства, и создается в принципе тем

же путем, каким идет и ученый лингвист: каждый человек познает свой родной

язык, «добывая» его из речи. Только процесс этого добывания носит в этом

случае не вполне осознанный характер, протекает в основном интуитивно,

особенно в детстве. Слушая речь окружающих, т. е. встречаясь с различными

высказываниями, произносимыми в той или иной ситуации, ребенок постепенно

научается связывать с повторяющимися элементами этих высказываний

определенные смыслы, т. е. начинает понимать и выделять эти элементы,

запоминает, а позже начинает и сам воспроизводить их в соответствующих

ситуациях. Шаг за шагом он усваивает и практически применяет правила

комбинирования этих элементов и так незаметно овладевает системой родного

языка. Известную роль играет и целенаправленное сообщение взрослыми ребенку

тех или иных элементов инвентаря (слов), а на более поздних этапах — и

правил грамматики. Но в основном знание родного языка все же добывается

индивидом из собственного речевого опыта; в процессе переработки данных

этого опыта из всей массы услышанного, а затем и прочитанного неуклонно и

постепенно отбирается, обобщается и складывается в систему все

повторяющееся, все более или менее устойчивое и все это тут же проверяется

на практике, «пускается в ход» в новых и новых высказываниях. Так «сырой»

речевой опыт индивида превращается в его «организованный» языковой опыт, и

в сознании человека вырабатывается почти автоматический механизм владения

родным языком и «контролер» этого механизма — так называемое языковое

чутье, или «языковая компетенция».

Язык и речь различаются так же, как правило грамматики и фразы, в которых

использовано это правило, или слово в словаре и бесчисленные случаи

употребления этого слова в разных текстах. Речь есть форма существования

языка. Язык функционирует и «непосредственно дан» в речи. Но в отвлечении

от речи, от речевых актов и текстов всякий язык есть абстрактная сущность.

Абстрактный характер языка можно ясно показать также на его отдельных

элементах. Возьмем, например, следующий текст, начало известного

стихотворения Пушкина:

Ворон к ворону летит, Ворон ворону кричит...

Сколько слов в этом отрывке? Можно ответить, что семь. Отвечая так, мы

говорим о «речевых словах» или отдельных «словоупотреблениях», о конкретных

экземплярах слов в тексте. Можно ответить, что пять (ворон, к, ворону,

летит, кричит). В этом случае мы уже перешли от речи к языку, так как

считаем два экземпляра формы ворон за одно слово и два экземпляра формы

ворону также за одно слово. Таким образом, мы уже отвлекаемся от конкретных

экземпляров и считаем некие абстрактные единицы — словоформы. Словоформа

представляет собой абстракцию «первой степени». Но мы можем пойти дальше, к

абстракции «второй степени» и сказать, что здесь всего четыре слова: в этом

случае мы уже считаем две словоформы ворон и ворону за одну единицу, т е.

говорим о слове ворон, отвлекаясь от его грамматических видоизменений —

отдельных словоформ. Слово, понимаемое в этом смысле, называют «лексемой».

Лексема, таким образом, есть слово как абстрактная единица в системе

данного языка.

РЕЧЬ

(речевая деятельность)

акты акты

говорения понимания

тексты (высказывания)

ЯЗЫК

(языковая система)

инвентарь + грамматика (система (система единиц) правил»

5. Взаимоотношение языка в мышления

Будучи орудием закрепления, передачи и хранения информации, язык тесно

связан с мышлением, со всей духовной деятельностью людей, направленной на

познание объективно существующего мира, на его отображение (моделирование)

в человеческом сознании. Вместе с тем, образуя теснейшее диалектическое

единство, язык и мышление не составляют, однако, тождества: они разные,

хотя и взаимосвязанные явления, их области пересекаются, но не совпадают

полностью.

Так же, как и общение, мышление может быть вербальным и невербальным.

Невербальное мышление осуществляется с помощью наглядно-чувственных

образов, возникающих в результате восприятия впечатлений действительности и

затем сохраняемых памятью и воссоздаваемых воображением. Так, невербальной

является мыслительная деятельность при решении творческих задач

технического характера (например, связанных с пространственной координацией

и движением частей механизма). Решение подобных задач обычно не протекает в

формах внутренней (и тем более внешней) речи. Это — особое «техническое»,

или «инженерное», мышление. Близко к этому мышление шахматиста. Особый тип

наглядно-образного мышления характерен для творчества живописца,

скульптора, композитора.

Вербальное мышление оперирует понятиями, закрепленными в словах,

суждениями, умозаключениями, анализирует и обобщает, строит гипотезы и

теории. Оно протекает в формах, установившихся в языке, т. е.

осуществляется в процессах внутренней или (при «размышлении вслух») внешней

речи. Можно сказать, что язык определенным образом организует знания

человека о мире, расчленяет и закрепляет эти знания и передает их

последующим поколениям. Понятийное мышление может опираться и на вторичные,

искусственные языки, на построенные человеком специальные системы общения.

Так, математик или физик оперирует понятиями, закрепленными в условных

символах, мыслит не словами, а формулами и с помощью формул добывает новое

знание.

Чрезвычайная сложность структуры человеческого мышления подтверждается и

современными данными о работе головного мозга человека. Принципиальная

особенность нашего мозга состоит в так называемой функциональной

асимметрии, т.е. в определенной специализации функций левого и правого

полушарий. У большинства людей в левом полушарии расположены зоны

порождения и восприятия речи, так называемые зоны Брока и Вернике, таким

образом, левое полушарие является «речевым», а тем самым, обычно, и

«доминантным» (т. е. «главенствующим»); точнее, оно ответственно за логико-

грамматическую расчлененность и связность нашей речи, за ее форму, а также,

по-видимому, и за абстрактную лексику, короче — за аналитическое,

абстрактное мышление. При афазиях (нарушениях речи), обусловленных травмами

левого полушария, речь теряет грамматическую правильность и плавность

(причем по-разному, в зависимости от того, какие участки коры поражены —

лобновисочные или задневисочные). В противоположность левому правое

полушарие теснее связано с наглядно-образным мышлением, со зрительными,

пространственными, звуковыми или иными образами, а специально в области

языка — с предметными значениями слов, особенно конкретных существительных.

Оно характеризуется нерасчлененным, но зато и более целостным восприятием

мира и является источником интуиции. При заболеваниях и травмах, поражающих

правое полушарие, грамматическая правильность высказы-' ваний может

сохраняться, но речь становится бессмысленной. Интересно, что в детском

возрасте асимметрия мозга еще не проведена полностью и в случае частичного

поражения того или иного участка коры головного мозга другие участки могут

взять на себя его функции. Вообще в норме оба полушария работают в

непрерывном контакте друг с другом, совместной работой обеспечивая все

поведение человека, его мышление и речь.

6. Язык и общество

Язык всегда — достояние коллектива. Организация совместной трудовой

деятельности, функционирование социальных институтов, развитие культуры

имеют своим непременным условием постоянное и активное речевое общение

членов коллектива. В громадном большинстве случаев коллектив людей,

говорящих на одном языке («языковая общность»), — это коллектив этнический

(нация, народность, племя). Языки некоторых этнических коллективов

используются и как средство межэтнического общения. Так, русский язык

является национальным языком русских и одновременно языком межнационального

общения ряда других наций и народностей. Русский язык является также одним

из мировых языков. Язык этнической общности, как правило, не является

абсолютно единым на всей территории своего распространения и во всех сферах

своего использования. В нем обнаруживаются определенные внутренние

различия: более или менее единый литературный язык обычно противостоит

заметно различающимся между собой местным диалектам, а также

профессиональным и другим разновидностям языка, отражающим внутреннее

членение данного языкового коллектива. Диалекты и групповые различия в

языке изучает диалектология, а всю совокупность вопросов, связанных с

воздействием общества на язык и с языковыми ситуациями, складывающимися в

обществе,— так называемая социолингвистика. Даже на сравнительно небольшой

территории диалекты порой заметно отличаются друг от друга. Такие более

дробные диалекты называют говорами. Они объединяются лингвистами-

диалектологами по тем или иным признакам в группы, называемые наречиями.

Так, например, северно-русское наречие характеризуется «оканьем», т. е.

|произношением звука «о» не только под ударением (оросить, водный), но и в

неударных слогах (бросать, вода, борода), а также «стяженными» формами в

спряжении настоящего времени (бываш, быват), совпадением тв. п. мн. ч. с

дат. п. (пойти за грибам, с рукам, с ногам), многими специфическими словами

(орать в смысле 'пахать') и т. д., причем каждая такая особенность имеет

свою географическую зону распространения, не вполне совпадающую с зоной

других диалектных особенностей. В результате диалектолог имеет дело не

столько с «границами диалектов», сколько с границами отдельных диалектных

явлений, так называемыми изоглоссами. Между «типичными севернорусскими» и

«типичными южнорусскими» говорами выделяется полоса переходных

(среднерусских) говоров, сближающихся одними чертами с севером, а другими,

в частности «аканьем» (произношением «брасать», «вада», «барада»),— с югом.

Литературный язык — вариант общенародного языка, понимаемый как

образцовый. Он функционирует в письменной форме (в книге, газете, в

официальных документах и т. д.) и в устной форме (в публичных выступлениях,

в театре и кино, в радио- и телепередачах). Для него типично наличие

сознательно применяемых правил, т. е. нормы, которой обучают в школе.

Письменная разновидность литературного языка наиболее строго

кодифицирована, устная тоже регламентируется, в частности орфоэпическими

нормами (нормами правильного произношения), отвергающими, например,

севернорусское «оканье». Наименее регламентирована существующая в русском и

в ряде других литературных языков обиходно-разговорная разновидность. Еще

дальше, собственно уже за пределами кодификации, лежит так называемое

просторечие. Оно содержит элементы, имеющие широкое территориальное

распространение, но не включаемые в литературную норму либо как «грубые»

(например, сквалыга, кумекать, оттяпать, выпендриваться, катись, ему до

лампочки), либо просто как оттесненные параллельными формами (так дожить

оттеснено литературным класть), а также новообразования, литературным

языком не принятые (захочем, выбора, пекёт).

Рассмотрим различия в языке, отражающие профессиональную дифференциацию

общества. Каждая отрасль производства и науки нуждается в громадном

количестве специальных слов и выражений, в богатой и разветвленной

терминологии (например, термины автомобильного дела: карбюратор, карданный

вал, задний мост, коробка передач, бампер, буксовать и т. д.). Кроме

официальных терминов в каждой отрасли производства есть еще неофициальные

обозначения тех или иных понятий, то, что называют профессиональным арго.

Так, в арго шоферов встречаем мигалку (официальное обозначение — «лампа

указателя поворота»), дворники («щетки стеклоочистителей») и т. д.

Близко к профессиональным и ремесленным арго стоят арго тех или иных

коллективов, объединенных общими интересами. Таковы специфические выражения

в речи охотников, рыболовов, шахматистов, школьников, студентов и т. д.

Стилистические различия в языке

Обслуживая общество в самых различных областях его жизни и деятельности

и как бы приноравливаясь к различным формам и случаям человеческого

общения, язык, естественно, обнаруживает еще один тип внутренних различий —

различия функционально-стилистические. Ср. нейтральные, вполне уместные и в

случаях официального общения слова отец и мать с неофициальными,

употребляемыми в семье и в кругу близких друзей словами папа и мама, или

поэтическое очи и нейтральное глаза, или разговорное картошка и книжное

картофель и т. д.

Имея в виду такого рода различия, говорят о языковых стилях, изучением

которых занимается стилистика. Каждый стиль, кроме, пожалуй, лишь

нейтрального, характеризуется прежде всего своими особыми, стилистически

окрашенными словами, выражениями, оборотами. Их «окрашенность» выступает

отчетливо на фоне слов нейтрального стиля. В известной мере для языковых

стилей типичны и грамматические особенности.

Так, в русском языке для высокого стиля характерны, в частности, такие

слова и выражения, как година (вместо нейтрального время), гордыня (вместо

гордость), отчизна, возмездие, чаяния, сокровенный, незыблемый, извечный,

предначертанный, обуять, осенить, краеугольный камень, с открытым забралом,

сжечь свои корабли и т. д., более частое, чем в других стилях,

использование устаревших церковнославянизмов (страждущий вместо страдающий,

разверстый вместо раскрытый и т. д.).

В научном и научно-популярном стилях используются в большом количестве

элементы специальной терминологии и такие слова и выражения, как являться

(тем-то, таким-то), представлять собой (то-то), подразделяться (на),

состоять (из того-то или в том-то), как правило, по определению, такой и

только такой, необходимое и достаточное условие и т. д. Некоторые из этих

выражений употребительны и в газетно-публицистическом стиле, но здесь к ним

присоединяются новые: поднять (или поставить) вопрос, взять обязательство,

в центре внимания, тревожный сигнал,

реагировать на критику и др.

Для официально-делового стиля характерны такие слова и выражения, как

проживать (вместо нейтрального жить), жилплощадь, место жительства,

наложить резолюцию, на повестке дня, в рабочем порядке, академическая

задолженность.

В области грамматики для рассмотренных стилей более или менее типичны

широкое использование сложных предложений, обилие причастных и

деепричастных оборотов, сравнительно частое появление страдательной

конструкции, замена глаголов отглагольными существительными.

Противоположными признаками характеризуется разговорный стиль, и особенно

его бытовая разновидность. Разговорными являются, например, такие слова и

выражения, как белиберда, околесица, проныра, пустомеля, хлипкий,

горланить, ляпнуть, удосужиться, втирать очки, без году неделя, качать

права; такие варианты слов, как печка, надо (нейтральные — печь, нужно). В

грубом сниженном стиле к этим словам присоединяются элементы просторечия и

арго ). Особо выделяется так называемый сленг — стиль, характеризуемый

сознательным, нарочитым отказом от принятых норм, ироническим

переименованием некоторых понятий (предки вместо родители, приварок в

значении 'незаконный приработок', жестянка — о легковой машине),

демонстративной грубостью (эабалдеть, балдёж) и цинизмом.

В области грамматики для разговорного стиля типичны более короткие (часто

— так называемые неполные) предложения, формируемые «на ходу», прерываемые

разного рода вставками, часто недосказанные или обнаруживающие некоторую

рыхлость грамматической структуры. Отмечается также широкое употребление

уменьшительных, уничижительных или иных суффиксов эмоциональной оценки

(ср.домишко, домина, домище).

Особое место занимают поэтический и народно-поэтический стили.

Поэтический стиль отчасти смыкается с высоким (торжественным), но содержит

и менее «патетические» слова и обороты (тишь, синь, даль, лучистый,

пламенеть, озарить, реять), а также включает в том или ином количестве и

разговорные элементы, порой даже бытовые и сниженные, придающие речи

естественность и простоту или вносящие ироническую нотку. Современная

поэзия зачастую нарочито сталкивает элементы разных языковых стилей или

стремится почти полностью отказаться от использования «поэтических» слов,

которые в той или иной мере воспринимаются как «избитые» и «затасканные».

Напротив, весьма устойчив и традиционен состав стиля народно-поэтического:

добрый молодец, красна девица, белы рученьки, тоска-кручина, горе-

горемычное, палаты белокаменны, леса дремучие, мать — сыра земля, буйная

головушка, пригорюниться и т. п.

Специально в области произношения следует также выделить известные

различия стилистического порядка, и прежде всего два главных стиля

произношения — так называемые полный и разговорный. Полный стиль

используется в публичной речи (лекции, доклад, выступление по телевидению и

т. д.) и вообще в официальной обстановке, также нередко при телефонных

переговорах; он характеризуется более тщательным и четким выговариванием в

сех элементов слова. Разговорный стиль встречается чаще всего в

непринужденной беседе, когда многое «скрадывается», «проглатывается», так

как речь и без того понятна собеседнику. В рамках этого стиля возникли

разговорные варианты здрасте! и даже драсть! вместо здравствуйте, обращения

вроде пап! Петь! с отпаданием конечного гласного, разговорные варианты имен

и отчеств: Иван Александрович превратилось в Иван Александрыч и даже Ван

Санч, Мария Павловна — в Марь Пална.

Стилистическое богатство и разнообразие языка — свидетельство сложности и

богатства духовной жизни народа.

7. Понятие знака. Искусственные знаковые системы

Обмен информацией в человеческом обществе строится следующим образом:

адресату сообщения предъявляются вовсе не предметы, о которых идет речь, не

те или иные «реальности», служащие темой сообщения, а некие заместители

этих реальностей, представители их, вызывающие в сознании образ,

представление или понятие об этих реальностях, в частности, и тогда, когда

самих этих реальностей поблизости нет. Адресату сообщения предъявляется не

А, о котором идет речь, а некое В, являющееся «представителем» этого А для

сознания адресата. Вот это В, замещающее и представляющее А, мы и называем

знаком. «Знаковая ситуация» наличествует всякий раз, когда «что-то стоит

вместо чего-то другого».

Знак же в собственном смысле имеет место лишь тогда, когда что-то (некое

В) преднамеренно ставится кем-то вместо чего-то другого (вместо А) с целью

информировать кого-то об этом А.

Язык не составляет исключения из общего правила. Он тоже знаковая

система. Но он — самая сложная из всех знаковых систем.

Примерами относительно простых систем могут служить железнодорожный

семафор, светофоры разных типов, дорожные знаки, информирующие водителей о

тех или иных особенностях предстоящего отрезка пути либо предписывающие

или запрещающие выполнение каких-то действий. Рассматривая эти и некоторые

другие подобные системы, мы можем сделать следующие наблюдения:

1. Все знаки обладают материальной, чувственно воспринимаемой «формой»,

которую иногда называют «означающим», а мы будем называть «экспонентом

знака». В наших примерах экспоненты (поднятое или опущенное крыло семафора,

красный, зеленый или желтый огонь светофора, то или иное изображение на

куске жести) доступны зрительному восприятию. В других случаях экспонент

воспринимается слухом (например, в телефоне — непрерывный гудок низкого

тона, частые гудки высокого тона и т. п.), осязанием (буквы шрифта для

слепых), в принципе возможны системы, использующие обонятельные и вкусовые

экспоненты. Существенно только то, чтобы экспонент был так или иначе

доступен восприятию человека (либо «восприятию» заменяющего его автомата),

т. е. чтобы экспонент был материальным.

2. Материальный, чувственно воспринимаемый объект (или материальное

«событие» — например, гудок в телефонной трубке) только в том случае

является экспонентом какого-то знака, если с этим объектом (или событием)

связывается в сознании общающихся та или иная идея, то или иное

«означаемое», или, как мы будем говорить, содержание знака

3. Очень важным свойством знака является его противопоставленность

другому или другим знакам в рамках данной системы. Противопоставленность

предполагает чувственную различимость экспонентов (например, поднятое крыло

— опущенное крыло семафора) и противоположность или, во всяком случае,

различность содержания знаков (в нашем примере: 'путь открыт' — 'путь

закрыт'). Из факта противопоставленности знаков вытекает, что не все

материальные свойства экспонентов оказываются одинаково важными для

осуществления их знаковой функции: в первую очередь важны именно те

свойства, по которым эти экспоненты отличаются друг от друга, их

«дифференциальные признаки». Некоторые же свойства оказываются и вовсе

несущественными. Так, неважно, будет ли зеленое стекло в светофоре иметь

оттенок, чуть более близкий к голубому или к желтому (но важно, чтобы оно

достаточно отличалось от желтого стекла), будут ли зеленое, желтое и

красное стекла расположены вертикально, одно над другим, или,

|Как в некоторых светофорах, горизонтально и т. д. Противопоставленность

знаков ярко проявляется в случае так называемого нулевого экспонента, когда

материальное, чувственно воспринимаемое отсутствие чего-либо (объекта,

события) служит экспонентом знака, поскольку это отсутствие

противопоставлено наличию какого-то объекта или события в качестве

экспонента другого знака. Так, включение левой или правой «мигалки»

является знаком поворота автомобиля соответственно налево или направо, а

невключение «мигалки» есть нулевой экспонент, передающий содержание 'еду

прямо'.

4. Установленная для каждого данного знака связь между его экспонентом и

содержанием является условной, основанной на сознательной договоренности.

Она может быть чисто условной: например, связь между зеленым цветом и идеей

'путь свободен'. В других случаях связь между экспонентом и содержанием

может быть в большей или меньшей степени мотивированной, внутренне

обоснованной, в частности, если экспонент имеет черты сходства с

обозначаемым предметом или явлением. Элементы такой изобразительной,

наглядной мотивированности находим в некоторых дорожных знаках (например,

изображение бегущих детей, зигзага дороги, поворота и т. д.).

5. Что касается содержания знака, то его связь с обозначаемой знаком

действительностью носит принципиально иной характер. Содержание знака есть

отражение в сознании людей, использующих этот знак, предметов, явлений,

ситуаций действительности, причем отражение обобщенное и схематичное. Так,

знак извилистой дороги (изображение зигзага) в каждом конкретном случае

своего использования указывает на реальные извилины данной конкретной

дороги, вообще же (потенциально) относится к любой извилистой дороге, к

классу извилистых дорог, обозначает самый факт извилистости дороги как

общую идею, в отвлечении от частного и конкретного. Этим содержанием знак

обладает также и тогда, когда никакой извилистой дороги поблизости нет

(например, в учебной таблице дорожных знаков).

8. Язык как знаковая система. Отношения между языковыми знаками.

Будучи средством общения, язык с необходимостью представляет собой

систему знаков и правил оперирования этими знаками. Выделение единиц языка

связано с членением речевого высказывания, с членением текста и самого

потока речи. Как же протекает такое членение?

Отдельное высказывание составляет основную единицу речевого общения. Как

в любых случаях общения, в высказывании различают две стороны: 1) «план

выражения» и 2) «план содержания». План выражения — это звуковая,

материальная сторона высказывания, воспринимаемая слухом (а при письменной

передаче высказывания

— материальная последовательность начертаний, воспринимаемая зрением). План

содержания — это выраженная в высказывании мысль, содержащаяся в нем

информация, те или иные сопровождающие эту информацию эмоциональные

моменты. План выражения и план содержания изучаются в языковедении в тесной

связи друг с другом.

Высказывание членится на предложения, следующие друг за другом, либо

состоит из одного предложения.

Предложение, в свою очередь, членится дальше на какие-то значащие части.

Наиболее привычными для нас значащими элементами в составе предложения

являются слова. Но слово даже в пределах одного, а тем более при сравнении

между собой разных языков оказывается единицей очень неопределенной как с

точки зрения своей структуры и своих формальных признаков, так и с точки

зрения своего смыслового содержания. В частности, есть слова

«знаменательные» («полно-значные»), называющие те или иные явления реальной

действительности (предметы, процессы, свойства предметов и т. д.) или их

отражения в сознании людей, и слова служебные (как иногда говорят,

«формальные») — предлоги, союзы, артикли, вспомогательные глаголы и т. д.,

выражающие смысловые и/или грамматические связи и отношения. Более

элементарной единицей, минимальной значащей единицей, четко характеризуемой

уже самим этим признаком минимальности, неразложимости на более мелкие

значащие части является в речи, в тексте так называемый морф, а в системе

языка — соответственно морфема (от др.-греч. morphe 'форма'). Морфы и

морфемы — это, в частности, известные каждому из школы значащие части

слова, такие, как корень, приставка, суффикс, окончание.

Различие между морфом и морфемой такое же, как между экземпляром слова в

тексте и словом-лексемой. Морфом и соответственно морфемой является и

отдельное слово, если оно не членится на значащие части.

В русском и в большинстве других языков отрезок речевого потока,

соответствующий одному морфу, может члениться дальше на отдельные звуки,

или фоны. Например, отрезок рук-, соответствующий корню слова рука,

членится на три фона —р, у и к. Однако значение корня рук- не разлагается,

конечно, на какие-либо элементы, которые можно было бы соотнести с каждым

из этих трех фонов. Фонам, выделяемым в потоке речи, в системе языка

соответствуют фонемы. Фоны — конкретные экземпляры фонем. Так, в

произнесенном кем-либо слове мама —• четыре фона, но только две фонемы (м и

а), представленные каждая в двух экземплярах.

Языковыми знаками можно считать, конечно, только значащие, двусторонние

единицы (обладают двумя планами – планом выражения и планом содержания), и

прежде всего слово (лексему) и морфему. Значение, выражаемое словом или

морфемой, есть содержание соответствующего знака. Материальным экспонентом

знака является звучание (вообще, план выражения) слова или морфемы. В

частном случае экспонент может быть нулевым: например, отсутствие окончания

в форме ворон есть показатель значения именительного падежа единственного

числа (ср. другие формы того же слова—ворона, ворону, вороном, вороны,

снабженные положительными, т. е. ненулевыми, окончаниями). Высшая языковая

единица — предложение — чаще всего есть некая комбинация языковых знаков,

создаваемая по определенной модели в процессе порождения высказывания.

Фонемы, будучи единицами односторонними, не являются знаками, но служат

«строительным материалом» для знаков, точнее — для экспонентов знаков.

Между языковыми единицами одного уровня (словом и словом, морфемой и

морфемой, фонемой и фонемой) существуют отношения двух видов —

парадигматические и синтагматические.

1. Парадигматические отношения — это отношения взаимной

противопоставленности в системе языка между единицами одного уровня, так

или иначе связанными по смыслу. На этих отношениях основываются

парадигматические ряды (парадигмы) типа ворон—ворона—ворону и т.д.

(грамматическая падежная парадигма, в которой противопоставлены друг другу

морфемы — окончания разных падежей); кричу — кричишь — кричит

(грамматическая личная парадигма, друг другу противопоставляются личные

окончания); ворон — сокол — ястреб — коршун, и т. д. (лексическая

парадигма, друг другу противопоставлены слова, обозначающие хищных птиц).

2. Синтагматические отношения — это отношения, в которые вступают единицы

одного уровня, соединяясь друг с другом в процессе речи или в составе

единиц более высокого уровня. Имеется в виду, во-первых, самый факт

сочетаемости (ворон соединяется с формой кричит, но не с формами кричу и

кричишь, с прилагательным старый, но не с наречием старо; сочетаясь с

летит, кричит и многими другими глаголами, нормально не сочетается с поет

или кудахчет;

мягкие согласные в русском языке соединяются с последующим и, но не с

последующим ы). Во-вторых, имеются в виду смысловые отношения между

единицами, совместно присутствующими в речевой цепи (например, в старый

ворон слою старый служит определением к ворон)., воздействие единиц друг на

друга (звук «ч» в кричу выступает в огубленном варианте перед последующим

«у») и т. д.

9. Сходства и различия между языком в искусственными знаковыми системами

Знаки - такие значащие единицы языка, как слова и морфемы. Посмотрим

подробнее, что же у них общего со знаками искусственных знаковых систем.

1. Экспоненты морфем и слов, как и экспоненты дорожных и иных знаков,

материальны: в процессе речи морфемы и слова воплощаются в звуковой

материи, в звучании (а при письменной фиксации — в материальном

начертании).

2. Все морфемы и слова обладают, как и неязыковые знаки, тем или иным

содержанием: в сознании людей, знающих язык, они связываются с

соответствующими предметами и явлениями, вызывают мысль об этих предметах и

явлениях и, таким образом, несут определенную информацию (обычно частицу

общей информации, заключенной в высказывании).

3. Подобно неязыковым знакам, морфемы языка и его слова участвуют в

разнообразных противопоставлениях. Именно в силу противопоставления, как и

в искусственных знаковых системах, возможны случаи нулевого экспонента, а у

положительных экспонентов не все материальные свойства являются

существенными: будет ли слово ворон произнесено басом или дискантом, с

«обычным» или с картавым р, это не отразится на его понимании.

4. Как и в искусственных системах, связь между экспонентом и содержанием

языкового знака может быть либо чисто условной, либо в какой-то степени

мотивированной. Но в языковых знаках изобразительная мотивированность

экспонента встречается относительно редко, главным образом в

звукоподражательных словах (кукушка, мяукать и т. п.), точнее—в их корневых

морфемах (куку-.мяу-). Большинство же знаков языка характеризуется чисто

традиционной связью между экспонентом и содержанием.

5. Мы видели, что содержание знаков искусственных систем есть отражение в

сознании человека предметов, явлений, ситуаций действительности и что знаки

эти служат средством обобщения и абстракции. Это в еще большей мере

относится к знакам языка, фиксирующим результаты абстрагирующей работы

человеческого мышления. Только так называемые имена собственные (Нева,

Эльбрус, Саратов, Софокл) обозначают (и, следовательно, отражают в своем

содержании) индиви-1уальные предметы (определенную реку, определенную гору

и т. д.). Все остальные языковые знаки обозначают классы предметов и

явлений, и содержание этих знаков представляет собой обобщенное отра-«ение

действительности.

Итак, знаки языка во многом сходны со знаками других знаковых систем,

искусственно созданных людьми. Сходство это таково, что

язык, без сомнения, нужно считать системой знаков и правил их

функционирования. Вместе с тем язык — знаковая система особого рода,

заметно отличающаяся от искусственных систем.

Прежде всего язык — универсальная знаковая система. Он обслуживает

человека во всех сферах его жизни и деятельности и потому должен быть

способен выразить любое новое содержание, которое понадобится выразить.

Искусственные системы не таковы. Все они — специальные системы с узкими

задачами, обслуживающие человека лишь в определенных сферах, в определенных

типах ситуаций. Все типы ситуаций, для которых созданы эти искусственные

системы, в принципе предусмотрены заранее при создании системы.

Следовательно, количество содержаний, передаваемых знаками такой системы,

точно ограничено, конечно. Если возникает потребность выразить какое-то

новое содержание, требуется специальное соглашение, вводящее в систему

новый знак, т. е. изменяющее саму систему. Знаки в искусственных системах

либо вовсе не комбинируются между собой в составе одного «сообщения»

(например, не сочетаются поднятое и опущенное плечо семафора), либо же

комбинируются в строго ограниченных рамках, и эти комбинации обычно точно

фиксируются в виде стандартных сложных знаков (ср. запрещающие дорожные

знаки, в которых круглая форма и красная кайма обозначают запрет, а

изображение внутри круга указывает, что именно запрещается). Напротив,

количество содержаний, передаваемых средствами языка, в принципе

безгранично. Эта безграничность создается, во-первых, очень широкой

способностью к взаимному комбинированию и, во-вторых, безграничной

способностью языковых знаков получать по мере надобности новые значения, не

обязательно утрачивая при этом старые. Отсюда — широко распространенная

многозначность языковых знаков: петух— птица и петух — 'запальчивый

человек, забияка' .

Далее, язык — система, по своей внутренней структуре значительно более

сложная, чем рассмотренные искусственные системы. Сложность проявляется

здесь уже в том, что целостное сообщение лишь в редких случаях передается

одним целостным языковым знаком вроде приведенного выше Стоп! Такая

передача одним знаком возможна лишь для некоторых сообщений. Обычно же

сообщение, высказывание есть некая комбинация большего или меньшего числа

знаков. Это комбинация свободная, создаваемая говорящим в момент •речи,

комбинация, не существующая заранее, не стандартная (хотя и строящаяся по

определенным «образцам» — моделям предложений). Языковой знак, как правило,

есть, следовательно, не целое высказывание, а лишь компонент высказывания;

как правило, он дает не целостную информацию, соответствующую определенной

ситуации, а лишь частичную информацию, соответствующую отдельным элементам

ситуации, на которые этот знак указывает, которые он выделяет, называет и

т. д. При этом знак, в свою очередь, может быть простым, элементарным (т.

е. морфемой) или сложным (многоморфемным словом, так называемым устойчивым

сочетанием слов вроде белый гриб). Некоторые языковые знаки являются

«пустыми», т. е. не обозначают никаких «внеязыковых реальностей». Эти знаки

выполняют чисто служебные функции. Так, окончания прилагательных в русском

языке обычно функционируют лишь как показатели синтаксической связи

(согласования) данного прилагательного с определяемым существительным

(новый журнал — новая газета — новое письмо); немецкая приинфинитивная

частица ги есть, собственно, лишь показатель зависимости инфинитива от

другого слова в предложении и т. д. Сложность структуры языка проявляется,

далее, в том, что в языке есть не только ярус, лежащий «выше» знакового —

ярус предложений и свободных (переменных) словосочетаний вроде белая

простыня, но также и ярус, лежащий «ниже» знакового, ярус «незнаков», или

«фигур», из которых строятся (и с помощью которых различаются) экспоненты

знаков.

10. Фонетика. Акустический и биологический аспекты в изучении звуков

языка.

Фонетика (от др.-греч. phone 'звук, голос') — наука о «звуковом

материале» языка, об использовании этого материала в значащих единицах

языка и речи, об исторических изменениях в этом материале и в приемах его

использования. Звуки и другие звуковые единицы (например, слоги), а также

такие звуковые явления, как ударение и интонация, изучаются фонетикой с

нескольких разных точек зрения: 1) с точки зрения их физических

(акустических) признаков; 2) с точки зрения работы, производимой человеком

при их произнесении и слуховом восприятии, т. е. в биологическом аспекте;

3) и самое главное — с точки зрения их использования в языке, их роли в

обеспечении функционирования языка как средства общения.

Последний, третий аспект исследования звуковой материи языка, который

можно назвать функциональным, выделился в современном языковедении в особую

область — фонологию.

Фонетика имеет большое практическое значение. Без нее были бы невозможны

правильная методика обучения письму и чтению, постановка произношения при

изучении неродного языка, создание рациональной системы письма для

бесписьменных языков и усовершенствование существующих систем письма,

успешное лечение дефектов речи и т. д.

При изложении различных вопросов фонетики приходится во многих случаях

пользоваться специальными видами письма — той или иной научной

транскрипцией. Это связано с тем, что в обычном письме между буквой и

звуком часто нет однозначного соответствия. Например, в русском письме один

и тот же звук нередко ' записывается разными буквами (скажем, буквой в в

слове плечевой и буквой г в слове чего), и наоборот, одна и та же буква

читается как разные звуки (скажем, буква г в словах игра, чего, легкий,

снег).

АКУСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ В ИЗУЧЕНИИ ЗВУКОВ ЯЗЫКА

Каждый звук, произносимый нами в речи, как и всякий звук вообще, есть

физическое явление — колебательное движение, передаваемое через упругую

среду (через воздух) и воспринимаемое человеческим слухом. Это

колебательное движение характеризуется определенными физическими

(акустическими) свойствами, рассмотрение которых и составляет физический,

или акустический, аспект в изучении звуков языка и речи.

Колебания, воспринимаемые слухом, могут быть равномерными,

периодическими, и тогда соответствующий звук называют музыкальным тоном или

просто тоном (таков, например, звук струны скрипки). Если же, напротив,

колебание является неравномерным, непериодическим, мы имеем дело с шумом

(таков, например, звук удара молотком). В языковых звуках используются и в

той или иной пропорции сочетаются элементы тона и шума, причем тоны

возникают в результате колебания голосовых связок в гортани, а также

ответных (резонаторных) колебаний воздуха в надгортанных полостях, тогда

как шумы — главным образом в результате преодоления воздушной струёй

разного рода преград в речевом канале. Гласные — это в основном тоны,

глухие согласные (например, [k], [t], [f]) — это шумы, а среди других

согласных в так называемых сонантах ([r], [l], [n], [m] и др.) тон

преобладает над шумом, тогда как в звонких шумных ([g], [d] и т. д.),

напротив, шум преобладает над тоном.

Звуки характеризуются высотой, зависящей от частоты колебаний (чем больше

колебательных движений в единицу времени, тем выше звук), и силой

(интенсивностью), зависящей от амплитуды (размаха) колебания. Они обладают

также большей или меньшей длительностью (долготой). Но, бесспорно, наиболее

важным для языка различием звуков является различие их тембра, т. е. их

специфической окраски. Именно тембр отличает [i] от [а] и от [о], [1] от

[n] и от [d] и т. д.

Специфический тембр каждого звука создается главным образом резонансными

характеристиками, иначе — дополнительными тонами, которые наслаиваются на

основной тон (возникающий в результате колебания голосовых связок), а также

на шумы. Явление резонанса состоит в том, что колебания звучащего тела

вызывают ответные колебания другого тела или воздуха, находящегося в полом

сосуде, в замкнутом пространстве и т. д. (ср. явление эха, наблюдаемое в

горах, на лесных полянах и т. д., но не на ровном поле). При образовании

звуков речи роль резонатора выполняют полости рта, носа и глотки, причем

благодаря разнообразным движениям органов речи (языка, губ, нёбной

занавески и т. д.) форма и объем резонатора, а отчасти и степень упругости

его стенок меняются, что и ведет к появлению то одних, то других (разных по

высоте и интенсивности) резонаторных тонов. Этим, собственно, и создается

качественное разнообразие звуков нашей речи.

БИОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ В ИЗУЧЕНИИ ЗВУКОВ ЯЗЫКА

Каждый звук, произносимый нами в речи, есть не только физическое явление,

но также и результат определенной работы человеческого организма, а кроме

того, и объект слухового восприятия, тоже связанного с определенными

процессами, происходящими в организме. Рассмотрение звуков языка и речи с

точки зрения процессов, происходящих в организме при произнесении этих

звуков и при их восприятии, составляет содержание биологического аспекта в

изучении звуков. Биологический аспект подразделяется на произносительный и

перцептивный.

Подробнее остановимся на произносительном аспекте.

Для того чтобы человек произнес тот или иной речевой звук, необходимо

следующее: а) определенный импульс, посылаемый из головного мозга, точнее,

из так называемого моторного центра речи — из зоны Брока, находящейся в 3-й

лобной извилине левого полушария; б) передача этого импульса по нервам к

органам, непосредственно выполняющим данную «команду»; в) в громадном

большинстве случаев — сложная работа дыхательного аппарата (легких, бронхов

и трахеи), а также диафрагмы и всей грудной клетки, так как без воздушной

струи, создаваемой дыханием, нормально не могут быть образованы звуки речи;

г) сложная работа тех органов, которые принято называть произносительными

органами в узком смысле слова, т. е. голосовых связок, языка, губ, нёбной

занавески, стенок глотки и определенные движения нижней челюсти,

обеспечивающие нужный угол раствора полости рта. Совокупность работ

дыхательного аппарата и движений произносительных органов, необходимая для

произнесения соответствующего звука, называется артикуляцией этого звука.

Рассмотрим вкратце функции произносительных органов. Эти органы делят на

активные и пассивные: активные выполняют те или иные движения, необходимые

для произнесения звука; пассивные служат лишь «точкой опоры» для активного

органа. Важнейшими активными органами являются голосовые связки, язык, губы

и нёбная занавеска.

1.Голосовые связки, натягиваясь благодаря движению мускулов и хрящей

гортани наподобие струн музыкального инструмента, приходят при прохождении

воздуха через голосовую щель в колебательное движение, создающее

музыкальный тон. Этот тон и называется голосом. Голос используется, как

правило, при образовании гласных, сонантов ([I], [r], [m], [n] и др.) и

звонких шумных согласных ([g], Id], 1b] и т. д.). Звуки, произносимые без

участия голоса, называются глухими (например, глухие согласные |k], [t],

[s]). При сужении голосовой щели и при ее полном смыкании с последующим

разрывом смычки возникают шумы, составляющие в некоторых языках особые

гортанные согласные или же используемые как дополнительный признак при

образовании других звуков — гласных и согласных. Примером гортанных

согласных может служить так называемый нем. «Knacklaut» («сильный приступ»

гласного, находящегося в начале слова). При особом способе открытия

голосовой щели возникает шепот.

2. Надгортанные полости, т. е. полость глотки, полость рта и полость

носа, выполняют функцию подвижного резонатора, создающего резонаторные

тоны. Кроме того, при образовании всех согласных (кроме гортанных) в разных

точках полости рта (или глотки) или на выходе из полости рта возникает то

или иное препятствие на пути воздушной струи. Это препятствие может носить

разный характер:

при плотном соприкосновении произносительных органов образуется смычка, а

при достаточном сближении их друг с другом — щель. Когда мы произносим

такие согласные, как [b] в баба или [t] в там, воздушная струя с коротким

шумом выталкивается в момент взрыва смычки. При произнесении [v], [f], [s]

и т. д. воздух с шумом трения проходит через узкую щель. В некоторых

случаях возникающая преграда не преодолевается воздушной струёй, а

обходится «кружным путем» (например, при произнесении [m] — через нос).

3. Наиболее активную роль при артикуляции большинства звуков играет язык

— очень подвижный орган, способный принимать различные положения. Он может

оттягиваться назад, сжимаясь в комок и освобождая большее резонаторное

пространство в передней части полости рта (при произнесении гласных заднего

ряда, например [о], [u]), или, напротив, подаваться всей массой вперед,

расширяя резонаторное пространство позади (при образовании гласных

переднего ряда, например [е],[i]). При движении распластанного языка вверх

произносятся гласные смешанного ряда, например [ы]. Разной оказывается

также степень подъема языка. Наименьшая степень подъема и, следовательно,

максимально широкий проход для воздуха наблюдаются при [а], наибольшая

степень подъема и соответственно наиболее узкий проход—при [u], [ы], [i].

Кроме создания преграды язык при произнесении согласных выполняет

движения, меняющие форму и объем резонатора. Так, при образовании русских

«мягких» согласных средняя часть спинки языка поднимается к твердому нёбу,

придавая согласному специфическую «окраску на i». Эту особенность

артикуляции называют палатализацией (от лат. palatum 'твердое нёбо'), а

соответствующие согласные — палатализованными. При образовании русского

твердого [1] имеет место веляризация (от лат. velum 'мягкое нёбо') —

подъем задней части языка в направлении к мягкому нёбу.

4. Важным активным органом являются губы, особенно нижняя губа.

Выпячиваясь вперед и округляясь, губы удлиняют общий объем резонаторной

полости, меняют ее форму. Это создает особую окраску так называемых

сгубленных (лабиализованных) звуков, например гласных [о], [u], [у] (в нем.

тйае 'усталый', фр. rue 'улица') и некоторых других. При произнесении

губных согласных губы создают препятствие на пути воздушной струи. Так

образуются, во-первых, губно-губные (билабиальные) согласные — смычные,

например [р], [Ь], и щелевые, в частности [w], например в англ. wall

'стена'; во-вторых — губно-зубные (лабиоден-тальные), в частности щелевые

[v], [f] (щель между нижней губой и пассивным органом — нижним краем

верхних зубов).

5. Нёбная занавеска может принимать поднятое положение, закрывая проход в

полость носа (так обстоит дело при артикуляции всех неносовых звуков,

приводившихся в качестве примеров в пп. 3 и 4), либо, напротив, опускаться,

открывая проход в носовую полость и таким образом подключая носовой

резонатор. В этом последнем случае образуются носовые согласные, например

[m] (как бы [b] + носовой резонанс), [n] (как бы [d] + носовой резонанс) и

др..

6. Активными органами в полости рта являются при произнесении некоторых

звуков также язычок, например при произнесении язычкового (увулярного), или

«картавого», дрожащего согласного (в транскрипции [R]), а в некоторых

языках задняя стенка глотки—при произнесении глоточных (фарингальных)

согласных, например глухого щелевого [h] в англ. house 'дом' или нем. Haus

'дом' и звонкого щелевого в укр. гора, 'гора'.

Учитывая работу произносительных органов, необходимую Для образования

каждого звука, мы получаем анатомо-физиологическую (или артикуляционную)

классификацию звуков.

1. Первое и главное членение в этой классификации — членение на гласные и

согласные. Гласные могут быть охарактеризованы как звуки —

«ртораскрыватели», звуки, при артикуляции которых речевой канал в

надгортанных полостях свободен, открыт и ток воздуха не встречает

препятствий. У гласных нет определенного «фокуса»—места образования; для

них типична общая, «разлитая» напряженность мускулов всего

произносительного аппарата и относительно слабая воздушная струя.

Согласные, напротив, могут быть названы «ртосмыкателями», при их

произнесении обязательно возникает та или иная преграда на пути воздушной

струи (обычно в надгортанных полостях, а в случае гортанных согласных — в

гортани). Соответственно у них есть определенный «фокус» — место

образования. Для согласных типично сосредоточенное мускульное напряжение в

месте образования преграды и более сильная воздушная струя. Гласные

нормально образуются с голосом, но встречаются и глухие гласные (так может

произноситься второй гласный в русск. топот)', вместе с тем, как сказано

выше, голос участвует и в образовании многих согласных.

2. Гласные классифицируются прежде всего по работе языка. Учитывается ряд

(передние, задние и смешанные, а также и более дробные подразделения —

«передние отодвинутые назад», «задние продвинутые вперед» и т. д.) и

степень подъема языка (открытые, или «широкие», и закрытые, или «узкие»,

гласные). Вторым существенным моментом является работа губ: различают

сгубленные и неогубленные гласные (в некоторых случаях и разные степени

огубленности). В ряде языков гласные приходится классифицировать также по

работе нёбной занавески (неносовые и носовые), по долготе (долгие и

краткие) и т. д.

3. Классификация согласных сложнее. Прежде всего по типичному соотношению

шума и голоса в образовании согласного нужно учитывать деление на сонанты

(голос преобладает над шумом) и шумные и, далее, деление шумных на звонкие

(произносимые с участием голоса), например русские или французские [b],

[d], [g], [z], и глухие (произносимые вовсе без голоса), например [р], [t],

[k], [s].

Группа сонантов может рассматриваться как в некотором роде промежуточная

между гласными и шумными согласными. При произнесении сонантов преграда

имеет место, но либо она является более слабой, чем у шумных согласных,

либо воздушная струя не преодолевает, а обходит эту преграду.

4. Второе деление согласных, перекрещивающееся с первым,— это деление по

способу образования шума, т.е. по характеру преграды, на уже встречавшиеся

нам выше группы смычных, щелевых и дрожащих. Среди смычных, в свою очередь,

выделяются взрывные, у которых смычка заканчивается взрывом (например, [р],

[t], [k], [b], [d], [g] в положении перед гласным), и аффрикаты , у которых

смычка без взрыва переходит в щель. Примеры аффрикат: [с] в царь, [с] в чай

(глухие переднеязычные аффрикаты), [рф] в нем. Apfel 'яблоко' (глухая

губная аффриката). Особый случай представляют так называемые имплозивные,

т. е. такие смычные, при произнесении которых нет ни взрыва, ни перехода в

щель и которые, таким образом, заканчиваются смычкой. Смычные согласные

[m], [n], [р], [t] и др. в положении перед другими смычными (а нередко и на

конце слова перед паузой) обычно реализуются как имплозивные.

5. Третье деление согласных, также перекрещивающееся с первыми двумя,—

это деление по активному артикулирующему органу. Здесь выделяются, как мы

видели, губные, переднеязычные, среднеязычные, заднеязычные, увулярные,

фарингаль-ные и гортанные. Более дробное подразделение, в частности, в

группе губных учитывает активность обеих губ или только нижней, а в группе

переднеязычных — активность и способ работы отдельных участков передней

части языка. Кроме того, при дальнейшем подразделении принимается во

внимание также пассивный орган, что отражается в таких терминах, как «губно-

зубные».

6. Наконец, для многих языков важны и некоторые другие признаки

согласных: их палатализация (например, в русском языке), веляризация,

лабиализация и т. д.

Там, где артикуляция согласного влияет на артикуляцию согласного же или

артикуляция гласного — на артикуляцию гласного, причем влияние это

направлено в сторону сближения артикуляций, говорят об ассимиляции, или

уподоблении . Ассимиляция тоже может быть либо предвосхищающей, либо

инерционной.

Классическими примерами предвосхищающей ассимиляции согласных может

служить в русском языке замена звонких согласных глухими в положении перед

глухими и, напротив, глухих согласных звонкими в положении перед звонкими.

Ср. лодочка — но лодка, где произносится глухое [t] перед [k], или к

реке—но /с домам, где имеем звонкое [g] перед [d]. В примере к домам

происходит предвосхищение вибрации голосовых связок; в примере лодка —

предвосхищение их разомкнутого состояния. В некоторых русских говорах

наблюдается инерционная ассимиляция согласных по мягкости — инерция

поднятого положения средней части спинки языка в момент произнесения

последующего согласного, например Ванькя с мягким [k'l. В английском языке

в окончании множественного числа имен существительных звучит [z], в

частности после гласного, например в shoes [su:z] 'туфли', и после сонанта,

например balls [ba:lz] 'мячи', но только [s] непосредственно после глухого

согласного, например в cats [Pacts] 'кошки'. В этом последнем случае

наблюдаем инерционную ассимиляцию по глухости — инерцию неучастия голосовых

связок. Ассимиляцию гласных можно отметить в севернорусских диалектных

формах вроде бываат вместо бывает (с предварительной утратой звука [j]

между гласными).

Редукция – ослабление гласных в безударных слогах и оглушение согласных

на конце слова перед паузой.

Яркие примеры редукции гласных дает русский язык. Гласный, обозначаемый

на письме буквой а, звучит далеко не одинаково в мал, малыш и малыши. В

истории немецкого языка редукция проявилась в том, что существовавшие в

основном до XI в. качественно разные гласные безударных слогов совпали

затем (в окончаниях) в одном нейтральном [э] (в немецком письме е), так

что, например, формы четырех падежей множественного числа от слова berg

'гора', звучавшие как berga, bergo, bergum, berga, теперь звучат как Berge

(им., род., вин.) и Bergen (дат.).

Полная степень редукции — это полное исчезновение гласного в безударном

слоге и даже всего слога, в частности: а) апокопа — отпадение конечного

гласного или конечной части слова, например Петь вместо Петя, чтоб вместо

чтобы, и б) синкопа — выпадение гласного или нескольких звуков не на конце

слова, например Иваныч вместо Иванович, нем. диал. gmojn вместо gut'en

Morgen 'доброе утро', шведск. far 'отец' рядом с fader. Апокопа безударных

окончаний играла большую роль в истории английского языка. В результате

апокопы таким древнеанглийским формам, как bindan 'связывать' (инфинитив),

biпdе (1-е л. ед. ч. наст. вр.), bindaд (мн. ч. наст. вр.), соответствуют в

современном языке формы без окончания (с нулевыми окончаниями) bind [baind]

— to bind, I bind, we (you, they) bind.

Оглушение звонких согласных на конце слова перед паузой наблюдается во

многих языках. Ср. в русск. дуга — дуг td°uk], труба — труб (t°r°up] и т,

д. Физиологическая основа этого явления — преждевременное, еще до конца

произнесения слова, возвращение голосовых связок в состояние покоя. В

некоторых языках оглушение является в этой позиции частичным — оглушается

только конец согласного. Иногда оглушение на конце проявляется и в

отношении сонантов, например в русском языке — в позиции после глухого

согласного (в словах типа вопль).

Подразделением биологического аспекта является, как сказано выше,

перцептивный аспект. Он охватывает изучение тех процессов, которые

происходят в организме человека при восприятии звуков речи механизмами

слуха и при передаче соответствующих сигналов в головной мозг, в сенсорный

центр речи (речеслуховой анализатор) — так называемую зону Вёрнике (около

первой височной извилины левого полушария). Но эти процессы изучены пока

меньше, чем процессы артикуляции.

11.Функциональный аспект в изучении звуков языка. Понятие фонемы. Ее

функции.

Звук, произносимый в речи,— это не только колебание воздушной среды и не

только результат работы наших произносительных органов. Звук этот выполняет

определенные функции в языке и речи, и в этом своем качестве он является,

как мы уже говорили выше, определенной единицей — фоном в потоке речи и

фонемой в системе языка. В сочетании с другими звуками он выступает как

материальное, чувственно воспринимаемое средство закрепления и выражения

мысли, как экспонент или составная часть экспонента языкового знака. Язык

может служить орудием общения и обмена мыслями только потому, что значащие

единицы языка (морфемы, слова и т. д.) материализуются в звуках,

произносимых говорящим и воспринимаемых слушающим.

Для языковедения именно эта, функциональная сторона является самой важной.

Функции фонемы. Ее выделимость

Фонемы это как бы «кирпичики», из которых строятся экспоненты значащих

единиц языка, в первую очередь морфем, а тем самым и слов. Но кирпичи,

используемые, скажем, при постройке стены, все одинаковы или в принципе

должны быть одинаковыми. Фонемы же обязательно должны быть достаточно

разными, различимыми для восприятия: они ведь должны не просто составлять

некоторые последовательности («цепочки»), а должны составить для разных

знаков разные последовательности, чтобы соответствующие знаки, морфемы или

слова отличались друг от друга на слух и распознавались, т. е. узнавались

как нечто разное, например бур, бор, бар, бра, брат, брать, брак., арба,

арбу и т. д. Поэтому в каждом языке имеется по нескольку десятков разных,

различающихся между собой на слух фонем (в русском языке, например, около

40 фонем). Комбинируясь между собой, фонемы эти дают тысячи сочетаний,

служащих экспонентами для значащих единиц языка. Учитывая это, справедливо

говорить о двух (теснейшим образом между собой связанных) функциях фонемы:

1) конститутивной, т. е. функции строительного материала в составе

экспонентов морфем и 2) дистинк-тивной, или различительной, т. е. функции

различителя этих экспонентов.

В некоторых случаях фонема осуществляет как свою конститутивную, так и

дистинктивную функцию «в одиночку». Это имеет место в однофонемных словах

вроде русских союзов а, и, предлогов о, у, к, с, в, некоторых междометий и

т. п. Несколько чаще встречаются однофонемные морфемы — окончания, суффиксы

и т. д. Но более типичен другой случай, когда фонема осуществляет свою

конститутивную функцию, участвуя вместе с другой или другими фонемами в

образовании экспонента слова или морфемы. Так обстоит дело во всех

многофонемных (двух- и более фонемных) словах и морфемах. Если экспоненты

таких слов или морфем различаются между собой одной фонемой, например бур :

бор : бар, или стул : стол, или окончание дательного падежа -ам: окончание

предложного падежа -ах (рукам : руках), дистинктивная функция фонемы как бы

сосредоточена в одной точке и потому выступает особенно отчетливо.

Итак, фонемой называется кратчайшая звуковая единица данного языка,

способная быть в нем единственным внешним различителем экспонентов морфем и

слов.

«Кратчайшая» — значит неделимая на какие-либо более короткие единицы,

которые следовали бы друг за другом в линейной последовательности речевой

цепи и обладали бы теми же функциональными свойствами, которыми обладает

фонема. Слово «единственным» введено в определение потому, что различия

обязательных вариантов тоже несут в составе общего облика слова известную

информацию, помогающую отличить одно слово от другого, но различия

вариантов одной фонемы никогда не могут играть роль единственного различи-

теля экспонентов двух слов (или морфем): если это случается, это значит,

что бывшие варианты одной фонемы превратились в разные фонемы. Наконец,

«способная быть», а не просто «являющаяся» сказано потому, что не все

фонемы встречаются в составе реальных «минимальных пар» (т. е. пар слов

данного языка, различающихся одной фонемой) вроде бор : бур, вол : волк или

а (союз): у (предлог), и:ы (названия букв) и т. п. Так, для фонем /k/ и

/k'/ нет в русском языке 'очной «минимальной пары», но фонематичность их

различия безупречно доказывается наличием сочетаний и той и другой фонемы с

"яними и теми же последующими гласными, ср. ком : ткём, кувалда : кювет и

т. п. Впрочем, минимальную пару для русских /к/ и /к'/ составляют

словоформы садком и соткём /sat'kom/ —/sat'k'om/.

12. Слог. Словесное ударение. Слоговый акцент. Фразовая интонация.

Членение речевого потока на слоги наблюдается во всех языках мира. Слог

везде выступает как минимальная произносительная (артикуляционная) единица

ре-ч и. Он может состоять либо из одного звука, либо из нескольких звуков,

соседствующих в речевой цепи и определенным образом объединенных в некое

неделимое (с произносительной точки зрения) целое.

Чаще всего вершину, или ядро, слога образует тот или иной гласный звук, а

на периферии слога располагаются согласные. Ср. пря-ник (дефисом мы

обозначаем слогораздел), до-мик, ра-злу-чить. Нередко слог состоит из

одного гласного (т. е. периферия оказывается нулевой). Вместе с тем

возможны слоги, вообще не содержащие гласного звука. В русском языке такие

слоги сплошь да рядом встречаются в беглом разговорном стиле произношения,

например в словах полочка (если его произнести без второго гласного),

Ивановна (в произношении [i-v1a-n-nъ]) и т. д. В этих слогах ядро

составляют слогообразующие или слоговые сонанты. Реже встречаются

слогообразующие шумные, например [s] в русском междометии тсс!

С другой стороны, слог может содержать в себе два гласных, как В нем.

Maus 'мышь', и даже три, как во вьетнам, ngoai 'снаружи'. В этих случаях

один гласный (в наших примерах (а]) составляет ядро слога, а другой или

другие — его периферию. «Периферийные» гласные называют неслоговыми.

При изучении слога и слогоделения важными являются понятия (1)

открытого/закрытого и (2) долгого/краткого слогов.

1. Открытым слогом называется такой, который заканчивается

слогообразующим звуком (т. е. отсутствует «задняя периферия»). например все

слоги в русском ма-ма, чешском vr-ba, закрытым— такой, который

заканчивается неслогообразующим звуком, например мать, дай. Есть языки

(английский, немецкий, французский и др.), широко использующие открытые и

закрытые слоги, и, с другой стороны, такие языки, в которых возможны только

открытые слоги. В современных славянских языках, в том числе и в русском,

открытые слоги используются значительно шире, чем закрытые: интервокальные

группы согласных обычно отходят к следующему слогу, например и-зба, а-ктер

и т. д.1Только на конце слов широко представлены в русском языке и закрытые

слоги.

2. Для некоторых языков, например для древнегреческого и латыни, для

арабского, существенно различение долгих и кратких

слогов. К долгим слогам относятся открытые слоги с долгим гласным в

вершине, а также все закрытые слоги. Краткими являются лишь те открытые

слоги, у которых вершиной служит краткий гласный.

Словесное ударение. Обычно словесное ударение заключается в том, что в

слове (или же в группе, состоящей из знаменательного слова и одного или

нескольких служебных) с помощью тех или иных звуковых средств

подчеркивается один вполне определенный слог, а иногда — в меньшей мере—

еще и другой или другие слоги. Так, в русском слове новая всегда

подчеркивается первый слог, в под окном — последний слог, в да знаешь ли? —

второй слог, в немецком слове Eisenbahn 'железная дорога' — первый и в

меньшей степени третий слог и т. д. Слоги, несущие ударение, называют

ударными (или ударенными), остальные же — безударными (или неударенными).

Способы звукового выделения, используемые словесным ударением,

разнообразны.

Так, ударный слог может произноситься с большей интенсивностью — так

называемое динамическое, или силовое, ударение. Он может удлиняться (чаще

за счет своего гласного) — квантитативное, или количественное, ударение. Он

может выделяться повышением или понижением тона — музыкальное, или

тоническое, ударение. В ряде языков наблюдается также качественное ударение

— особое качество звуков, составляющих ударный слог.

Словесное ударение может быть свободным (разноместным) или связанным

(фиксированным, одноместным).

1. Свободным называется ударение в тех языках, в которых оно Может стоять

на любых (начальных, серединных, конечных) слогах акцентного слова, как это

мы видим в русском языке. Конечно, в каждом слове и в каждой грамматической

форме такого языка место ударения обычно закреплено строго (возможно только

новая, а не «новая» или «новая»), так что колебания (вроде творог — творог)

встречаются лишь в отдельных случаях. Свободным является ударение также в

украинском, белорусском, болгарском, литовском, немецком, английском,

скандинавских, итальянском и в ряде других языков. В этих языках есть

случаи, когда два разных слова или две разные формы, обладая одинаковым

фонемным составом, различаются лишь местом ударения. Таковы в русском

языке, например, пары мука и мука, плачу и плачу (совсем разные слова), или

стада и стада (разные формы одного слова), или в английском import

'ввозить, импортировать' и import 'ввоз, импорт’ (разные слова — глагол и

существительное,— тесно связанные по значению и происхождению).

Свободное ударение может быть неподвижным при образовании форм слова и

производных слов или подвижным.

Неподвижное ударение имеем, например, в слове горох: ср. горох, гороха,

гороху и т. д., также горошина, горошек, гороховый, огорошить — везде

ударение падает на один и тот же слог -рох- или -ро-. Неподвижное ударение

определенным образом характеризует не только данную словоформу, но и данную

корневую морфему: в слове горох и его производных оно неизменно падает на

второй слог корня. Ударение является в подобных случаях такой же четкой и

характерной приметой данной корневой морфемы, как и фонемный состав ее

экспонента.

Подвижное ударение имеем в слове борода: ср. бороды, бороде. но бороду,

бороды... и, наконец, бород (ср. и производное бородка). Подвижность

ударения наблюдается в языках со свободным ударением там, где ударение так

или иначе характеризует определенные некорневые морфемы (окончания,

суффиксы, приставки), определенные грамматические формы и

словообразовательные типы. Так, приставка вы- (в отличие от других русских

приставок) перетягивает ударение на себя (ср. смотреть, писать, также

посмотреть, написать, но высмотреть, выписать), однако при образовании

несовершенного вида суффикс -ыеа- (-ива-) заставляет ударение перейти с

этой приставки на слог, непосредственно предшествующий суффиксу

(выписывать, высматривать). Аналогичная «борьба» между морфемами, входящими

в состав слова, «борьба» за место ударения в данной словоформе, происходит

и в других случаях. В целом можно сказать, что в языках со свободным

ударением (и в случаях его подвижности, и в случаях неподвижности) место

ударения в словоформе зависит от ее морфемного состава.

2. Связанным (фиксированным) называется словесное ударение в тех языках,

в которых оно всегда (или почти всегда) падает на один определенный по

порядку слог слова, например: только на начальный, только на конечный,

только на предпоследний слог и т. д. Начальное ударение имеем в финно-

угорских языках, а из индоевропейских — в латышском, чешском, словацком

(ср. в русском языке имена собственные и другие слова, заимствованные из

этих языков:

Хельсинки, Калевала — из финского; Таллин, Тарту — из эстонского; Рига,

Райнис — из латышского; Прага, Дворжак, Гашек, робот — из чешского; Пётефи,

чардаш — из венгерского и т. д.) 1. Конечное ударение представлено в

армянском (ср. Ереван, Сарьян), таджикском (Душанбе). Фиксированное

ударение на предпоследнем слоге господствует в польском языке (ср. Варшава,

Краков, Мицкевич, шляхта).

Иногда в одном слове имеется более одного ударения. Обычно в этих случаях

ударения неравноправны, Между ними наблюдается известная градация: главное

ударение противостоит одному или нескольким второстепенным, более слабым.

Таким образом, единство акцентного слова, создаваемое главным ударением, не

нарушается; с помощью второстепенного ударения создается лишь некоторое

расчленение внутри единого смыслового и фонетического целого.

В русском языке второстепенное ударение появляется лишь в более длинных

сложных словах вроде машиностроительный, североамериканский,

электрокардиограмма (на первых компонентах этих слов) и в более длинных

словах с приставками после-, противо-, архи-, анти- и некоторыми другими

(на этих приставках), например послеоперационный, противотуберкулезный,

,архиреакционный, антиимпериалистический. Впрочем, и в этих случаях

второстепенное ударение может отсутствовать.

Иную картину видим в германских языках, где второстепенные ударения в

определенных случаях строго обязательны и встречаются очень часто. Так, в

немецком все сложные слова и слова с некоторыми аффиксами (приставками или

суффиксами) обязательно имеют по два ударения и более — в зависимости от

количества корней и «тяжелых» (т. е. ударенных) аффиксов, входящих в состав

этого слова. Главное ударение обычно падает на первый компонент («тяжелую»

приставку, а при ее отсутствии — на первый корень в сложном слове),

второстепенные же ударения — на последующие компоненты, например Ursrung

'происхождение', Haustur 'дверь дома', Untergrundbahn 'метро' (букв.

'подземная дорога') и т. д.

Слоговой акцент. В ряде языков наблюдается явление, называемое слоговым

акцентом (также слоговым тоном, или интонацией слога). Оно имеет место там,

где на протяжении отдельного слога происходят различные регулярные

изменения высоты основного тона голоса или же интенсивности звучания,

которые могут, противопоставляясь друг другу, выполнять различительную

функцию. Так, в китайском литературном языке различают в знаменательных

словах четыре слоговых тона: 1) ровный (та 'мать'), 2) восходящий (та.

'конопля'); 3) нисходяще-восходящий (та 'лошадь') и 4) нисходящий (та

'ругать'). Слог mai с нисходяще-восходящим тоном значит 'купить', а с

нисходящим тоном— 'продать'. Во вьетнамском языке выделяют 6 тонов (в

частности, различается постепенно-нисходящий и резко-нисходящий), а в

некоторых китайских диалектах — до 9 тонов.

Фразовая интонация. Понятие «фразовая интонация» (или просто «интонация»)

охватывает все явления, наблюдаемые в рамках синтаксических единиц —

словосочетания и предложения (в том числе и однословного предложения).

Важнейший компонент интонации — мелодика, т.е. движение основного тона

голоса (повышение и 'понижение), создающее тональный контур высказывания и

его частей и таким образом связывающее и членящее нашу речь. Так,

существенное понижение тона указывает на завершенность сообщения или какой-

то его относительно самостоятельной части. Напротив, повышение говорит о

незаконченности мысли, о том, что надо ждать продолжения, или — при другом

мелодическом рисунке — о том, что это вопрос, а не утверждение и т. д.

Мелодика и особенно второй важный компонент интонации — интенсивность

используются для подчеркивания каких-то частей высказывания. Так, в понятие

интонации входит фразовое ударение. Его нейтральную разновидность Л. В.

Щерба называет синтагматическим ударением и рассматривает как средство

фонетической организации синтагм. Синтагма же понимается как единица

изменчивая, речевая, «...кратчайший отрезок речи... •который в данном

контексте и в данной ситуации соответствует единому понятию». Синтагма —

сравнительно небольшая группа слов, объединенных соседством в речевой цепи

и тесной смысловой связью, В русском тексте синтагматическое ударение

состоит в том, что последнее слово синтагмы (если оно не является служебным

словом неспособным иметь собственное словесное ударение) подчеркивается

больше, чем другие. Так, предложение «Что вы делали вчера вечером?»

наиболее привычно распадется на две синтагмы (границы их обозначим

вертикальной чертой, а слово, получающее синтагматическое ударение, выделим

курсивом): «Что вы делали \ вчера вечером?» Ср. и в ответе: «Читал новую

книгу, | которую мне дали ) на один день». Во всех этих случаях

синтагматическое ударение может рассматриваться как установление некоторой

градации между словесными ударениями. Во французском тексте все слова

синтагмы, кроме последнего, вообще могут терять свое словесное ударение.

Логическое ударение наблюдается в тех случаях, когда содержание речи

требует особого выделения каких-то частей высказывания. Это ударение часто

рассматривается как отступление от привычных норм синтагматического

ударения. Так, в предложении «Его новая книга понравилась мне меньше, чем

первая», хотя на конце первой синтагмы стоит слово книга, мы больше выделим

не его, а другое слово — новая и тем самым сделаем более выпуклым

выраженное здесь противопоставление: новая — первая. В других случаях

логическое ударение, напротив, еще больше подчеркивает слово, которое и без

того должно быть выделено синтагматическим ударением. Ср.: «Это не новая

книга, а всего лишь новая статья!* Отметим, что логическое ударение

способно даже нарушать нормы словесного ударения. Ср. обычное словесное

ударение: до еды и логическое: «до еды или после еды?»

Третий компонент интонации — темп речи, ее замедление и ускорение.

Замедлением темпа выделяются более важные слова в высказывании

(разновидность логического ударения) или слова, наиболее значимые

эмоционально (так называемое эмфатическое, или эмоционально-экспрессивное,

ударение). В русском языке в случае положительных эмоций происходит особое

удлинение (растягивание) ударного гласного, а иногда и всего выделяемого

слова («Он замеча-ательный человек?); в случае эмоций отрицательных (гнев,

угроза и т. д.) более типично удлинение начального согласного слова (н-

негодяй!) или начального согласного ударного слога (негод-дяй!). С

убыстрением темпа обычно произносятся менее важные части высказывания.

Важными компонентами интонации являются также паузирование, т. е.

расстановка пауз и их градация по степени длительности, и, наконец, те

тембровые особенности, которые связаны с выражением общей эмоциональной

настроенности нашей речи (например, то, что называют «металл в голосе»).

Все компоненты интонации используются в тесном переплетении друг с

другом.

13. Слово как единица языка. Лексическое значение слова.

Лексикология (от др.-греч. lexis 'слово, выражение') — раздел науки о

языке, изучающий лексику, т. е. словарный состав языка. Лексика состоит из

слов и устойчивых словосочетаний, функционирующих в речи наподобие слов.

Морфема, как мы уже знаем, есть минимальная (т. е. нечленимая дальше)

значащая единица языка, в которой за определенным экспонентом закреплен тот

или иной элемент содержания. Слово же не обладает признаком структурной и

семантической нечленимости: есть слова, не членимые на меньшие значащие

части, т. е. состоящие каждое из одной морфемы (например, предлоги у, для,

союзы и, но, междометие ах, существительное кенгуру), и такие, которые

членятся дальше на значащие части, т. е. состоят каждое из нескольких

морфем (тепл-ая, погод-а, по-вы-брас-ыва-ть и т.д.). Какой же признак

объединяет и семантически нечленимые, и членимые слова в общем понятии

слова как языковой единицы и одновременно противопоставляет такое слово (в

частности, и одноморфемное слово) морфеме? Очевидно, признак большей

самостоятельности (автотомности) слеза по сравнению с морфемой. Эта

самостоятельность может быть позиционной и синтаксической.

Позиционная самостоятельность заключается в отсутствии у слова жесткой

линейной связи со словами, соседними в речевой цепи, в возможности в

большинстве случаев отделить его от «соседей» вставкой другого или других

слов, в широкой подвижности, перемещаемое™ слова в предложении. Ср. хотя бы

следующие простые примеры: Сегодня теплая погода. Сегодня очень щеплая и

сухая погода. Погода сегодня теплая. Теплая сегодня погода! и т. п.

Можно сказать, что слово — минимальная единица, обладающая позиционной

самостоятельностью. Части слова, например морфемы внутри многоморфемного

слова, такой самостоятельностью не обладают. Они как раз связаны жесткой

линейной связью; их нельзя переставлять, между ними либо вовсе нельзя

вставить никаких других морфем (например, в вы-брас-ыва-ть, рыб-о-лов},

либо же можно вставить лишь немногие морфемы из жестко ограниченных списков

(тепл-ая, тепл-оват-ая, тепл-еньк-ая, тепл-оват-ень-кая; погод-а, погод-к-

а; да-ть, да-ва-ть).

Позиционная самостоятельность характеризует все типы слов в языке, хотя и

не в одинаковой степени.

Более высокая ступень самостоятельности слова — синтаксическая

самостоятельность—заключается в его способности получать синтаксическую

функцию, выступая в качестве отдельного однословного предложения или же

члена предложения (подлежащего, сказуемого, дополнения и т. д.).

Синтаксическая самостоятельность свойственна не всем словам. Предлоги,

например, не могут быть ни отдельными предложениями (исключения вроде Без!

как ответ на вопрос Вам с сахаром или без? единичны), ни сами по себе (без

знаменательного слова) членами предложения . To же самое можно сказать и о

многих других типах служебных слов — о союзах, артиклях, Истицах и т. д.

Все же некоторые лингвисты кладут в основу общего определения слова как раз

критерий синтаксической самостоятельности, причем обычно даже в более узкой

формулировке: слово определяют как минимальную единицу, способную в

соответствующей ситуации выступать изолированно, в качестве отдельного

предложения.

Содержательная, или «внутренняя», сторона слова представляет собой

явление сложное, многогранное. В содержании слова, и прежде всего слова

знаменательного, следует различать два момента. Слово заключает в себе

указание на известное содержание, свойственное только ему одному, и вместе

с тем указание на один или несколько общих разрядов, называемых

грамматическими категориями, под которые содержание этого слова подводится

наравне с содержанием многих других.

Значение – заключенный в слове смысл или содержание, связанное с

понятием, а понятие – отражение в сознании людей предметов объективного

мира. Понятие в слове всегда одно, а значений может быть несколько (Ядро –

внутренняя часть чего-либо, ядро ореха).

Заключенное в знаменательном слове указание на те или иные «общие

разряды», т. е. на определенные грамматические категории, называется

грамматическим значением (данного слова или его отдельной формы). Так, в

слове теплая (в данной словоформе) грамматическим значением является

указание на род (женский), число (единственное), падеж (именительный), а

также (в любой словоформе — теплый, теплая, теплого и т. д.) на

грамматический класс слов, т. е. часть речи (прилагательное).

Грамматическими значениями занимается грамматика.

Заключенное же в слове указание на «известное содержание, свойственное

только ему одному», т. е. только данному слову в отличие от всех других

слов, называется лексическим значением. Лексическое значение, как правило,

остается одним и тем же во всех грамматических формах слова, в том числе и

аналитических. Таким образом, оно принадлежит не той или иной словоформе, а

лексеме в целом. Лексическое значение слова теплый — это то значение,

которым это слово отличается от всех других слов русского языка, прежде

всего от соотносительных по смыслу (т. е. от холодный, горячий, прохладный,

тепловатый), а далее и от всех остальных (кислый, желтый, высокий,

передний, восьмой, человек, гора, бежать, вприкуску и т. д.). Лексикология

и лексическая семасиология как раз и занимаются исследованием лексического

значения, индивидуально присущего каждому знаменательному слову.

Что касается служебных слов, то вопрос о их лексическом значении не имеет

однозначного решения в науке. Ясно только, что они функционируют в

предложении как выразители тех или иных грамматических значений отдельных

слов и тех или иных смысловых и формальных связей между словами и что,

таким образом, грамматическое значение является в их содержании ведущим,

если вообще не единственным.

Важнейшую часть лексического значения, его, так сказать, ядро составляет

у большинства знаменательных слов мыслительное отображение того или иного

явления действительности, предмета (или класса предметов) в широком смысле

(включая действия, свойства, отношения и т. д.). Обозначаемый словом

предмет называют денотатом, а отображение денотата (класса денотатов) —

концептуальным значением слова. Кроме ядра в состав лексического значения

входят так называемые коннотации, или созначения — эмоциональные,

экспрессивные, стилистические «добавки» к основному значению, придающие

слову особую окраску. В каждом языке есть и такие знаменательные слова, для

которых не дополнительным, а основным значением является выражение тех или

иных эмоций (например, междометия вроде ого! тьфу! или брр!) или же

передача команд — побуждений к определенным действиям (стоп! прочь! брысь!

на! в смысле 'возьми' и т. п.).

В лексическом значении слова выделяются три стороны, или грани: 1)

отношение к денотату — это так называемая предметная отнесенность слова; 2)

отношение к категориям логики, и прежде всего к понятию,— понятийная

отнесенность; 3) отношение к концептуальным и коннотативным значениям

других слов в рамках соответствующей лексической системы — этот аспект

значения иногда называют значимостью (фр. valeur).

14. Предметная отнесениость слова.

Денотатами слова могут быть предметы, события, свойства, действия,

наблюдаемые в окружающем нас мире — в природе и в обществе (ср. денотаты

слов собака, погода, газета, зеленый, продолжаться, курить, вверх, четыре);

чувства и ощущения внутреннего мира человека, моральные и логические оценки

и понятия, выработанные развитием духовной культуры, идеологии и т. д. (ср.

денотаты слов радость, томиться, казаться, вспомнить, честно, совесть,

гордый, сентиментализм, по-видимому). Денотатами слов могут быть и элементы

языка (как и язык в целом), процессы, протекающие при функционировании

языка в речи, действия, осуществляемые в процессе изучения языка, и т. д.

(ср. денотаты слов речь, слово, фонема, произносить, спрягать). С

фиктивными, воображаемыми денотатами соотнесены слова, десигнатами которых

являются ложные понятия, возникшие на каком-то этапе развития культуры, а

позже отброшенные (черт, леший, русалка, флогистон).

Независимо от реального или фиктивного характера денотата различают общую

и частную предметную отнесенность.

Общая предметная отнесенность слова есть отнесенность его концептуального

значения к целому классу (множеству) денотатов, характеризующихся наличием

у них каких-то общих признаков. Так, слово собака обозначает любую собаку

независимо от породы, цвета шерсти, клички и т. д., т. е. класс (множество)

собак; слово зеленый — любой оттенок и любой конкретный случай зеленого

цвета; слово курить — любой конкретный случай этого действия.

Частная предметная отнесенность слова есть отнесенность его

концептуального значения к отдельному, единичному денотату, к отдельному,

индивидуальному предмету, к отдельному конкретному проявлению свойства,

действия и т. д. Так, в приводимых ниже предложениях слова собака, зеленый

и курить обозначают уже нечто совершенно конкретное: В комнату вбежала

большая черная собака. Записка была написана зелеными чернилами. Стоя у

окна, он нервно курил.

По способности выступать в общей и/или частной отнесенности большинство

знаменательных слов делятся на три группы:

1) имена собственные, 2) нарицательные слова и 3) так называемые

указательно-заместительные, или местоименные, слова.

1. Имена собственные всегда выступают (пока они остаются именами

собственными) только в частной предметной отнесенности. Нева — это одна,

совершенно определенная река; Киев — вполне определенный город,

расположенный в определенной точке земного шара; Герцен—определенный

человек, живший с 1812 по 1870 год, написавший «Былое и думы», «Кто

виноват?» и другие произведения. Берем ли мы имя собственное как элемент

языка или в его употреблении в речи, оно в любом случае соотнесено с

индивидуальным предметом. Это справедливо и применительно к таким

многократно повторяющимся именам собственным, как личные имена Татьяна

(Таня), Виктор (Витя), названия населенных пунктов вроде Покровское,

Александровка и т. д. Дело в том, что все многочисленные Тани не имеют

никакого общего им всем и вместе с тем присущего только им одним признака

(кроме самого этого имени Таня, но имя не есть реальный признак вещи). Тем

самым все Тани не объединяются в «класс Тань» (или если при случае и

объединяются, то лишь в чисто «вербальный», но никак не реальный класс

денотатов).

2. Нарицательные слова, например река, город, писатель, девушка или

приведенные выше собака, зеленый, курить, могут выступать и в общей, и в

частной предметной отнесенности. В системе языка (в его словаре), в

отвлечении от конкретного текста, такие слова всегда имеют, как об этом уже

говорилось, общую отнесенность. В речи, в тексте нарицательные слова

обладают либо общей, либо частной отнесенностью, в зависимости от характера

соответствующего высказывания. Ср. частную отнесенность слов в предложениях

Город стоит на берегу реки; В комнату вбежала собака и в других,

приведенных выше, и общую предметную отнесенность тех же слов в таких общих

утверждениях, как «Во всех странах наблюдается отлив сельской молодежи в

город»; «.Собака — друг человека»; «.Зеленый цвет действует успокаивающе на

нервы»; «.Курить — вредно».

3. Указательно-заместительные слова составляют количественно небольшую,

но важную группу. Это местоимения, например я, ты, он, этот, мой, какой,

такой, столько, и местоименные наречия, например/па/с, здесь, там, тогда и

др. В системе языка они имеют, как и нарицательные слова, только общую

предметную отнесенность (и притом отнесенность к очень большим и широким

классам денотатов): я — любой говорящий, ты — любой собеседник, здесь —

любое место, находящееся вблизи говорящего или указанное в предыдущем

контексте, и т. д. О слове это В. И. Ленин справедливо заметил: «Самое

общее слово» 1. Вместе с тем в речи все указательно-заместительные слова в

отличие от нарицательных выступают всегда только в частной отнесенности: в

любом высказывании я — вполне конкретное лицо, автор этого высказывания, ты

— вполне конкретный собеседник, здесь — место вблизи данного говорящего и

т. д. В диалоге частная отнесенность такого рода слов непрерывно меняется.

Если же местоимение получает общую отнесенность, оно перестает быть

местоимением (ср.: «Наше внутреннее я»— ^е я уже не местоимение, а имя

существительное).

Рассмотренные группы знаменательных слов не отделены друг от друга

глухими, непроходимыми перегородками. Имя собственное легко получает

значение нарицательного, т. е. способность обозначать целый класс

однородных в каком-либо отношении предметов (лиц и т. д.) и тем самым

способность выступать и в общей предметной отнесенности. Яркий пример —

имена некоторых литературных персонажей: Плюшкин (в нарицательном значении

'скупец, мелочно-скаредный человек'), Манилов ('пустой благодушный

мечтатель'), Хлестаков ('безудержный хвастун'), Отелло ('ревнивец'), Ягo

('коварный клеветник'), Тартюф ('ханжа') и т. д. Сходным образом иногда

имена реальных лиц, а также географические названия получают более общее,

т. е. нарицательное, значение. В ряде случаев нарицательные слова

развиваются из имен собственных или образуются от них. Так, из имени

римского полководца и императора Юлия Цезаря (Caesar) возникли

нарицательные нем. Kaiser 'император', русск. кесарь, цЪсарь, откуда в

дальнейшем царь; а из имени франкского короля Карла Великого—нарицательные

русск. король, чешек, kral, польск. krol с тем же значением. Имя

собственное — название местности — получает нарицательное значение как

название того или иного изделия, например палех, хохлома, болднья,

цинандали.

С другой стороны, имена собственные возникают на базе нарицательных слов.

Иногда нарицательное слово получает преимущественную отнесенность к какому-

то одному представителю класса и тем самым начинает сближаться с именем

собственным; так, слово начальник, или шеф, и т. п. в устах служащих какого-

либо учреждения преимущественно начинает обозначать именно их начальника,

город для деревенского жителя — чаще всего конкретный, ближайший к данной

деревне город и т. д. Затем так возникают настоящие имена собственные.

Например, Стамбул (турецк. Istanbul) есть искажение греческого выражения

eis ten polin 'в город'.

15. Семантические поля.

Концептуальное значение слова существует не изолированно, а в

определенном соотношении с концептуальными значениями других слов, прежде

всего слов того же «семантического поля». Термином семантическое поле

обозначают большее или меньшее множество слов, точнее — их значений,

связанных с одним и тем же фрагментом действительности. Слова, значения

которых входят в поле, образуют «тематическую группу» более или менее

широкого охвата. Примеры таких групп: слова, обозначающие время и его

различные отрезки (время, пора, год, месяц, неделя, сутки, час и т. д.,

также весна, зима... утро, вечер и пр.); термины родства (отец, мать, сын,

брат, кузина и т. д.); названия растений (или более узкие группы: названия

деревьев, кустарников, грибов и т. д.); названия температурных ощущений

(горячий, теплый, прохладный, холодный и т. д.); названия процессов

чувственного восприятия (видеть, слышать, заметить, почувствовать,

ощутить), процессов мысли (думать, полагать, считать, догадываться,

вспоминать) и пр. С точки зрения их внутренних смысловых отношений слова.

принадлежащие к одной тематической группе, должны рассматриваться как некая

относительно самостоятельная лексическая микросистема.

В рамках тематической группы выделяются разные типы семантических связей.

Важнейшая из них — иерархическая связь по линии род—вид между обозначением

более широкого множества (бо-дее общего, родового понятия), так называемым

гиперонимом, и обозначениями подчиненных ему подмножеств, входящих в это

множество, т. е. «именами видовых понятий» — гипонимами. Так, гиперониму

животное подчинены гипонимы собака, волк, заяц ц т. д., составляющие вместе

«лексическую парадигму». Приведенные гипонимы в свою очередь являются

гиперонимами для других, более частных гипонимов. Например, собака

выступает как гипероним по отношению к таким гипонимам, как бульдог, такса,

дворняжка и т. д. Слова бульдог, собака и животное могут относиться к

одному и тому же денотату, однако заменяемость этих слов — односторонняя:

гипероним всегда может быть употреблен вместо своего гипонима, но не

наоборот. Иногда в подобных иерархических системах в роли того или иного

звена выступает не слово, а словосочетание, например в русском языке в

иерархическом ряду дерево — хвойное дерево — ель.

Разновидностями лексических микросистем являются также 1) антонимические

пары и 2) синонимические ряды.

1. Антонимические пары объединяют антонимы, т. е. слова, диаметрально

противоположные по концептуальному значению. Они могут быть (а)

разнокорневыми, например добрый: злой, умный: глупый, холодный : горячий,

любовь : ненависть, день '. ночь, уважать '. презирать, поднять : опустить,

поздно : рано, справа : слева, или же (б) образованными от одного корня,

например надводный: подводный, одеть : раздеть, счастливый : несчастный,

порядок: беспорядок.

2. Синонимический ряд может содержать два и более синонимов, т. е. слов,

частично, а в иных случаях даже полностью совпадающих по концептуальному

значению, но различающихся своими коннотациями, сферой употребления,

сочетаемостью с другими словами, часто оттенками концептуального значения и

т. д. Так, в синонимическом ряду смотреть : глядеть : глазеть : взирать

между первыми двумя синонимами отмечается концептуальное различие в степени

целеустремленности, сосредоточенности действия (ср. внимательно смотреть,

но «рассеянно глядел перед собой, не замечая собеседника»); вместе с тем в

противоположность стилистически нейтральному, прозаическому смотреть в

слове глядеть чувствуется некоторая поэтичность и свежесть, так что в

поэтическом контексте это слово может обозначать и 'увлеченно смотреть'

(ср. у Некрасова:

«Что ты жадно глядишь на дорогу/В стороне от веселых подруг?»). Последние

два синонима этого ряда выделяются прежде всего эмоциональными и

стилистическими коннотациями: глазеть — слово неодобрительное и грубоватое,

а взирать — очень книжное и «высокое» (и, как многие другие «высокие»

слова, нередко употребляемое также иронически); вместе с тем и в этих двух

синонимах есть определенные концептуальные оттенки: глазеть — 'смотреть с

праздным любопытством', а взирать — 'смотреть бесстрастно,

незаинтересованно, сохраняя полное спокойствие и равнодушие'. В некоторых

случаях различие между членами ряда только или главным образом в оценке—

положительной или отрицательной: ср. соратник и приспешник. Встречаются

(особенно в терминологической лексике) и абсолютные синонимы — слова с

полностью совпадающими значениями, например языковедение = языкознание ==

лингвистика, уподобление = ассимиляция. Иногда один из таких абсолютных

синонимов начинают чаще применять в научной, а другой — в научно-популярной

литературе, что может привести к возникновению определенных коннотаций и

тем самым к некоторой дифференциации и этих синонимов.

16. Соотношение слова и понятия. Многозначность слова.

Логика издавна рассматривает понятие как одну из форм отражения мира в

мышлении. Понятие представляет собой «результат обобщения и выделения

предметов (или явлений) некоторого класса по определенным общим и в

совокупности специфическим для них признакам. Обобщение осуществляется за

счет отвлечения от всех особенностей отдельных предметов и групп предметов

в пределах данного класса». Понятие, выраженное словом, соответствует,

таким образом, не отдельному денотату, а целому классу денотатов,

выделенному по тому или иному признаку, общему для всех денотатов этого

класса. Из сказанного вытекает, что из всех типов слов только нарицательные

слова служат для прямого выражения понятий. Однако косвенно соотнесены с

понятиями и другие типы слов.

Имена собственные, как сказано, являются названиями индивидуальных

предметов, но эти индивидуальные предметы мыслятся как входящие в

определенные общие классы, вследствие чего и имя собственное подводится в

сознании говорящих под тот или иной общий класс и связывается с

соответствующим понятием. Так, Нева соотносится с классом рек, либо (в

письменном изображении в кавычках — «.Нева») с классом периодических

изданий (журнал «Нева»), либо с классом гостиниц, пароходов и т. д. Любое

имя собственное имеет смысл при условии такого соотнесения с

соответствующим общим понятием.

Отчетливо соотнесены с понятиями указательно-заместительные, а также

служебные слова и даже междометия (например, тьфу! с понятием отвращения,

презрения, стоп! с понятием запрещения Дальнейшего движения и т. д.). В

общем, прямо выражают понятия или косвенно соотнесены с ними все разряды

слов.

Понятия, с которыми так или иначе соотнесены слова языка, не обязательно

являются научными, логически обработанными понятиями, соответствующими

современному уровню познания мира человеком. Лишь часть слов языка,

особенно те, которые выступают как специальные термины науки и техники,

действительно выражают научные понятия. Но термины — особая область

лексики, хотя и не отграниченная резко от лексики бытовой. Обычные же

бытовые слова связаны с понятиями «бытовыми», часто «донаучными»,

сложившимися в глубокой древности или существенно упрощенными и

огрубленными по сравнению с соответствующими понятиями науки.

Для астрономии «звезда» и «планета»—разные понятия (их существенные

признаки совершенно различны), а в повседневном языке концептуальное

значение слова звезда охватывает без различия и то и другое. Даже при

кажущемся совпадении научного и бытового понятия более внимательное

рассмотрение показывает, что они содержат нетождественные признаки.

Современное научное понятие «вода» включает признак химического состава

(Н2О), тогда как бытовое понятие, выраженное словом вода, возникло задолго

до познания химического состава веществ (и современным ребенком усваивается

задолго до первых уроков химии). Содержание бытового понятия

(концептуального значения) «вода» может быть определено примерно как

'прозрачная бесцветная жидкость, образующая ручьи, реки, озера и моря'.

Языковой формой выражения и закрепления понятия (научного или бытового)

может быть не только слово, но и словосочетание, иногда даже очень длинное

и сложное (например, «лицо, внесенное в списки избирателей»; «пассажир, у

которого в момент проверки не оказалось проездного билета» и т. п.). Что же

касается раскрытия содержания понятия, то такое раскрытие может быть разным

по степени полноты и глубины и достигается оно не с помощью одного слова

или словосочетания, называющего это понятие, а с помощью сложного,

развернутого определения или даже обстоятельного разъяснения, состоящего

порой из многих предложений.

17. Полисемия слова. Типы переноса названий.

До сих пор мы говорили о значении слова так, как если бы каждое слово

имело только одно, хотя и многогранное, но все же единое значение. На деле,

однако, случаи однозначности, или моносемии, слова не так уж типичны.

Моносемия сознательно поддерживается в терминологической лексике (ср.,

например, значения морских терминов: бак, ют, гротмачта, фальшборт,

ватерлиния, водоизмещение, зюйд-вест, норд-ост и т. д.), она иногда

встречается и в лексике бытовой (ср. значения слов подоконник, табуретка,

подстаканник). Но для подавляющей массы слов языка типична многозначность,

или полисемия. В большинстве случаев у одного слова сосуществует несколько

устойчивых значений, образующих семантические варианты этого слова. А

потенциально любое или почти любое слово способно получать новые значения,

когда у пользующихся языком людей возникает потребность назвать с его

помощью новое для них явление, еще не имеющее обозначения в соответствующем

языке.

Так, в русском языке окно — это 'отверстие для света и воздуха в стене

здания или стенке транспортного устройства', но также и 'промежуток между

лекциями или уроками длительностью не меньше академического часа', а кроме

того, еще иногда и 'разрыв между облаками, между льдинами'; зеленый — это

название известного цвета, но также и 'недозрелый', и 'неопытный вследствие

молодости' (например, зеленый юнец); вспыхнуть — это и 'внезапно

загореться', и 'быстро и сильно покраснеть', и 'внезапно прийти в

раздражение', и 'внезапно возникнуть' (вспыхнула ссора).

Присматриваясь к приведенным примерам, мы видим, что представленные в них

значения неравноценны. Некоторые встречаются чаще, они первыми приходят в

голову при изолированном упоминании данного слова. А другие появляются

реже, только в особых сочетаниях или в особой ситуации. Соответственно

различают относительно свободные значения слова и значения связанные.

Например, «цветовое» значение прилагательного зеленый наиболее свободно:

его можно встретить в самых разных сочетаниях, так как цйогие предметы

могут быть зеленого цвета; значение 'недозрелый' ченее свободно: оно

встречается лишь в сочетаниях с названиями фруктов, плодов и т. п.; третье

же значение является очень связан-''ым: оно представлено только сочетаниями

зеленый юнец, зеленая молодежь и, может быть, одним-двумя другими.

Между отдельными значениями многозначного слова имеются определенные

смысловые связи, и эти связи делают понятным, почему довольно разные

предметы, явления, свойства и т. д. оказываются названными посредством

одного и того же слова. И часовой промежуток между лекциями, и просвет

между облаками или льдинами в некотором отношении похожи на окно в стене

дома. Неспелый плод обычно действительно бывает зеленым по цвету, а

неопытный юноша чем-то напоминает недозрелый плод. Благодаря такого рода

связям все значения многозначного слова как бы выстраиваются в определенном

порядке: одно из значений составляет опору для другого. В наших примерах

исходными, прямыми значениями являются: для окна—'отверстие... в стене

здания...', для зеленого— значение цвета, для вспыхнуть—'внезапно

загореться'.. Остальные значения называются переносными. Между ними, в свою

очередь, можно различать переносные первой степени, т. е. восходящие

непосредственно к прямому, переносные второй степени, производные от

переносных первой степени (зеленый в смысле 'неопытный'), и т. д.

Правда, не всегда отношения между значениями так же ясны, как во взятых

примерах. Первоначальное направление связей может не совпадать с их

осознанием в позднейший период развития языка. Так, в прилагательном

красный исторически исходным было значение 'красивый, хороший' (ср. от того

же корня: краса, прекрасный, украсить и т. д.), а «цветовое» значение

возникло как вторичное на его базе. Для современного же языка значение

цвета является, несомненно, прямым, а значение 'красивый, хороший' — одним

из переносных.

Кроме переносных значений, как устойчивых фактов языка, существует

переносное употребление слов в речи, т. е. «мимолетное» ограниченное

рамками данного высказывания использование того или иного слова в необычном

для него значении с целью особой выразительности, преувеличения и т. п.

Переносное употребление слов — один из очень действенных художественных

приемов, широко используемых писателями. Напомним в качестве примера такие

писательские находки, как «пустынные глаза вагонов» (Блок) или «пыль

глотала дождь в пилюлях» (Пастернак). Для лингвиста подобные поэтические

«тропы», а также и аналогичные факты бытовой речи важны как яркое

свидетельство неограниченной способности слова принимать новые значения. Но

более существенно для лингвиста рассмотрение тех переносных значений,

которые представляют собой «ходовую монету» в языковом обиходе данного

коллектива, которые должны фиксироваться, и на деле обычно фиксируются

словарями, и должны наравне с прямыми значениями усваиваться людьми,

изучающими соответствующий язык.

Исследуя переносные значения в общенародном языке и переносное

употребление слов в произведениях художественной литературы, филологи

выделили ряд типов переноса названий. Важнейшими из этих типов можно

считать два — метафору и метонимию.

С метафорой (от др.-греч. inetaphora 'перенос') мы имеем дело там, где

перенос названия с одного предмета на другой осуществляется на основе

сходства тех или иных признаков, как это видно в примере с окном или в

третьем значении слова зеленый ('неопытный, молодой'). Сюда же относятся и

значения слов вспыхнуть, тетка, а также идти в применении к поезду,

времени, работе; улечься по отношению к ветру и т. д. Сходство, лежащее в

основе метафорического переноса, может быть «внутренним», т. е. сходством

не внешних признаков, а ощущения, впечатления или оценки. Так говорят о

теплой встрече, о горячей любви или, напротив, о холодном приеме, о сухом

ответе, о кислой мине и горьком упреке.

В основе метонимии (от др.-греч. metonymia 'переименование') лежат те или

иные реальные (а иногда воображаемые) связи между соответствующими

предметами или явлениями: смежность в пространстве или во времени, причинно-

следственные связи и т. д. Кроме примера зеленый в смысле 'недозрелый' ср.

еще следующие:

аудитория 'помещение для слушания лекций' и 'состав слушателей'; земля

'почва, суша, страна, планета'; вечер в смысле 'собрание, концерт' и т. п.;

различные случаи, когда название сосуда используется как мера вещества

(«съел целую тарелку», «выпил полстакана»). Очень широко распространены и

являются регулярными в самых разных языках метонимические переносы названия

с процесса на результат (продукт) процесса (кладка, проводка, сообщение),

на используемый в этом процессе материал (удобрение), на производственное

помещение (ср. фотография—процесс, продукт процесса и помещение) и т. д.

Разновидностью метонимии является синекдоха (от др.-греч. synekdoche

'соподразумевание, выражение намеком') — перенос названия с части на целое

(по латинской формуле pars pro toto 'часть вместо целого'), например с

предмета одежды — на человека («он бегал за каждой юбкой»), либо с целого

класса предметов или явлений на один из подклассов (так называемое «сужение

значения»), например машина в значении 'автомобиль', запах в значении

'дурной запах' («мясо с запахом»).

Сопоставляя факты полисемии слова в разных языках, мы можем отметить как

черты сходства между этими языками, так и ряд интересных различий между

ними.

Так, можно отметить ряд метафор, свойственных многим языкам. Например,

глаголы со значением 'схватывать' или 'вмещать' нередко получают значение

'воспринимать, понимать', кроме русск. схватить («ребенок быстро

схватывает»), это же наблюдаем в англ. to catch, to grasp, в нем. fassen,

шведск, fatta, фр. saisir, comprendre, ит. capire, словацк. chapat' и т. д.

Существительные, обозначающие части человеческого тела, переносно

употребляются для похожих предметов— ср. англ. the neck of a bottle

'горлышко бутылки', the leg of a table 'ножка стола' (в русском

соответственно используются уменьшительные образования, ср. также различные

ручки — дверные и т. п., носик чайника, ушко иголки и т. д.). Нередко

встречаются более или менее регулярные «интернациональные» метонимии,

например язык 'орган в полости рта' —>- 'система звуковых знаков, служащих

важнейшим средством человеческого общения'.

Выше рассматривалось русское прилагательное зеленый; те же три значения

отмечаем и в нем. grun; англ. green прибавляет к этим значениям еще одно —

'полный сил, бодрый, свежий' (например, а green old age букв. 'зеленая

старость', т. е. 'бодрая старость'); фр. vert имеет все значения англ.

green плюс еще значение 'вольный, Игривый' и некоторые другие. Немецкое

слово Fuchs 'лиса' обозна-1ает не только известное животное и —

метонимически — его мех, И не только хитреца, пройдоху, но, в отличие от

русского слова лиса, еще и лошадь рыжей масти, человека с рыжими волосами,

золотую Монету и, наконец (на основании какой-то сейчас уже непонятной

ассоциации смыслов), студента-первокурсника. С другой стороны, переносные

значения, присущие русским словам окно и рыба ('вялый человек, флегматик'),

не отмечаются словарями для соответствующих слов английского, французского

и немецкого языков.

Полисемия слова не мешает говорящим понимать друг друга. В речевом акте

каждый раз реализуется какое-то одно из значений многозначного слова,

используется один из его семантических вариантов. Окружающий речевой

контекст и сама ситуация общения снимают полисемию и достаточно ясно

указывают какое из значений имеется в виду: «просторная аудитория» и

требовательная аудитория»; «тихий вечер» и «пойдем на вечер»; «фотография —

ее хобби», «фотография измялась» и «фотография закрыта на обед» или

восклицание «настоящий медведь!», произнесенное ребенком, впервые попавшим

в зоопарк, и такое же восклицание, произнесенное (правда, с другой

интонацией) человеком, которому в толпе наступили на ногу. Лишь иногда

встречаются — или специально создаются ради комического эффекта — случаи, в

которых речевое окружение слова и ситуация оказываются недостаточными для

снятия полисемии, и тогда возникает либо нечаянное недоразумение, либо

каламбур — сознательная игра слов, построенная на возможности их двоякого

понимания. Нормально же даже небольшого контекста бывает достаточно, чтобы

исключить все посторонние для данного случая значения и таким образом на

миг превратить многозначное «слово языка» в однозначно используемое «слово

в речи».

Полисемия не только снимается контекстом, но и выявляется во всем своем

многообразии с помощью постановки слова в разные контексты. Некоторые

считают, что полисемия и порождается контекстом. Однако очевидно, что слово

лиса не потому получило значение 'хитрый человек', что кто-то употребил это

слово в одном контексте с человеческим именем (т. е. в предложении типа

«Иван Петрович — лиса»). Напротив, употребить слово лиса в подобном

контексте стало возможным потому, что согласно народным представлениям

хитрость издавна рассматривалась как типичное свойство лис; когда возникла

потребность в экспрессивном, эмоционально-насыщенном обозначении для

хитрого человека, было естественно использовать для этого слово,

обозначавшее данное животное. В подобных случаях контекст, в котором

употреблено слово, лишь подсказывает слушателю (читателю) выбор нужного

(актуального) значения из нескольких потенциальных, исторически развившихся

в многозначном слове и присущих ему в качестве семантических вариантов в

данную эпоху жизни языка.

В принципе полисемия создается общественной потребностью - либо в

подходящем названии для нового предмета или явления, либо в новом

(например, более экспрессивном) названии для предмета старого, уже как-то

обозначавшегося. Общественная потребность широко использует неограниченную

способность слов языка получать новые значения.

18.Омонимия. Типы омонимии.

От полисемии слова следует отличать омонимию слов, т. е. тождество

звучания двух или нескольких разных слов. Эти разные, но одинаково звучащие

слова называют омонимами.

Типовым примером омонимов могут служить в русском языке слова бор

'хвойный лес', бор 'стальное сверло, употребляемое в зубоврачебном деле' и

бор 'химический элемент'. Рассматривая в предыдущем разделе полисемию, мы

видели, что между значениями многозначного слова существуют более иди менее

ясные смысловые связи, которые и позволяют говорить об этих значениях как о

значениях одного слова, говорить об одном слове и его семантических

вариантах. Совсем другое дело—омонимия. Между хвойным лесом, инструментом

зубного врача и химическим элементом нет абсолютно ничего общего. Никакая,

даже самая тонкая «ниточка смысла» не протягивается от одного значения к

другому, не объединяет их. Три разных «бора» не связаны ничем, кроме

звукового тождества. Поэтому мы не можем признать их тремя вариантами

одного слова, а должны говорить о трех совершенно разных словах, случайно

совпадающих по звучанию.

Встречаются в языке и омонимы несколько другого типа. Глагол течь и имя

существительное течь, бесспорно, связаны по значению (и по происхождению:

по-видимому, существительное произведено от глагола). Во всяком случае,

звуковое тождество не является здесь совершенно случайным, оно в какой-то

мере отражает смысловую связь. Но можно ли признать одним и тем же словом

(вариантами одного слова) глагол и существительное? Думается, что нельзя.

Следовательно, мы и здесь должны говорить о разных словах — правда,

связанных помимо звукового тождества смысловой связью (и общностью

происхождения), но все-таки разных.

§ 116. Омонимия—явление многогранное, и классифицировать омонимы

приходится под несколькими разными углами зрения.

А. В соответствии с мотивам и, по которым данные слова признаются

омонимами, выделяются прежде всего те два типа, о которых уже шла речь в.

предшествующем пара. графе.

1.Бор1, бор2 и бор3 признаны омонимами ввиду отсутствия какой бы то ни

было связи между их лексическими значениями. Такую омонимию естественно

назвать «чисто лексической». Ср. еще примеры:

топить1 'поддерживать огонь' (в печи), 'обогревать' (комнату), 'нагревая,

расплавлять' 1 и топить2 'заставлять тонуть'; кормовой1 'служащий кормом' и

кормовой2, 'находящийся на корме корабля, лодки'; англ. тatch1 'спичка' и

match2 'состязание, матч'; фр. Loиer1 'отдавать (или брать) внаем,

напрокат' и louer 2 'хвалить'.

2. Течь1 и течь2 признаны омонимами, так как это разные части речи. Такую

омонимию назовем «грамматической омонимией слов». Ср. еще примеры: зло1

(сущ.) и зло2 (наречие); англ. Love1 'любить' и Love2 'любовь'.

3. Есть также смешанный тип — «лексико-грамматическая» омонимия. В этом

случае омонимы и по лексическому значению никак не связаны, и к тому же

принадлежат к разным частям речи. Например, простой1 'не составной' и

простой2 'вынужденное бездействие'; англ. light 1 'свет' и light 2

'легкий'.

Б. По степени полноты омонимии выделяются:

1. Полная омонимия — омонимы совпадают по звучанию во всех своих формах.

Так, ключ1(от замка, гаечный и т. п.) и ключ2 'родник' омонимичны во всех

падежах ед. и мн. ч. (ср. также кормовой1и кормовой2 или match1 и match2).

2. Частичная омонимия — омонимы тождественны по звучанию только в некоторых

из своих форм, а в другой части форм не совпадают. Так, глагол жать1 — жму

омонимичен глаголу жать2— жну только в инфинитиве, в прошедшем и будущем

времени, в сослагательном наклонении, в причастии прошедшего времени; но

эти глаголы не омонимичны в другой группе форм — в настоящем времени,

повелительном наклонении и в причастии настоящего времени. Омонимы 6op1

(лес) и бор2 (зубной) состоят в отношениях частичной омонимии, так как во

всех формах мн. ч. имеют разное ударение (боры, боров...— но боры,

боров...), а в одной из форм ед. ч. и разное окончание (в бору — в боре). У

омонимов течь1 и течь2 (или знать1 и знать2) инфинитив глагола омонимичен

им. (и вин.) п. ед. ч. существительного, все »е остальные формы расходятся.

В. По характеру их отображения на письме омонимы подразделяются на

омографические и неомографические.

1. Омографические омонимы, или омонимы-омографы ' тождественны не только

по звучанию, но и по написанию. Все приведенные выше примеры относятся к

этой группе.

2. Неомографические омонимы, или «омонимы, различающиеся написанием»,

звучат одинаково, но пишутся по-разному. Таковы полные омонимы кампания

('совокупность мероприятий' и т. д., например избирательная, посевная) и

компания ('общество'— друзей или акционерное), частичные омонимы рок и рог,

валы и волы. В русском языке омонимов, различающихся написанием,

сравнительно немного, но в некоторых других языках они представлены в

изобилии. Ср. англ. night /nait/ 'ночь' и knight /nait/ 'рыцарь', see /si:/

'видеть' и sea /si:/ 'море'; нем. Lied /li:t/ 'песня' и Lid /li:t/ 'веко',

Leib /laep/ 'тело' и Laib /laep/ 'каравай'; фр. ои /и/ 'или' и ой /и/

'где'. Во французском языке можно встретить до 5—6 омонимов,

дифференцируемых написанием.

Рассмотренные классификации омонимов, как мы видели, пересекаются.

Возможна, кроме того, классификация омонимов по их происхождению. Во многих

случаях омонимы являются изначально разными словами, которые либо совпали

по звучанию в процессе исторического развития (например, англ. see и sea

или болг. чеспг 'честь' и чест 'частый'), либо пришли из разных языков

(рядом 'с исконно русским и общеславянским бор 'лес' появилось бор2,

заимствованное из немецкого, и бор3, восходящее к арабскому источнику)

либо, наконец, вновь образуемое слово совпало в момент своего возникновения

с уже существовавшим (кормовой1 и кормовой2). В других случаях омонимы

являются так или иначе связанными по происхождению, например производными

от одного корня (течь1 и течь2) или даже прямо — один от другого (наречие

утром — от тв. п. существительного). Сюда же относятся омонимы, возникающие

в результате распада полисемии, когда связь между значениями многозначного

слова ослабевает настолько, что перестает ощущаться членами языкового

коллектива. Например, прилагательное худой на наших глазах распадается на

два (или даже три?) омонима: худой1 'тощий', худой2 'плохой' и, может быть,

худой3 (разг.) 'дырявый'.

Последний пример показывает, что, несмотря на важность принципиального

разграничения омонимии и полисемии, между этими явлениями (как и повсюду в

языке) имеются пограничные, переходные случаи. «Распад» полисемии можно

образно сравнить с делением клетки: из одного слова «рождается» два слова-

омонима.

19. Мотивировка слова.

Составной частью внутреннего содержания многих слов является так

называемая мотивировка — заключенное в слове и осознаваемое говорящими

«обоснование» звукового облика этого слова, т. е. его экспонента,— указание

на мотив, обусловивший выражение данного значения именно данным сочетанием

звуков, как бы ответ на вопрос «Почему это так названо?». Например, в

русском языке известная птица называется кукушкой потому, что кричит

(приблизительно) «ку-ку!», а столяр называется столяром потому, что (в

числе прочей мебели) делает столы. О таких словах мы скажем, что они

«мотивированы в современном языке», или имеют в нем «(живую) мотивировку».

В противоположность этому орел, слесарь и множество других слов русского

языка (земля, вода, хлеб, белый, нести, очень, два, ты и т. д.) принадлежат

к немотивированным, т. е. не имеют живой (= ясной для носителей языка)

мотивировки: факты современного языка не дают никакого основания для ответа

на вопрос, почему птица орел называется орлом, слесарь — слесарем и т. д.

Каждый предмет, каждое явление действительности имеет множество

признаков. Кукушка не только кричит «ку-ку!», но имеет определенную окраску

перьев, форму головы, клюва, определенные повадки. Но включить в название

птицы указание на все эти признаки невозможно, да и не к чему. Достаточно

указать какой-то один признак, и слово, построенное на его основе,

закрепившись за предметом, будет вызывать в сознании представление о

предмете «в его тотальности», в целом. В данном случае мотивирующим

признаком, т. е. объективной основой наименования, послужил характерный

крик, издаваемый птицей.

Есть немало примеров использования разных мотивирующих признаков при

обозначении одних и тех же предметов и явлений действительности. Так,

портной в одних случаях обозначен как 'режущий' ('кроящий'), например вофр.

tailleur (от tailler 'резать, кроить'), в нем. Schneider (от schneiden

'резать'), в других — как 'шьющий', например в болг. шивач, сербскохорв.

шйвач, шавац. Растение одуванчик в некоторых русских говорах называется

пухлянкой, в других — летучкой, в третьих — молочником (сок его стеблей по

цвету напоминает молоко). Иногда название строится на сочетании двух

мотивирующих признаков. Таковы, например, английское название цветка

колокольчика —.blие-bell букв. 'синий колокол' (признаки цвета и формы) и

немецкое название подснежника — Schneeglockchen букв. 'снежный

колокольчик'.

Мотивировка, опирающаяся на реальный мотивирующий признак, может быть

названа реальной (ср. приведенные примеры). В иных случаях встречается

фантастическая мотивировка, отражающая мифические представления,

поэтические вымыслы и легенды. Так, в ряде языков названия дней недели

связаны с именами богов языческой мифологии. Ср. англ. Sunday (и нем.

Sonntag) 'воскресенье', букв. 'ден^ (бога) солнца', нем. Donnerstag

'четверг', букв. 'день (бога) грома' Наконец, есть примеры чисто формальной

мотивировки: ясно, от какого слова образовано данное слово, но непонятно,

почему. Ср. такие на звания, производные от имен собственных, как антоновка

(яблоко), анютины глазки.

Разными могут быть и способы языкового выражения мотивирующего

признака. «Звуковая материя» языка создает возможность «изобразительной

мотивированности», позволяя в той или иной мере имитировать характерное

звучание предмета. Так возникают звукоподражательные слова вроде

приведенного выше кукушка или пинг-понг, мяукать, мычать, каркать,

кудахтать, бренчать, хихикать и т. д.

Значительно чаще, чем «изобразительная», встречается «описательная

мотивированность», т. е. «описание» мотивирующего признака с помощью

обычного (незвукоподражательного) слова. Это можно наблюдать 1) при

употреблении слова в переносном значении, 2) в производных и сложных

словах. Переносное значение мотивировано сосуществующим с ним прямым

(переносное «второй степени» — переносный «первой степени» и т. д.), как в

словах окно, зеленый и др. Производные и сложные слова мотивированы связью

с теми, от которых они образованы. Это видно в приведенных выше столяр,

одуванчик, диалектных пухлянка, летучка, молочник, в сложных

существительных рыболов, пылесос, Белгород, в производных глаголах учитель'

ствовать, белить, в сложных числительных восемьдесят, пятьсот и т. д.

«Описательная мотивированность» относительна, ограничена: в конечном

счете она всегда опирается на немотивированное слово. Так, столяр или

столовая мотивированы, но стол — нет. И так во всех случаях: все

незвукоподражательные слова, непроизводные с точки зрения современного

языка, употребленные в своих прямых значениях, являются немотивированными.

Мотивировку слова, даже в тех случаях, когда она совершенно ясна и

«прозрачна», следует строго отличать от концептуального значения.

Мотивировка есть как бы способ изображения данного значения в слове, более

или менее наглядный «образ» этого значения, можно сказать — сохраняющийся в

слове отпечаток того движения мысли, которое имело место в момент

возникновения слова. В мотивировке раскрывается подход мысли человека к

данному явлению, каким он был при самом создании слова, и потому

мотивировку иногда называют «внутренней формой слова», рассматривая ее как

звено, через которое содержание (= значение) слова связывается с его

внешней формой — морфологической структурой и звучанием.

Отличие мотивировки от значения ясно видно в тех случаях, когда одно и то

же значение мотивировано в разных языках или в словах-синонимах одного

языка по-разному, как в ряде приведенных выше примеров. Вместе с тем

нередко слова с разными значениями имеют одинаковую или очень сходную

мотивировку. Например, белок, беляк (заяц), бельё, бельмо, белка, белуга

мотивированы одним и тем же признаком белого цвета; русск. ценный и

сербскохорв. ценан мотивированы связью с ценой (сербскохорв. цена), но

значения у этих прилагательных почти противоположные—русское значит

'имеющий большую цену', а сербскохорватское—'дешевый, доступный по цене'.

Мотивировка слова бывает связана с его эмоциональными коннотациями. Это

проявляется в сознательном отталкивании от слов с «неприятной»

мотивировкой. Так были изгнаны из употребления прислуга и жалованье,

заменившись соответственно домашней работницей и заработной платой.

В процессе функционирования слова мотивировка имеет тенденцию

забываться, утрачиваться. В результате мотивированное слово постепенно

переходит в разряд немотивированных. Конкретные причины утраты мотивировки

разнообразны.

В одних случаях выходит из употребления то слово, от которого произведено

данное слово, либо утрачивается прямое значение. Так в русском языке

перестали употреблять слово коло 'круг, колесо' (оно было вытеснено

расширенными, суффиксальными формами того же слова, давшими современное

колесо), в результате немотивированны. ми стали кольцо (первоначально

уменьшительное образование от коло т. е. 'кружок, колесико', ср. сельцо,

словцо, письмецо и т. п.) и предлог около (собственно 'вокруг'). В

украинском языке глагол лаяти сохранил только значение 'ругать', которое

возникло как переносное, а теперь является немотивированным.

В других случаях предмет, обозначенный словом, изменяясь в процессе

исторического развития, теряет признак, по которому был назван. Так,

современные города не огораживают стенами, и хотя глагол городить

существует и по сей день в русском языке, связь между этим глаголом и

существительным город уже перестала осознаваться большинством носителей

языка. Равным образом теперь стреляют, не используя стрел, а современный

мешок не имеет ничего общего с мехом, хотя по происхождению это

уменьшительное образование от мех (ср. смешок, грешок и др.), в слове

чернила связь с черный еще достаточно очевидна, но мы о ней никогда не

вспоминаем, так как признак черного цвета перестал быть характерным для

чернил. Показательно, что в сочетаниях типа красные чернила нормально не

ощущается катахреза — употребление, противоречащее буквальному значению

слова.

Существуют и другие конкретные причины, способствующие утрате мотивировки

в тех или иных случаях. Однако важно подчеркнуть, что кроме всех

конкретных, частных причин есть и общая предпосылка, делающая возможной

утрату мотивировки слова. Это — избыточность, даже ненужность мотивировки с

того момента, когда слово становится привычным. Мотивировка необходима в

момент рождения слова (или в момент рождения переносного значения): без

мотивировки слово (или переносное значение), собственно, не может и

возникнуть. Но раз возникнув, новое слово (или новое значение слова)

начинает «жить своей жизнью»: повторяясь вновь и вновь в речевых актах, оно

становится более или менее общеизвестным в данном коллективе, запоминается,

к нему привыкают, на нем, на его структуре перестают останавливаться

мыслью. Мотивировка как бы «уходит в тень», почему и становятся возможными

красные чернила, розовое бельё и т. д. Мы вспоминаем о мотивировке лишь в

каких-то специальных, редких случаях. В подобном «замороженном состоянии»

она может сохраняться долго, но достаточно небольшого изменения в значении

производящего слова, и она забывается совсем Показательно, что самые

простые и самые важные слова языка принадлежат к немотивированным.

Естественно, что мотивировка утрачивается при заимствовании слов из

другого языка (кроме случаев, когда заимствуется и слово, мотивирующее

данное). Так, на почве древнегреческого языка слово atomos 'мельчайшая

частица вещества' было мотивировано (отрицательный префикс а- + корень

глагола temnO 'режу', т. е. 'неразрезаемое, неделимое'); в русском и других

языках, заимствовавших слово атом, оно с самого начала не имеет

мотивировки. Русск. студент восходит прямо к лат. studens (род. п.

studentis) — причастию действительного залога от глагола studeo 'стараюсь,

усердно занимаюсь, изучаю', а восходящее к тому же латинскому глаголу

русск. штудировать было заимствовано через немецкое посредство. Иное дело в

немецком, где Student и studieren связаны и по звучанию, или, например, в

английском с его student и study 'изучать, исследовать' и 'изучение,

исследование'. Однако слово революционер, хотя и является в русском языке

заимствованным, вполне четко мотивировано связью с тоже заимствованным, но

прочно вошедшим в язык словом революция.

Выяснением забытых, утраченных мотивировок и, таким образом,

исследованием происхождения соответствующих слов занимается специальная

отрасль лексикологии, а именно: этимология. Этимологией называют также и

каждую гипотезу о происхождении и первоначальной мотивировке того или иного

слова (в этом смысле термин этимология употребляют и во множественном

числе). Наконец, этимология — это само происхождение слова и его

(первоначальная) мотивировка (ср.: «Этимология такого-то слова не может

считаться выясненной»).

20. Устойчивые словосочетания и фразеологизмы.

В каждом языке широко употребляются устойчивые, тради ционно

повторяющиеся сочетания слов. Они противостоят переменным словосочетаниям,

свободно создаваемым в процессе речи.

Рассмотрим сперва примеры переменных сочетаний: новый стол, длинный стол,

отодвинуть стол, положить карандаш на стол-стол у окна. Конечно, эти

сочетания образованы по определенным правилам, по заданным заранее, до акта

речи, синтаксическим моделям (ср. согласование, использование падежных форм

и т. д.). Вместе с тем по конкретному лексическому составу, т. е. с точки

зрения употребления именно данных, а не каких-либо других слов, все эти

сочетания составлены совершенно свободно, в зависимости только от

выражаемой мысли и описываемой ситуации, от стремления говорящего выделить,

подчеркнуть те или иные моменты этой ситуации. Переменные словосочетания

следует рассматривать как речевые комбинации языковых знаков — слов.

. Приведем теперь примеры устойчивых сочетаний с тем же словом стол: -

письменный стол, обеденный стол, накрыть на стол, убрать со смола, сесть за

стол, сесть за один стол (т. е. 'начать переговоры'), {положить на стол (в

смысле 'представить в готовом виде' — о рукописях, книгах и т. п.), Карты

на стол! (т. е. 'раскройте ваши планы'). В устойчивых сочетаниях заранее,

т. е. до акта речи, задана не только общая грамматическая модель, но и

конкретный лексический состав всего сочетания. Оно не создается заново в

момент речи, применительно к данной мысли, не собирается «на ходу» из слов,

а уже существует, хранится в готовом, «собранном» виде в памяти носителей

языка и, подобно словам, извлекается из памяти, когда в нем возникает

потребность. Устойчивые сочетания иногда называют «языковыми клише» (или

«штампами»), они вставляются в нашу речь целиком. Устойчивые сочетания —

это не речевые комбинации знаков, а особые сложные знаки. Выше мы назвали

их «составными лексемами».

Условия, создающие устойчивость, традиционную воспроизводимость

словосочетания, могут быть разными.

Есть слова, обладающие очень узкой, избирательной сочетаемостью с другими

словами — вплоть до единичной сочетаемости. Так, закадычный нормально

сочетается только с друг, а заклятый — только с враг; ни зги с абсолютной

гарантией предсказывает либо не видать, либо не видно. В этих случаях

устойчивость сочетания создается самим фактом единичной сочетаемости одного

из компонентов.

Чаще, однако, причина устойчивости заключается в другом — в более или

менее отчетливом семантическом обособлении словосочетания, в том или ином

сдвиге значения. Устойчивые сочетания с подобным сдвигом (он ясно

обнаруживается при сравнении с теми же словами вне рамок данного сочетания)

называют фразеологизмами, а науку, их изучающую,— фразеологией.

В фразеологизмах, так называемых идиомах, наблюдается общий сдвиг

значения, затрагивающий все компоненты. Примерами могут служить выражения

сесть за один стол 'начать переговоры', Карты на стол!, белый уголь

'энергия рек, превращаемая (или способная быть превращенной) в

электроэнергию', как пить дать 'наверняка'. Здесь все компоненты

употреблены в сдвинутых, специфических, переносных значениях либо даже (в

последнем примере) вообще без какого-либо четкого значения, так что,

несмотря на свою морфологическую «отдельность», даже не могут по-настоящему

считаться словами. Целостное значение идиомы несводимо к сумме значений ее

компонентов. Вот эта несводимость целостного значения к сумме значений

частей и называется идиоматичностью.

Как фразеологизмы, так и идиомы могут быть мотивированными либо,

напротив, утратившими мотивировку. Все приведенные выше фразеологизмы

являются мотивированными с точки зрения данного состояния языка; примером

немотивированных фразеологизмов может служить выражение дело табак 'дело

обстоит плохо'. Мотивированные идиомы:

сесть за один стол, белый уголь, держать камень за пазухой, выносить сор из

избы. Значение идиомы в этих случаях все же потенциально выводимо из

структуры и состава идиомы — образ, лежащий в основе, более или менее ясен.

А вот примеры идиом, лишенных мотивировки в современном языке: очертя

голову, черта с два, куда ни шло, (кричать) во всю ивановскую.

Мотивированные идиомы и фразеологизмы иногда называют фразеологическими

единствами, а немотивированные (с точки зрения данного состояния языка) —

фразеологическими сращениями.

Для восстановления утраченной мотивировки фразеологизмов нужны

специальный этимологический анализ, разного рода исторические справки и т.

д. Так, очертя голову связано с суеверным представлением, будто, «очертив»

свою голову (т. е. обведя ее чертой), можно застраховать себя от

враждебного воздействия «нечистой силы» и после этого, уже ничего не

опасаясь, пускаться в любое рискованное дело; во всю ивановскую —

первоначально имелась в виду площадь перед Иваном Великим в московском

Кремле, на которой громким голосом объявлялись во всеуслышанье царские

указы. Мотивировка многих фразеологизмов остается невыясненной.

Разумеется, границы между рассмотренными типами не являются резкими.

Везде есть промежуточные, переходные случаи. В качестве особой группы можно

выделить такие фразеологизмы, в которых наблюдается и единичная

сочетаемость одного из компонентов (или уникальность грамматической формы),

и явственный смысловой сдвиг, например бить баклуши, точить лясы, турусы на

колесах, краеугольный камень, сложа (вместо обычного сложив) руки, притча

уо языцех 'предмет всеобщих разговоров, пересудов'. И здесь в одних случаях

мотивировка является ясной (например, в сложа руки), в других — затемненной

или вовсе утраченной.

С точки зрения их синтаксических функций среди устойчивых сочетаний

выделяются: 1) эквивалентные словам с возможными дальнейшими

подразделениями — эквивалентные глаголам (выносить сор из избы),

существительным (белый уголь), наречиям (очертя голову) и т. д. или, в иных

терминах, «функционирующие как сказуемое», «функционирующие как

обстоятельство» и т. д. и 2) используемые в качестве целых предложений

(Карты на стол! Черта едва! Дело табак). Ко второй рубрике примыкают

народные пословицы и поговорки, сентенции и афоризмы из литературных

произведений и т. д.

Фразеологизмы очень разнообразны и с точки зрения их принадлежности к

функциональным стилям. Многие из них являются разговорными, просторечными,

а некоторые — даже вульгарными (дать по шапке, вожжа под хвост попала,

лезть на рожон, валять дурака), другие, напротив, используются в книжных

стилях (прокрустово ложе, сизифов труд, кануть в лету, дамоклов меч).

Некоторые устойчивые сочетания совершенно лишены эмоциональной окраски

(например, сложные термины вроде удельный вес, мягкая посадка, меченые

атомы, черный ящик, народная этимология, части речи, дифференциальный

признак), но другие обладают большим «эмоциональным зарядом».

Говоря о фразеологизмах, часто отмечают их национальное своеобразие.

Бесспорно, в каждом языке среди них есть много специфических и по форме, и

по мотивировке, и по значению. Особенно ярко проявляется это своеобразие в

тех фразеологизмах, в которых отразились специфические черты народного быта

и конкретной истории народа. Ср. приведенное выше во всю ивановскую или:

Хлеб да соль!; Не красна изба углами, а красна пирогами; ездить в Тулу со

своим самоваром; язык до Киева доведет; шапка Мономаха; Вот тебе, бабушка,

ч Юрьев день/, потёмкинские деревни; многие «крылатые фразы» из

произведений национальной литературы, например: Минуй нас пуще вех печалей

и барский гнев, и барская любовь! (Грибоедов); Есть ещё порох в

пороховницах! (Гоголь).

Вместе с тем и к фразеологизмам, в которых ярко проявляется национальная

специфика, порой можно подобрать близкие по значению (хотя иначе

построенные и иначе мотивированные) параллели среди фразеологизмов другого

языка. Так, нашему ездить в Тулу со своим самоваром по смыслу вполне

соответствует в английском to carry coals to Newcastle — букв. 'возить

уголь в Ньюкасл' (один из Центров добычи угля в Англии).

Наряду с этим существует немало «межнациональных» фразеологизмов,

вошедших во многие языки в результате взаимодействия между культурами.

Таковы, в частности, многочисленные «крылатые слова», восходящие к тексту

Библии (так называемые библеизмы), например вавилонское столпотворение,

блудный сын, умывать руки, копать другому яму, суета сует, камень

преткновения, глас вопиющего в пустыне, колосс на глиняных ногах, невзирая

на лица, книга за семью печатями; Нет (или Несть) пророка в своем

отечестве; Не сотвори себе кумира; цитаты из произведений мировой

литературы, например подливать масла в огонь (Гораций); Аппетит приходит во

время еды (Рабле); Порвалась связь времен (Шекспир); «крылатые фразы»

выдающихся исторических личностей, например Пришел, увидел, победил (Юлий

Цезарь).

21. Лексикография.

Лексикография изучает теорию и практику составления словарей.

Составляемые лексикографами словари чрезвычайно разнообразны по своему

назначению, объему, по характеру и способам подачи включаемого материала.

Прежде всего нужно различать словари лингвистические и нелингвистические.

Первые собирают и описывают под тем или иным углом зрения лексические

единицы языка (слова и фразеологизмы). В нелингвистических словарях

лексические единицы (в частности, термины, однословные и составные, и

собственные имена) служат лишь отправной точкой для сообщения тех или иных

сведений о предметах и явлениях внеязыковой действительности. Встречаются и

промежуточные разновидности словарей. Кроме того, всякий словарь с точки

зрения охватываемого им материала может быть либо общим (например,

БСЭ—Большая Советская Энциклопедия), либо специальным (та или иная

отраслевая энциклопедия — медицинская, философская и т. д.).

Важными понятиями лингвистической лексикографии являются словарная

статья, заголовочное слово и словник. Словарная статья — это абзац или

несколько абзацев словаря, дающих информацию, относящуюся к одной

лексической единице (иногда к нескольким взаимосвязанным единицам). Статья

начинается заголовочным словом (иногда сочетанием), обычно выделенным

особым шрифтом. Совокупность всех слов, рассматриваемых в словаре,

называется словником этого словаря.

Рассмотрим подробнее лингвистические словари. Толковый словарь дает

толкование значений слов (и устойчивых сочетаний) какого-либо языка

средствами этого ^е

языка. Толкование дается с помощью логического определения концептуального

значения {накалиться 'нагреться до очень высокой температуры', рекордсмен

'спортсмен, установивший рекорд'), посредством подбора синонимов

(назойливый 'надоедливый, навязчивый') или в форме указания на

грамматическое отношение к другому слову (прикрывание 'действие по значению

глаголов прикрывать и прикрываться'). В некоторых толковых словарях

значения слов раскрываются иногда с помощью рисунков. Эмоциональные,

экспрессивные и стилистические коннотации указываются посредством

специальных помет (неодобр., презр., шутл., ирон., книжн., разг. и т. п.).

Отдельные значения иллюстрируются примерами — типичными сочетаниями, в

которых участвует данное слово (утюг накалился, атмосфера накалилась — где

глагол выступает уже в переносном значении 'стала напряженной'), или же

литературными цитатами. Обычно толковые словари дают также грамматическую

характеристику, указывая с помощью специальных помет на часть речи,

грамматический род существительного, вид глагола и т. д. и приводя в нужных

случаях кроме словарной и некоторые другие формы данного слова. В той или

иной мере указывается и произношение слова (например, в русских толковых

словарях ударение).

Обычно толковые словари являются словарями современного литературного

языка и носят нормативный характер.

Толковым словарям противостоят переводные, чаще всего двуязычные

(скажем, русско-английский и англо-русский), а иногда многоязычные. В них

вместо толкования значений на том же языке даются переводы этих значений на

другой язык (накалиться — become heated, назойливый — importunate,

troublesom).

К общим словарям мы отнесем и те, которые рассматривают (в принципе) все

пласты лексики, но под каким-либо специфическим углом зрения.

Таковы, например, частотные словари. Их задача — показать степень

употребительности слов в речи (что практически значит — частоту их

использования в некотором массиве текстов).

Далее отметим грамматические словари, дающие подробную грамматическую

характеристику слова; словообразовательные (деривационные), указывающие

членение слов на составляющие их элементы; словари сочетаемости, приводящие

типичные контексты слова.

Этимологические словари содержат сведения о происхождении и

первоначальной мотивировке слов. В этих словарях обычно приводятся

соответствия данного слова в родственных языках, излагаются гипотезы

ученых, касающиеся его этимологии.

Особую группу составляют различные исторические словари. В некоторых из

них ставится цель — проследить эволюцию каждого слова и его отдельных

значений на протяжении письменно засвидетельствованной истории

соответствующего языка. К другой разновидности относятся словари прошлых

периодов истории языка. Словарь языка писателя (тем более произведения)

стремится быть исчерпывающим: он обязательно включает все слова,

употребленные в сохранившемся тексте или текстах писателя, а нередко

указывает и все встретившиеся формы этих слов; при этом не толь-до

иллюстрируются цитатами все выделенные значения и оттенки значений, но и

даются «адреса» всех случаев их употребления (том, страница, строка).

К общим словарям отнесем и полные диалектные словари, т. е. такие,

которые в принципе охватывают всю лексику, бытующую в диалектной речи на

территории одного говора (или группы говоров), как специфическую для

данного диалекта, так и совпадающую с лексикой общенародного языка.

Наконец, упомянем орфографические и орфоэпические словари, преследующие

чисто практические цели.

Среди специальных лингвистических словарей интересны различные

фразеологические словари (они бывают переводными и одноязычными), словари

«крылатых слов» и словари народных пословиц и поговорок.

Из других специальных лингвистических словарей отметим словари синонимов

— одноязычные и переводные, словари антонимов, омонимов, словари так

называемых «ложных друзей переводчика», т. е. слов, близких в каких-либо

двух языках по звучанию и написанию, но расходящихся по значению (так, в

болг. гора значит 'лес', а вовсе не Тора', в англ. magazine 'журнал', а не

'магазин').

К специальным относятся и дифференциальные диалектные словари, т. е. те,

которые содержат только диалектную лексику, не совпадающую (материально или

по значениям) с общенародной. Такой диалектный словарь может быть либо

словарем одного говора, либо словарем многих или даже (в принципе) всех

территориальных диалектов какого-либо языка. К дифференциальным диалектным

принадлежат также словари сленга и арго.

Упомянем, наконец, словари иностранных слов, сокращений, различные

словари имен собственных (личных, географических и т. д.), словари рифм.

22. Понятие морфемы. Типы морфем.

Морфема — минимальная двусторонняя единица языка, т. е. такая единица, в

которой 1) за определенным экспонентом закреплено то или иное содержание и

которая 2) неделима на более простые единицы, обладающие тем же свойством.

. Понятие морфемы ввел И. А. Бодуэн де Куртенэ (1845—1929) как

объединяющее для понятий корня, приставки, суффикса, окончания, т. е. как

понятие минимальной значащей части слова, линейно выделимой в виде

некоторого «звукового сегмента» (отрезка) при морфологическом анализе.

Наряду с этими, как теперь говорят, оегментными морфемами Бодуэн

рассматривает и нулевые морфемы, «лишенные,—как он пишет,—всякого

произносительно-слухового состава», выступающие, например, в формах им. п.

ед. ч. дом, стол или Род. п. мн. ч. мест, дел (нулевые окончания). Позже в

работах многих лингвистов разных стран понятие морфемы было значительно

Расширено и углублено и постепенно стало одним из центральных понятий в

мировом языкознании. Теперь морфема рассматривается Как универсальная

языковая единица. Наряду с сегментными морфемами — частями слов —

выделяются сегментные морфемы, функционирующие в качестве целого

слова—служебного (например, наши предлоги к, на, союзы и, но) или

знаменательного (здесь, увы, метро рагу).

Вычленение морфем — частей слов — основывается на параллелизме между

частичными различиями, наблюдаемыми во внешнем облике (звучании) слов и их

форм, и частичными различиями в значениях (лексических и грамматических),

передаваемых этими словами и формами.

Путем сравнения форм, частично различных (и тем самым частично сходных)

по звучанию и по значению, мы выявляем различия (и сходства) в звучании,

параллельные различиям (и, соответственно, сходствам) в значении, и таким

образом устанавливаем единицы, в которых за определенным экспонентом

(отрезком звучания, иногда нулем звучания и т. д.) закреплено определенное

содержание (значение). Если эти единицы окажутся минимальными, т.е. не

поддающимися дальнейшему членению на основе того же принципа, то это и

будут морфемы.

Сегментные морфемы — части слов (части простых, синтетических словоформ)

— разделяются на два больших класса: 1) корни и 2) некорни, или аффиксы.

Эти классы противопоставлены друг другу прежде всего по характеру

выражаемого значения и по своей функции в составе слова

В составе знаменательных слов корни являются носителями лексических

значений, обычно совпадающих с лексическими значениями слов, содержащих эти

корни и наиболее простых по морфологической структуре. Так, значение корня

рук- совпадает с лексическим значением слова рука. В знаменательных словах

более сложной структуры корень (или каждый из корней, если их в слове

несколько) несет какую-то часть целостного лексического значения слова или

же выступает как «опора» мотивировки. Аффиксы не несут самостоятельных

лексических значений, их значения либо лек-сико-грамматические

(словообразовательные, деривационные), либо собственно грамматические (как

иногда говорят, реляционные, т. е. выражающие отношения), либо, наконец,

они выполняют формально-структурные и формально-классифицирующие функции.

Корень (или сочетание корней) образует смысловое ядро и структурный

организующий центр слова. Деривационные аффиксы участвуют вместе с корнем

(сочетанием корней) в формировании целостного лексического значения слова.

В русском языке (и ряде других) возможны три позиции и, сообразно этому,

три главных позиционных класса аффиксов: 1) позицию перед корнем или

корнями (нередко, исходя из письменного облика слова, говорят «слева от

корня») занимают префиксы, или приставки, что особенно типично для глаголов

и отглагольных имен, но широко наблюдается и в других частях речи; 2)

позицию после корня или корней («справа») занимают постфиксы (в широком

смысле), нередко представленные в русском языке цепочками из нескольких

единиц в одной словоформе; 3) позиция между двумя корнями нередко бывает

заполнена интерфиксом; в качестве интерфиксов выступают формально-

структурные, соединительные аффиксы, например орфографическое -о-

(собственно -/а/-) в лесоруб или орфографическое -е- (собственно -/i/-) в

бурелом.

Постфиксы в широком смысле в свою очередь подразделяются дальше, исходя

из смешанных функционально-позиционных критериев. Так, выделяют окончания

(или флексии), которые ' большинстве случаев (а в некоторых языках всегда)

занимают позицию на самом конце простой словоформы, а главное выражают те

или иные синтаксические связи данного слова с другими словами. Поэтому

говорят о падежных, личных и родовых (например, в несла, несло) окончаниях,

но обычно не считают окончанием стоящий всегда на конце показатель

инфинитива. Большинство постфиксов, не попадающих в число окончаний,

называют суффиксами. В русской грамматике выделяют еще одну группу —

постфиксы в узком смысле. Это возвратная морфема -ся/-сь, которая всегда

ставится после окончания, также -то, -либо в какой-то, какой-либо.

Префиксы и постфиксы разного рода широко представлены во многих языках,

однако есть языки, в которых один из этих типов почти довсе отсутствует или

используется редко. Интерфиксы есть, в частности, в немецком

(«соединительное -s-»), например, в Аrbeit[s]tag 'рабочий день').

С помощью морфемы выражается лексическое и грамматическое значение

слова, образуются новые слова, слова изменяют грамматическую форму, т.е.

склоняются, спрягаются.

Границы содержательного варьирования, т.е. полисемии морфемы, определяются

на основании довольно зыбкого критерия смысловой связи между значениями,

опирающегося на языковое чутье и не поддающегося формализации. Между двумя

значениями глагольного префикса над- «чувствуется» момент связи: и в том, и

в другом действие глагола оказывается ограниченным в пространстве областью,

представляемой как «верх» предмета (в прямом или переносном смысле), что

перекликается с пространственным значением предлога над и именного префикса

над- (ср. надкостный}.

Морфемы делятся на формообразовательные (аффикс): завод – заводу – заводом

- … и словообразовательные (меняют лексическое значение слова):

общественный – антиобщественный.

Основа слова – это слово без окончания.

23. Словообразование.

Словообразование (дериватология) – наука об образовании новых слов; свод

правил на основе уже существующих. Способов образования много. Среди типов

производящих основ и словообразовательных формативов выделяют следующие:

1.В качестве производящей основы может выступать не только основа

производящего слова, но и отдельная словоформа: ничего – ничегошеньки, ты

– тыкать.

2. Кроме суффиксальных есть и другие виды производных слов -,

префиксальные (унести от нести) , префиксально-суффиксальные (Поволжье от

Волга), производные с помощью морфем-операций (голь от голый, англ. to

import от import)

3. Иногда словообразовательный форматив состоит только из набора

формативов отдельных словоформ, так что производное слово внешне отличается

от производящего лишь своей формообразовательной парадигмой. Это явление,

впервые описанное советским языковедом А. И. Смирницким (1903—1954),

называют морфологической конверсией. Яркие примеры дает английский язык

такими образованиями, как master 'хозяин, мастер' — (to) master 'овладеть,

справиться', в которых конверсия ведет к частичной омонимии производного и

производящего слов, что связано с омонимией показателей отдельных форм

(прежде всего нулевых показателей, а также -s во мн. ч. существительного и

в 3-ем л. ед. ч. глагола). Но суть конверсии не в омонимии, а в том, что

образование слова происходит без помощи специального словообразовательного

аффикса, одной только сменой парадигмы: ср. the master, a master, master's,

masters и, с другой стороны, to master, I master, he masters, I mastered,

mastering. В русском языке морфологическая конверсия представлена в таких

парах слов, как супруг — супруга, Александр — Александра, Евгений —

Евгения, соль — солю, надою — надой, синий — синь, ученый, -ая, -ое —

ученый (существительное).

4. Кроме морфологической выделяют еще синтаксическую конверсию, при

которой сигналом образования производного слова является только изменение

синтаксической сочетаемости. Ср. наречие позади, сочетающееся с глаголом

(остался позади), и образованный от него предлог позади, употребляемый с

род. п. существительного (позади дома).

Особо рассмотрим словообразовательную структуру сложных слов (т. е.

содержащих более одного корня). Некоторые из них являются результатом

стяжения словосочетаний, например имя Мойдодыр у К. Чуковского из мой до

дыр или нем. Vergibmeinnicht 'незабудка'—букв. 'не забудь меня'.

Производящая основа равна здесь сумме слагаемых компонентов, а в состав

словообразовательного форматива входят закрепленный порядок этих

компонентов и «объединяющее» ударение.

В других случаях мы имеем сложение основ, например Новгород, лесостепь,

первоисточник, исп. pelirojo 'рыжеволосый' (ср. pelo 'волос, волосы' и rojo

'красный'), нем. Arbeitstag 'рабочий день' (ср. Arbeit .работа' и Tag

'день').

Далее следует сложение основ в сочетании с одновременным присоединением

«внешнего» аффикса (т. е. какого-либо словообразовательного аффикса помимо

интерфикса). Примером может служить прилагательное железнодорожный,

образованное от устойчивого словосочетания железная дорога. Производящая

основа здесь железн-... дорог-, а словообразовательный форматив состоит из

сегментных элементов — интерфикса -/а/- (орф. -о-) и суффикса -н- ,набора

окончаний прилагательного и из двух несегментных элементов: фиксированного

порядка компонентов и объединяющего главного ударения на втором слагаемом.

Особую разновидность этого типа представляют слова голубоглазый, дровосек,

шелкопряд, в которых вместо «внешнего» словообразовательного аффикса

используется формообразовательная парадигма, несвойственная второму

компоненту сложения (ведь прилагательного «гла-зый» или существительных

«сек», «пряд» в русском языке нет).

Фонетико-морфологическое образование - отбрасывание окончания: былой –

быль.

24. Грамматическое значение и грамматическая категория.

Термин «грамматика» (из др.-греч. grammatike techne—букв. 'письменное

искусство' — от gramma 'буква') неоднозначен: он обозначает и науку —

раздел языковедения, и объект этой науки — объективно существующий в каждом

языке грамматический строй. Последний понимается либо в широком смысле—как

совокупность законов функционирования единиц языка на всех уровнях его

структуры, либо (чаще) в более узком смысле — как совокупность правил

построения: 1) лексических единиц, прежде всего слов (и их форм) из морфем,

и 2) связных высказываний и их частей — из лексических единиц, отбираемых в

процессе речи каждый раз соответственно выражаемой мысли. Первыми правилами

занимается морфология, вторыми – синтаксис.

Все эти правила построения прямо или косвенно соотнесены с какими-то

чертами передаваемого содержания. Грамматические правила входят в общую

систему соответствий между планом содержания и планом выражения языка, т.

е. между значением (смыслом) и особенностями внешнего облика формируемых

языковых единиц. Поэтому правила построения являются одновременно и

правилами понимания выражаемых смыслов, правилами перехода от

воспринимаемого адресатом плана выражения высказывания к закодированному в

нем плану содержания.

Те элементы содержания, которые стоят за грамматическими правилами,

называют грамматическими значениями. Грамматические значения представлены,

конечно, не только в отдельных словах и их формах, но в еще большей мере —

в осмысленных сочетаниях знаменательных слов и в целом предложении. Если в

слове грамматические значения выражаются особенностями построения слова,

его отдельными частями (например, окончаниями), чередованиями, Ударением и

т. д., то в словосочетании и предложении к этим грамматическим средствам

присоединяются другие — порядок расположения слов, интонация, служебные

слова, обслуживающие все предложение или словосочетание, и т. д.

Грамматические средства (или способы), применяемые в языках, являются

формальными показателями соответствующих грамматических значений.

Своеобразие грамматических значений состоит в том, что они, в отличие от

лексических значений, не называются в нашей речи прямо, а выражаются

попутно, как бы мимоходом. Они сопутствуют лексическим значениям, которые

одни только и называются прямо (именуются) в высказывании. Нетрудно,

однако, убедиться в том, что в создании целостного значения высказывания, а

также значения всех его осмысленных частей грамматические значения играют

весьма существенную роль, ничуть не меньшую, чем лексические значения

использованных в высказывании слов. Ср., например, сочетания подарок жены и

подарок жене (слова те же, но изменено одно окончание и получается совсем

другой смысл); или достань палку! и достань палкой!; или — с более тонким

различием — выпил воды и выпил воду; двести человек и человек двести (в

-последнем примере словоформы те же, но изменение порядка их расположения

создает добавочное значение приблизительности); ср., наконец, одно и то же

слово вперед, употребленное в качестве однословного предложения с

повелительной интонацией (Вперед!) и с вопросительной интонацией (Вперед?).

Именно грамматические значения организуют высказывание, делают его

адекватным выражением мысли.

Для того чтобы лучше понять, что такое грамматическое значение и какова

его роль в языке, рассмотрим короткое, состоящее всего из двух слов,

русское предложение Петров — студент. Слова, входящие в состав этого

предложения, выражают два лексических значения: 1) имя собственное Петров

выражает представление о конкретном лице, носящем такую фамилию, 2)

нарицательное существительное студент выражает понятие о классе лиц,

учащихся в вузах. Но значение предложения Петров — студент не сводится к

простой сумме этих двух значений. Смысл данного предложения заключается в

нарочитом (специальном, стоящем в центре внимания) сообщении того факта,

что личность «Петров» есть член класса (множества) «студенты». Мы можем

выделить здесь следующие грамматические значения:

1) Значение утверждения некоторого факта (ср. вопрос о факте при другой,

вопросительной, интонации: Петров студент?).

2) Значение нарочитого отождествления (в определенном отношении) двух

мыслимых единиц (ср. попутное упоминание о тождестве тех же единиц в

Студент Петров не явился на экзамен).

3) Значение отнесенности факта к настоящему моменту (или периоду)

времени, что выражено здесь отсутствием глагола (ср.: Петров был студентом,

Петров будет студентом).

4) Значение безусловной реальности факта, также выраженное отсутствием

глагола (ср.: Петров был бы студентом, если бы не провалился на

вступительных экзаменах или Будь Петров студентом, он получил бы место в

общежитии).

5) Значение единственного числа, выраженное и в одном, и в другом слове

отсутствием окончания (ср. Петровы—студенты).

6) Далее оба существительных относятся к мужскому грамматическому роду,

что в данном случае, поскольку это существительные, обозначающие лиц,

указывает на мужской пол (ср. Петрова — студентка).

Мы видим, что грамматические значения выявляются в противопоставлениях.

Грамматические противопоставления (оппозиции) образуют системы, называемые

грамматическими категориями. Грамматическую категорию можно определить

как ряд противопоставленных друг другу однородных грамматических значений,

систематически выражаемых теми или иными формальными показателями.

Грамматические категории чрезвычайно разнообразны. Так, есть категории

двучленные, например, в современном русском языке число (единственное :

множественное), глагольный вид (совершенный : несовершенный); трехчленные,

например, лицо (первое : второе : третье); многочленные, например, в

русском и многих других языках — падеж.

Грамматическая наука традиционно подразделяется на два больших отдела —

морфологию, или грамматику слова, и синтаксис, или грамматику связной речи

(и вообще единиц, больших, чем отдельное слово). Разделение на морфологию и

синтаксис в известной мере условно, так как грамматические значения,

стоящие за изменением форм слова, полностью раскрываются только при учете

синтаксических функций этих форм, т. е. их функций в рамках словосочетания

и предложения. В составе «грамматики слова» выделяются область, связанная с

образованием слов как лексических единиц языка, и область, связанная с

образованием грамматических форм слова. Первую область называют наукой о

словообразовании (иногда дериватологией), вторую — собственно морфологией.

25. Лексическое и грамматическое значение слова.

(см. вопросы 13 и 24)

26. Части речи.

Говоря о частях речи, имеют в виду грамматическую группировку лексических

единиц языка, т. е. выделение в лексике языка определенных групп или

разрядов, характеризуемых теми или иными грамматическими признаками, и

лексико-грамматические разряды (классы) слов, на которые разделяются слова

языка на основании признаков: семантический (существительное имеет

обобщенное значение – предмет, прилагательное – качество, свойство и т.д.),

грамматический, который подразделяется на морфологический и синтаксический

(способ связи с другими словами, какую функцию это слово выполняет в

предложении).

Грамматические категории, характеризующие слова той или иной части речи,

не совпадают или не вполне совпадают в разных языках, но они в любом случае

обусловлены общим грамматическим значением данного класса слов.

Начинать нужно с выделения более крупных классов слов, чем отдельные

части речи. Это прежде всего уже не раз встречавшиеся нам классы

знаменательных и служебных слов, охватывающие каждый по нескольку частей

речи традиционной схемы.

Внутри класса знаменательных слов прежде всего выделяются слова-названия

и указательно-заместительные слова. Особое место в ряду знаменательных слов

занимают междометия — слова, служащие выразителями эмоций (ай, ой, ба,

тьфу, ура, дудки) или сигналами волевых побуждений (эй, алло, цыц, брысь,

стоп). Для междометий характерна синтаксическая обособленность, отсутствие

формальных связей с предшествующим и последующим в потоке речи.

Отдельную группу, промежуточную между знаменательными и служебными

словами, составляют «оценочные», или модальные слова, выражающие оценку

достоверности факта (несомненно вероятно, по-видимому, кажется, как будто,

может быть, вряд ли едва ли и т. п., также говорят, слыхать, якобы и др.)

либо оценку его желательности или нежелательности с точки зрения говорящего

(к счастью, к сожалению, на беду и др.). Модальные слова используются в

предложении в качестве вводных элементов.

Имя существительное выражает грамматическое значение

предметности.Первичные синтаксические функции существительного — функции

подлежащего и дополнения. Существительные используются также в качестве

сказуемого (в ряде языков они выступают при этом в особой предикативной

форме), в качестве определения к другому существительному, иногда

обстоятельства. Типичными грамматическими категориями существительного

являются падеж и число.

Категория падежа выражается с помощью аффиксов либо с помощью

аналитических средств — предлогов (или послелогов) и порядка слов. В

принципе она многочленна, хотя система аффиксального выражения падежа может

состоять всего из двух членов (например, в английских существительных:

общий падеж с нулевой флексией — притяжательный падеж с флексией -s), а

может и вовсе отсутствовать. Содержание категории падежа составляют

разнообразные отношения между существительным и другими словами в

предложении, своеобразно отражающие отношения между реальными предметами,

предметом и действием и т. д.

Категория числа выражается аффиксацией, редупликацией и другими

средствами. Содержание категории числа составляют количественные отношения,

отраженные сознанием человека и формами языка. В языках мира кроме

единственного и множественного встречается двойственное, иногда

тройственное число, множественное небольшого количества, собирательное

множественное и т. д. С другой стороны, в некоторых языках выражение числа

в существительном вообще необязательно.

Из других грамматических категорий существительного широко распространена

категория определенности/неопределенности (обычно выражаемая артиклем,

который может быть служебным словом, как в английском, французском,

немецком, древнем и современном греческом, арабском, или же аффиксом — как

определенный артикль скандинавских языков, румынского, болгарского,

албанского). Неопределенность может выражаться отсутствием артикля

(например, в болгарском) или специальным неопределенным артиклем. В языках,

не имеющих определенности/неопределенности как развитой грамматической

категории, выражение соответствующих значений могут брать на себя другие

грамматические категории, например категория падежа (ср. выпил воды—выпил

воду).

Встречающиеся в ряде языков классификационные категории имени

существительного, такие, как грамматический род в индоевропейских и

семитских языках или именной класс в ряде языков Африки, некоторых

кавказских и др., служат главным образом средством оформления

синтаксической связи (согласование разных слов с именем существительным.

Имя прилагательное выражает грамматическое значение качества или

свойства, называемого не отвлеченно, само по себе, а как признак, данный в

чем-то, в каком-то предмете: не белизна а белое что-то, белый (снег, или

хлеб, или мел — вообще какой-то предмет, который мог бы быть обозначен

существительным мужского рода) или белая (шаль, стена и т.д.— вообще какой-

то предмет, обозначенный существительным женского рода) и т. д. Как говорит

Щерба, «без существительного, явного или подразумеваемого, нет

прилагательного». Или же: будучи употребленным без существительного,

прилагательное само становится названием предмета (по одному из его

признаков), т. е. существительным (ср. слепой старик и слепой), либо

названием свойства в отвлечении от носителя, т. е. опять существительным,

только другого типа (новое в смысле ‘новизна'). Грамматическая

подчиненность прилагательного существительному проявляется в одних языках в

его согласовании с существительным, в других — в его линейной позиции в

составе атрибутивной группы перед существительным (например, в английском

языке между артиклем и существительным) или, напротив, после него.

Первичные функции прилагательного — функция определения и сказуемого (его

именной части). Иногда эти функции разграничиваются употреблением

специальных рядов форм. Так, в немецком языке атрибутивным формам

прилагательного, различающимся (в порядке согласования) по роду, числу и

падежу, противостоит предикативная форма, единая для всех родов и для обоих

чисел (например, krank 'болен, больна' и т. д.). В русском языке в

атрибутивной функции нормально используется полная форма (больной и т. д.),

а в предикативной возможна и полная и краткая (болен), иногда со смысловой

дифференциацией: ом болен (временное, преходящее свойство) — он больной

(постоянное свойство), ом зол ('раздражен') — ом злой (вообще). Признаки,

обозначаемые прилагательными, во многих случаях могут варьироваться по

степени интенсивности. Отсюда специфическая грамматическая категория

качественных прилагательных, категория степеней сравнения.

Глагол в большинстве языков состоит из двух рядов образований: из

собственно глагола (лат. verbum finitum), например читаю, читал, читай,

читал бы, и так называемых верббидов, например читать, читающий, читанный,

читая, совмещающих признаки глагола с признаками некоторых других частей

речи .

Собственно глагол — это глагол-сказуемое, вершина и организующий центр

предложения. Собственно глагол выражает грамматическое значение действия,

т. е. признака динамического, протекающего во времени, причем называет этот

признак не отвлеченно, а, как выразился А. А. Потебня, «во время его

возникновения от действующего лица». «В понятие о глаголе,— продолжал

Потебня,— непременно входит отношение к лицу, каково бы ни было это

последнее: известное или нет, действительное или фиктивное». Отношение к

«неизвестному лицу» мы имеем в неопределенно-личном употреблении глагола

(говорят, нем. man sagt, фр. on parle .: тем же значением), также в

обобщенно-личном употреблении (что посеешь, то и пожнешь), отношение к

«фиктивному лицу», в частности, в безличных глаголах (светает, смеркается,

нем. es dammert 'смеркается', англ. it is raining 'идет дождь' — букв.

'дождит'). В грамматическое понятие «действующее лицо», разумеется, входит

и «действующий предмет», и «страдающее» лицо или предмет, и т. д., короче,

все то, что может обозначаться подлежащим при данном глаголе.

Наиболее типичными грамматическими категориями глагола-сказуемого

являются время, наклонение и залог.

Категория времени служит для локализации во времени того действия,

которое обозначено глаголом; граммемы этой категории выражают различные

типы отношений между временем действия и моментом речи, а иногда между

временем действия и каким-то другим моментом, помимо момента речи. В

последнем случае мы имеем дело со специальными «относительными временами»

(такими, как плюсквамперфект — прошедшее, предшествующее другому

прошедшему, будущее предварительное», «будущее в прошедшем» и т. п.) либо с

относительным употреблением «основных» времен (Ему показалось, что в доме

кто-то ходит, где форма настоящего времени выражав одновременность действию

главного предложения показалось). Особо выделяют переносное употребление

времен, например распространенное во многих языках «настоящее историческое»

в рассказе о прошлом (Иду я вчера по улице...).

Категория наклонения выражает отношение действия, обозначенного глаголом,

к действительности, а в ряде случаев — к воле и желанию, иногда к личному

опыту говорящего. Соответственно различают наклонение реальности —

изъявительное (индикатив) и те или иные противопоставленные ему граммемы,

представляющие глагольное действие как вовсе нереальное или как возможное,

пред. полагаемое, допустимое, обусловленное в своем осуществлении другим

действием; как желательное и даже прямо требуемое от адресата речи либо как

запрещаемое и т. д. Прямое побуждение к действию во многих языках

выражается формами императива (повелительного наклонения). Более

разнообразен состав, функции и номенклатура других «наклонений неполной

реальности».

К наклонениям можно отнести специальные вопросительные и отрицательные

формы глагола, например в английском языке — аналитические вопросительные и

отрицательные формы со вспомогательным глаголом to do (Do you speak

English? 'Говорите ли вы по-английски?').

Категория залога тесно связана со структурой предложения. В ряде языков

выступает система двух противопоставленных залогов — актива и пассива.

Активом, или действительным залогом, называется такая форма глагола, при

которой подлежащее соответствует действующему лицу («Рабочие строят дом»),

а пассивом, или страдательным залогом,— такая, при которой подлежащее,

напротив, соответствует объекту действия («Дом строится рабочими», «Дом

строится», «Дом был построен» и т. п.) или — в некоторых языках — также

адресату (англ. «Не is given a book» 'Ему дали книгу').

Особое место среди глагольных категорий занимает грамматическая категория

вида, противопоставляющая друг другу разные типы протекания и распределения

действия во времени. Так, в рус' ском и в других славянских языках

противопоставлены совершенный вид (решил, взобрался), выражающий действие

как неделимое целое (обычно действие, достигающее своего предела), и

несовершенный вид (решал, взбирался), выражающий действие без подчеркивания

его целостности, в частности направленное к пределу, но не достигающее его,

действие в процессе протекания или повторения, непредельное (имел), общее

понятие о действии и т. д. В английском языке противопоставлены конкретно-

процессный вид (Progressive), например he is writing 'он пишет в данный

момент', и общий вид—he writes ‘он пишет вообще'.

Будучи сказуемым, глагол всегда, как было отмечено, соотносится с

«действующим лицом», а в известных случаях — и с другими «лицами» в

предложении. Если соотнесенность с различными лицами выражается в самом

глаголе тем или иным формальным различием, мы говорим, что глагол имеет

категорию лица (в широком смысле, включая число, а также род и

грамматический класс). Наличие глагольной категории лица иногда делает

ненужным подлежащее (так, в пойду, пойдешь и так ясно, кто выполняет данное

действие). При использовании же подлежащего глагол, имеющий категорию лица,

согласуется с подлежащим в лице и числе.

Причастие совмещает свойства глагола и прилагательного, представляют

действие как свойство предмета или лица. Деепричастие совмещает свойства

глагола и наречия. Деепричастие называет действие как признак,

характеризующий другое действие («сказал смеясь», «сидел ссутулившись»).

Наречие по его грамматическому значению определяют как «признак признака».

Как отметил Потебня, наречие называет «признак... связуемый с другим

признаком, данным или возникающим, и лишь чрез его посредство относимый к

предмету» 2. Так, в очень сладкий виноград, снаружи красивый дом, поезд шел

быстро, железо накаляется докрасна существительные называют предметы,

прилагательные и глаголы — признаки предметов (данные — сладкий, красивый

или возникающие — шел, накаляется), а наречия — признаки этих признаков.

Наречия функционируют в предложении как обстоятельства, относимые к

глаголу, к прилагательному, к неглагольным предикативам (он спозаранку

начеку). Лишь реже наречие относится прямо к существительному (яйца

всмятку, совсем ребенок). Для наречия характерно отсутствие каких-либо

грамматических категорий (и соответствующего им формообразования), кроме

категории степеней сравнения (у качественных наречий).

Грамматическое значение имени числительного — значение количества,

представляемого как количество чего-то (пять столов, пять чувств) или же

как абстрактное число (пятью пять — двадцать пять); как точно определяемое

количество или как количество неопределенное (много, мало столов).

Служебные слова образуют отдельную подсистему служебных частей речи,

которая сильно видоизменяется от языка к языку. Могут быть выделены

«морфологические» и «синтаксические» служебные слова. Первые участвуют в

образовании аналитических форм. Это — предлоги (или послелоги), артикли,

вспомогательные глаголы, слова степени (англ. more, most; фр. plus и т.

д.), частицы типа русск. бы и т. д. К ним же примыкают и служебные слова,

оформляющие аналитические лексемы, например возвратное местоимение ряда

языков как составная часть некоторых глаголов. Синтаксические служебные

слова обслуживают словосочетания и предложения.

27. Синтаксис. Словосочетание и предложение.

Синтаксис определятся как грамматическое учение о связной речи, о

единицах более «высоких», чем слово. Синтаксис начинается там, где мы

выходим за пределы слова или устойчивого сочетания слов, где начинается

связная речь с ее свободной комбинацией лексических единиц в рамках

переменного словосочетания и предложения. Конечно, эпитет «свободная» не

означает отсутствия правил. Комбинация лексических единиц осуществляется по

определенным законам и моделям, изучение которых и составляет задачу

синтаксиса.

Центральным понятием синтаксиса является предложение — основная ячейка, в

которой формируется и выражается человеческая мысль и с помощью которой

осуществляется речевое общение людей.

Специфика предложения по сравнению с «нижестоящими» языковыми единицами

заключается в том, что оно есть высказывание, оно коммуникативно. Это

значит, что оно 1) соотнесено с определенной ситуацией и 2) обладает

коммуникативной установкой на утверждение (или отрицание), на вопрос или на

побуждение к чему-либо. Коммуникативность предложения конкретизируется в

синтаксических категориях модальности и времени. Эти последние выражаются в

глагольных формах наклонения и времени, а также (особенно при отсутствии

глагола) с помощью интонации, модальных слов, слов, обозначающих

локализацию во времени.

По своей структуре предложения очень разнообразны. Они могут

реализоваться с помощью одного слова (Пожар! Воды! Светает. Иду!

Великолепно! Домой?), в частности аналитической формы слова (По коням! Буду

рад!), но чаще реализуются с помощью более или менее сложного сочетания

слов.

От слова однословное предложение внешне отличается интонацией. По

содержанию же между словом пожар и однословным предложением Пожар! —

громадное различие. Слово пожар есть просто название определенного класса

реальных явлений (и соответствующего понятия), способное в речи обозначать

и каждое отдельное явление этого класса. Предложение Пожар! — уже не просто

название, а утверждение о наличии данного явления, т. е. пожара, в данной

конкретной ситуации, в данный момент времени, утверждение, сопровождаемое

также теми или иными эмоциональными коннотациями и т. д. Аналогичным

образом словоформа воды есть название известного вещества, поставленное в

определенное отношение к другим словам потенциального контекста.

Предложение Воды! есть просьба, требование, побуждение к реальному действию

в данной конкретной ситуации.

Предложение, реализуемое сочетанием слов, чаще всего обладает

предикативной структурой, т. е. содержит либо предикативную словоформу

(«Солнце взошло», «Летят журавли», также с неглагольным предикативом «Здесь

жарко»), либо, и без подобной формы, два четко соотнесенных главных члена —

подлежащее и сказуемое (Он — студент университета'. Снег бел', Факт

налицо). Всюду здесь уже сама конструкция свидетельствует о том, что перед

нами предложение. И все же по-настоящему эти конструкции становятся

предложениями благодаря интонации, с которой они произносятся (ср. «Солнце

взошло» с повествовательной и «Солнце взошло?» с вопросительной

интонацией).

Некоторые языковеды, подчеркивая различие между сочетаниями, содержащими

предикативное слово, и сочетаниями, такого слова не содержащими,

предпочитают обозначать термином «словосочетание» только последний вид

сочетаний. Уместнее представляется однако, другая точка зрения:

словосочетание определяется как любое соединение двух или более

знаменательных слов, характеризуемое наличием между ними формально

выраженной смысловой связи. Словосочетание может совпадать с предложением

или быть частью предложения, а предложение, как сказано, может

реализоваться в виде снабженного той или иной интонацией словосочетания,

ряда связанных между собой словосочетаний или отдельного слова (также

отдельного знаменательного слова, сопровождаемого служебным, например

Придешь ли?).

28.Синтаксические связи.

Синтаксической связью мы называем всякую формально выраженную смысловую

связь между лексическими единицами (словами, устойчивыми словосочетаниями),

соединившимися друг с другом в речи, в акте коммуникации. Обычно выделяют

два главных типа синтаксической связи — сочинение и подчинение.

Примеры сочинительной связи слов: стол и стул; я или ты; строг, но

справедлив. Для сочинительной связи характерна равноправность элементов,

что проявляется в возможности перестановки без существенного изменения

смысла (хотя при союзах и, или первое место в сочетании обычно обладает

большим «весом», чем второе: ср. жена и я — я и жена). При сочинении

связанные элементы однородны, функционально близки; обычно не отмечается,

чтобы один из них как-то изменял свою грамматическую форму под влиянием

другого.

Примеры подчинительной связи: ножка стола, подушка из пуха, пуховая

подушка, читаю книгу, читаю вслух. Здесь отношения неравноправные: один

элемент (ножка, подушка, читаю) является главенствующим, определяемым (в

широком смысле), другой элемент (...стола, ...из пуха, пуховая, ...книгу,

...вслух) — подчиненным, зависимым, определяющим, уточняющим значение

первого.

Элементы здесь либо вообще нельзя поменять ролями (например, в читаю

книгу, читаю вслух), либо нельзя поменять ролями без коренного изменения

смысла (пух из подушки имеет другое значение,; чем подушка из пуха, ср.

брат учителя и учитель брата). В русском и во многих других языках выбор

грамматической формы подчиненного слова (если оно многоформенное) обычно

диктуется формой или фактом наличия слова главенствующего. Впрочем, как мы

увидим, маркировка подчинительной связи может даваться и в главенствующем

слове. Некоторые лингвисты называют словосочетания с подчинительной связью

синтагмами.

В связной речи синтаксические связи взаимно переплетаются, причем

подчинение используется шире и играет более существенную роль в организации

высказывания, чем сочинение.

Синтаксической функцией данной единицы (слова, устойчивого словосочетания)

называется отношение этой единицы к тому целому, в состав которого она

входит, ее синтаксическая роль в предложении или в переменном

словосочетании. Имеются в виду функции членов предложения, а также вставных

элементов речи (вводных слов, обращений) и т. д. Способы формального

выражения синтаксических связей и синтаксических функций:

А. Выражение синтаксических связей и функций с помощью форм слова, т. е.

морфологическим путем. Сюда входят: 1) согласование, 2) управление.

1. Согласование состоит в повторении одной, нескольких или всех граммем

одного слова в другом, связанном с ним слове. Сюда относится согласование

сказуемого с подлежащим в русском и многих других языках, например: Я

читаю. Ты читаешь. Она поет, Мы работаем и т. д. (в глаголе повторены

граммемы лица и числа, содержащиеся в подлежащем); Он читал. Она писала.

Они работали, Книга оказалась интересной, Книги оказались интересными (в

сказуемом повторены граммемы рода и числа) и т. д. Согласование широко

используется как средство выражения определительных связей, причем граммемы

определяемого (господствующего) слова повторяются в определяющем. В русском

языке в этом случае повторяются граммемы рода, числа и падежа: новая книга,

новую книгу, о новой книге, новые книги и т. д. Особое использование

согласования наблюдается при замене слова-названия словом-заместителем,

например «Брат купил книгу. Она оказалась интересной» (повторение в слове-

заместителе граммем рода и числа).

2. Управление состоит в том, что одно слово вызывает в связанном с ним

другом слове появление определенных граммем, не повторяющих, однако,

граммем первого слова. Управление широко используется как средство

выражения подчинительных связей. Таак, переходный глагол требует в русском

и во многих других языках постановки дополнения в винительном падеже

(«читаю книгу. другие разряды глаголов управляют другими падежами без

предлогов — дательным («радуюсь весне»), родительным («добиваюсь

результатов», «лишился покоя», «хотел добра»), творительным («шевелю

губами», «казался счастливым») и различными предложными сочетаниями

(«бороться против пошлости», «участвовать в концерте и т. д.). Постановки

зависимых от них слов в определенных падежах и с определенными предлогами

требуют и другие слова — существительные (ср. «жажда знаний», «исключение

из правила»), прилагательные («полный сил», «довольный покупкой», «склонный

к авантюрам»), наречия («наравне со мной»), неглагольные предикативы («было

жаль беднягу»). Свои особенности управления имеют (в частности, в русском и

других славянских языках) отрицательные предложения (ср. пишу стихи — не

пишу стихов).

Б. Выражение синтаксических связей и функций с помощью аранжировки

(порядка слов). Различаются следующие случаи.

1. Соположение (т. е. постановка рядом) того, что связано по смыслу,

выражение смысловой связи слов через их позиционную близость. Когда

соположение оказывается единственным средством обозначения синтаксической

связи, его называют позиционным примыканием. Ср. в русском языке примыкание

наречия: "Он громко спорил, долго не соглашался, но наконец уступил»;

«Очень старательный, но неопытный»; «Старательный, но очень неопытный» и т.

д.; в английском— примыкание прилагательного-определения к

существительному: an English book 'английская книга', a sweet smell

'сладкий запах', red. roses 'красные розы'.

2. Тенденция к закреплению определенных мест в предложении за

определенными членами предложения наблюдается во многих языках, однако там,

где члены предложения четко разграничены морфологическими средствами,

тенденция эта может постоянно нарушаться. Именно такова картина в русском

языке: рядом с наиболее привычным «прямым» порядком слов (подлежащее —

глагол — дополнение) широко представлена инверсия, или «обратный» порядок в

разных вариантах. Например, не только Отец любит дочку, но еще пять

разновидностей: Дочку любит отец. Отец дочку любит. Дочку отец любит. Любит

отец дочку и Любит дочку отец. Но иногда и в русском языке роль порядка

слов в разграничении членов предложения оказывается решающей, например,

если у существительных, выступающих в качестве подлежащего и дополнения,

именительный падеж совпадает с винительным: Мать любит (любила) дочь. Весло

задело (заденет) платье. Бытие определяет сознание. Мотоцикл обгоняет

(обогнал) грузовик и т. д. Во всех этих предложениях ни окончания падежей,

ни согласование глагола не указывают, которое из двух существительных

является подлежащим. Только порядок слов заставляет нас понимать первое

существительное как подлежащее, а второе — как прямое дополнение.

В примерах такого типа инверсия подлежащего и дополнения либо вовсе не

применяется, либо возможна лишь в особых случаях, когда разграничение этих

членов предложения обеспечивают какие-то дополнительные факторы:

параллелизм построения соседних предложений (поддержанный параллелизмом

интонационным) в примерах типа «В этой семье сына любит отец, а дочь любит

мать» (мать остается подлежащим) либо лексические значения слов,

подсказывающие одно определенное направление связи как единственно

естественное («Весло порвало платье», с инверсией — «Платье порвало весло»,

поскольку платье рвется, а весло нет). В языках, в которых падеж

подлежащего и падеж дополнения не разграничиваются морфологически у всех

или у громадного большинства слов, определенный порядок следования этих

членов предложения уже не является только «тенденцией». Он становится

обязательным правилом, и мы говорим, что для данного языка характерен

фиксированный порядок слов. Так, в англ. The father loves the son 'Отец

любит сына' или фр. Le pere aime le fits с тем же значением инверсия

подлежащего и дополнения невозможна (перестановка соответствующих слов

создаст другой смысл: 'сын любит отца'), хотя некоторые другие виды

инверсии (выдвижение в начало предложения обстоятельства времени,

обстоятельства места, косвенного дополнения и т. п.) в этих языках

встречаются.

3. Порядок слов характеризует типы предложений. Так, в русском и в

некоторых других языках в бессоюзных условных придаточных предложениях

глагол всегда ставится на первое место:

«.Назвался груздем, полезай в кузов» (т. е. «Если назвался...»), «Окажись

он поблизости, все обошлось бы благополучно» (т. е. «Если бы он

оказался...») и т. д. В немецком языке в главном предложении собственно

глагол стоит на втором месте, а в придаточном предложении (кроме бессоюзных

условных) — на самом конце. В ряде языков в общевопросительном предложении,

т. е. таком, которое содержит запрос о правильности или ложности некоторого

допущения и рассчитано на ответ да или нет, глагол всегда выдвигается на

первое место. Ср. повествовательное и общевопросительное предложения: англ.

«The house has a garden» 'При доме есть сад' — «Has the house a garden?»

'Есть ли при доме сад?', нем. «Er kommt morgen» 'Он придет завтра' —

«.Kommt er morgen?» 'Придет ли он завтра?' В русском языке, как показывают

переводы примеров, такое изменение порядка слов тоже наблюдается, но оно не

стало у нас обязательным правилом.

29. Грамматическая структура предложения. Члены предложения.

В синтаксисе простое предложение – центральная единица. Простые

предложения подразделяется на коммуникативные типы: повествовательное,

вопросительное, побудительное, восклицательное. По характеру выражения

отношения к действительности предложения делятся на утвердительные

(утверждаются как реальные) и отрицательные (утверждаются как нереальные).

По наличию или отсутствию второстепенных членов выделяют распространенные и

нераспространенные предложения.

Сложное предложение представляет собой объединение по определенным

грамматическим правилам двух или более предложений на основе той или иной

грамматической связи. Связь частей сложного предложения осуществляется при

помощи:

1. интонации

2. союзов (сочинительных и подчинительных)

3. союзных слов (знаменательные слова, которые служат средством связи

придаточного предложения с главным и выполняющие одновременно функцию

члена предложения):

а) местоимения (то, что, который, чей, сколько)

б) наречия (где, когда, откуда).

В русском языке союзные слова могут совпадать по звучанию, т.е. могут

быть омонимами: что – союз, что – союзное слово. Например, Я думаю, что все

придут на лекцию, здесь что выступает как союз , Всего, что знал еще

Евгений, в этом случае что выступает как союзное слово в роли дополнения.

It was late when he came home (союз), I don’t know when he came (союзное

слово).

Союз как тождественен союзу что: Все смотрели, как (что) студенты пишут.

Предложения в зависимости от средства связи делятся на союзные,

бессоюзные, сложноподчиненные, сложносочиненные.

Главные члены предложения являются центром структуры, его ядром, образуют

минимальную структуру предложения. Чтобы передать сообщение в русском языке

достаточно наличие субъекта и предиката. Без второстепенных членов

предложение является ущербным.

Подлежащее – грамматически независимый член предложения, обозначающий

предмет или явление. В роли подлежащего выступает существительное. Однако в

роли подлежащего может употребляться любая субстантивированная форма,

например Больной выздоравливает. В русском языке в роли подлежащего могут

выступать и несубстантивированные формы, например Курить вредно.

Сказуемое – главный член предложения, формально зависящий от подлежащего.

Сказуемое обозначает процессный или бытийный признак предмета, который

выражен подлежащим. В роли сказуемого выступают глагол, существительное,

прилагательное.

Второстепенные члены предложения:

1. Определение – грамматически зависимый член предложения, поясняющий

любой член предложения с предметным значением, обозначающий признак

качества или свойства предмета. В роли определения выступает

прилагательное и притяжательное местоимение. (Наш сад. Пишущий

студент).

Все определения согласованные, они связаны с определенным существительным

по способу согласования. Они согласуются с определенным словом в падеже и

числе.

Существуют несогласованные определения, т.е. по способу управления или

примыкания. Несогласованные определения выражаются всегда именем

существительным в косвенном падеже Улицы города. В роли несогласованных

определений могут выступать: прилагательные в сравнительной степени

(материал покрепче), наречиями (рубашка навыпуск), инфинитивом,

устойчивым словосочетанием (лошадь серой масти).

2. Дополнение – грамматически зависимый член предложения, поясняющий

любой член предложения со значением действия, предмета, признака.

Основной вид связи – управление. В роли дополнения выступает имя

существительное в косвенном падеже. Дополнение может быть прямым и

косвенным.

3. Обстоятельство – грамматически зависимый член предложения, выполняющий

функцию выяснения членов предложения со значениями действия, признака.

Обстоятельство выражается наречием или существительным с предлогом и

без него. (Идти полем, Плыть по реке). Выделяют обстоятельства

времени, образа действия, причины и т.д.

30. Актуальное членение предложения.

Кроме определенной формально-синтаксической структуры каждое предложение

(исключая однословные) характеризуется той или иной линейно-динамической

структурой, воплощающей его так называемое актуальное членение. Для того

чтобы уяснить себе эти понятия, сопоставим следующие русские предложения:

(1) В четверг я дам тебе книгу.

(2) Книгу я дам тебе в четверг.

(3) В четверг я дам книгу тебе.

(4) В четверг книгу дам тебе я.

(5) В четверг книгу я тебе дам.

Во всех пяти случаях говорится об одном и том же факте действительности;

все пять предложений передают одну и ту же вещественную информацию.

Содержание этой информации явствует из грамматической структуры данного

предложения и из его лексического наполнения, которые во всех пяти

вариантах остаются теми же. Во всех вариантах дам является сказуемым, я—

подлежащим, книгу — прямым дополнением, тебе — косвенным дополнением, а в

четверг — обстоятельством времени. Вместе с тем любой носитель русского

языка отчетливо чувствует, что каждое из пяти предложений отличается по

смыслу от четырех других. В чем же здесь дело? Какова природа этих

смысловых различий?

Совпадая по передаваемой ими вещественной информации, эти предложения

различаются по содержащейся в них актуальной информации. Цель, которую

ставит перед собой говорящий, здесь каждый раз другая. Избирая первый

вариант, он либо хочет сообщить о факте в целом, не выделяя особо отдельных

моментов либо, при более сильном ударении на последнем слове, подчеркнуть»

что даст он именно книгу (а не, скажем, конспект лекций и т. п.). Во втором

— четвертом вариантах выделяются другие моменты: что книга будет дана в

четверг (а не в другой день), будет дана адресату сообщения (а не другому

лицу), что даст ее именно говорящий (а не кто-либо другой). В пятом

варианте подчеркивается, что передача книги действительно состоится, что

факт этот будет иметь место непременно (такой вариант уместен, например, в

случае, если было высказано сомнение или был задан вопрос, будет или не

будет дана книга). Очевидно, варианты второй — пятый (и первый при

усиленном ударении на слове книгу) используются в тех случаях, когда

говорящий хочет информировать о какой-то стороне факта, в остальном уже

известного собеседнику. Только ради сообщения об этой еще неизвестной

стороне факта и реализуется данное высказывание. Таким образом, актуальная

информация есть как бы тот угол зрения, под которым подается вещественная

информация, то, без чего сама вещественная информация теряет свою

целенаправленность.

Актуальная информация передается линейно-динамической организацией

предложения, т.е. последовательностью его элементов и местом логического

ударения, а также использованием некоторых других грамматических и

лексических средств, обслуживающих членение предложения на две взаимно

соотнесенные части — так называемые тему и рему.

Тема — это то, что служит отправной точкой, своего рода «трамплином» для

развертывания актуальной информации и что обычно (но не всегда) в какой-то

мере известно адресату сообщения или самоочевидно для него. Рема — это то,

что сообщается о теме, что составляет «ядро» и основное содержание

высказывания.

В простейших случаях тема может совпадать с подлежащим, а рема (здесь

курсивом) — со сказуемым, например «Брат уехал», но нередко отношение

оказывается обратным: «Уехал брат» (ответ на вопрос «Кто уехал?»). Ср.

далее: «Молоко привезли», «У девочки грипп», «В доме кто-то был». Тема, как

правило, дана ситуацией общения или предшествующим контекстом и потому даже

может быть опущена без ущерба для понятности предложения (все приведенные

примеры можно превратить в неполные предложения, сохранив в них только

часть, набранную курсивом). Рема, напротив, не может быть опущена. Так,

если указание на лицо говорящего или собеседника не входит в рему,

соответствующее личное местоимение в им. п. в русском и в некоторых других

языках часто опускается: «Книгу дам тебе в четверг»; «Эту работу можете

закончить». Однако, если указание на лицо входит в рему, пропуск личного

местоимения — подлежащего абсолютно невозможен: «Книгу Дам тебе я»; «Работу

закончишь ты».

Иногда рема целиком состоит из одного только нового, неизвестного для

собеседника: «Секретаря зовут Михаил Семенович»; «Сойдите на четвертой

остановке». Часто, однако, рема содержит элементы, уже известные, и новизна

заключается только в их соотнесении с темой: «Это сделаю я»; «Я еду в

Москву».

Существуют предложения, в которых и тема и рема состоят из «нового»

(обычно в начале речи), например «Жили-были дед и баба»; «Однажды играли в

карты у конногвардейца Нарумова» (первые слова «Пиковой дамы» Пушкина). В

русском языке в подобных предложениях глагол часто стоит на первом месте

или, во всяком случае, предшествует подлежащему. В языках с фиксированным

порядком слов нередко перед глаголом ставится «формальное подлежащее», а

основное подлежащее (являющееся ремой) следует за глаголом: нем. «Es war

einmal ein Konig» 'Жил-был однажды король'.

В связном повествовании, в диалоге и т. д. рема предшествующего

предложения обычно становится темой последующего.

В рассмотренных до сих пор примерах тема линейно предшествует реме.

Такую последовательность чешский языковед В. Матезиус (1882—1945),

разработавший основы теории актуального членения предложения, называл

«объективным порядком», при котором «мы движемся от известного к

неизвестному, что облегчает слушателю понимание произносимого». Существует

и обратный порядок — «субъективный» (по Матезиусу), когда рема выдвигается

в начало, что придает ей особую значимость. В этом случае предложение

всегда характеризуется особым интонационным контуром, специальным

подчеркиванием ремы, а в плане содержания — большей эмоциональностью и

экспрессивностью. Ср. «Я дам тебе книгу» — с усиленным ударением на я.

Помимо интонации и порядка слов есть и другие средства передачи

актуальной информации: некоторые лексические элементы (усилительно-

выделительные частицы, местоимения), специальные синтаксические

конструкции, артикли, залоговые трансформации (например, замена актива

пассивом и наоборот) и т. д.

Так, частица даже выделяет и подчеркивает рему: «Даже она этого не

знала»; «Она даже этого не знала»; «Она этого даже не знала»; а

энклитическая частица -то иногда подчеркивает тему: «Я-то этого не знал»,

«Ему-то я говорил». Неопределенные местоимения чаще сопровождают рему, а

указательные — тему. Ср. «Такую (или эту, или вот какую) историю рассказал

мне один знакомый (или кто-то из друзей)».

Оборот с что касается оформляет тему («Что касается меня, то я этого не

знал»). А примером синтаксических конструкций, оформляющих рему, когда она

оказывается подлежащим в предложении, могут служить англ. that is he

who..., фр. c'est lui qui... и т. п., например «That was Mr. Brown who told

me this story» 'Эту историю рассказал мне мистер Браун'; «C'est moi qui ai

fini le premier» 'Первым закончил я'. Значительная распространенность

подобного выделительного оборота в ряде языков связана с тем, что в этих

языках порядок слов служит средством в первую очередь формально-

синтаксического членения предложения и лишь в очень ограниченных размерах

может привлекаться для передачи актуального членения. Подобным же образом

строятся выделительные конструкции для ремы, выступающей в функции других

членов предложения. Ср, фр. «C'est le style que j’ admire» 'Я восхищаюсь

стилем' (именно стилем, а не чем-либо другим.)

Употребление неопределенного артикля нередко характерно для ремы, а

определенного артикля — для темы. Ср. нем. «Die Tur offnete sich, und ein

Greis trat ins Zimmer» 'Дверь открылась, и в комнату вошел старик' — «Die

Tur offnete sich, und der Greis trat ins Zimmer» 'Дверь открылась, и старик

вошел в комнату'.

Замена залога может быть связана с изменением актуального членения

предложения. В английском предложении John loves Mary всегда, а в

аналогичном русском Ваня любит Машу при отсутствии логического ударения на

Ваня первое слово составляет тему или входит в нее. Если же по ситуации

темой должны быть Магу и Маша, а ремой John и Ваня, то в русском языке мы

можем изменить либо место логического ударения {Ваня любит Машу), либо

порядок слов (Машу любит Ваня), либо еще и залог (Маша любима Ваней),

причем последнее вовсе не обязательно. В английском языке изменение порядка

слов без изменения залога в данном случае невозможно, а потому

трансформация в пассив становится главным средством, с помощью которого

может быть передано изменение актуального членения: «Mary is loved by John»

(иной способ — использование приведенной выше выделительной конструкции

«That is John who loves Mary»). Сходным образом обстоит дело во

французском, немецком и в ряде других языков.